Договор с дьяволом в россии

В прошлой статье из цикла заметок об отечественном колдовстве мы немного поговорили об исторической обстановке на Руси в период смены религиозных систем. Поговорили действительно очень немного, так как эта тема почти не касается предмета нашего рассказа. Осталось добавить только несколько фрагментов.
Как мы уже говорили, Русь благополучно избежала духовного разносола позднего язычества и, относительно благополучно, приняла христианство. На этом этапе колдовским практикам, в том виде, в каком они были представлены в истории средневекового Запада, просто не откуда было взяться.
Вообще я встречал высказывания некоторых исследователей, которые утверждали, что демонология и колдовство в России возникли не ранее XVII века. На самом деле, это немного не верно. Дело в том, что персонажи низшей (если хотите, народной) демонологии были всегда. Просто в языческие времена они носили названия духов или богов. Демонология высшая – это совсем другое дело. Некоторые ее представители настолько серьезны, что принимают активное участие в изменении мирозданья. Например, волк Фенрир, который во время конца света на скандинавский манер, по поверьям того времени, не только победит верховного бога Одина, но и пожрет солнце.
Так вот. Как бы это печально не звучало для поклонников нашей «языческой самобытности», высшей структурированной демонологии до XVII века в России действительно не существовало. С этого же времени появляются первые упоминания о колдунах и ведьмах отечественного розлива.

Надо заметить, что механизм колдовства воспринимался нашими предками точно так же, как и их европейскими современниками. И цели, которые преследовали при помощи чародейства, были теми же.
Верили, что человек заключал договор с силами тьмы, после чего становился чернокнижником. Конечно, если договор заключался именно для этого, а не для тривиального обогащения, получения благосклонности очередной красавицы или отмщения недругу. Обычно, как и у наших западных соседей, искатель магических знаний обращался за помощью к старому и более опытному колдуну, который, если новичку удалось доказать серьезность своего намерения, проводил посвящение. Правда, в самой процедуре заключения такой сделки можно усмотреть существенные отличия.

Во-первых, в России никогда не встречалось бизнес-контрактов, подписанных самим Дьяволом. Типа:
«Всем, кто прочтет эту рукопись, я, Сатана, объявляю, что судьба Феофила изменилась. Теперь он мой вассал, что он и заверил на этой рукописи оттиском своего перстня и подписью своей кровью, ибо никакие чернила здесь силы не имеют».
(Из «Предания о Феофиле-экономе»).
Или:
«Я патер Лоис отрекаюсь (перечисление: от Бога, святых и пр.). Тебе же, Люцифер, коего я вижу пред собою, я отдаю себя со всеми добрыми делами, которые я буду творить (…). Сего ради я все сие подписываю и свидетельствую».
Дьявол ниже: «Я, Люцифер, обещаю моею подписью тебе, г-ну патеру Лоису Гофриди, дать силу околдовать дуновением уст всех жен и девиц, каких ты только пожелаешь. В чем и подписываюсь. Люцифер».
(«О призвании колдунов и колдуний», Париж, 1623 г.).

У нас нечистый не был приверженцем эпистолярного жанра, зато договоры, составленные от лица людей, зачастую имели почти поэтический оттенок:
«Темнозрачному адских пропастей начальнику и служителем его демоном вручаю душу и тело мое, ежели по моему требованию чините мне споможение будут. Кровию своею подписался Иван Робота» (текст договора 1749 г. орфография оригинала сохранена). (О. Д. Журавель, «Сюжет о договоре с дьяволом в древнерусской литературе», Новосибирск, 1996 г.).
В этой же работе можно найти и некую фабулу или, если хотите, определение договора с Сатаной: «Под сюжетом о договоре человека с дьяволом мы понимаем такой сюжет-архетип, основу которого составляет сочетание двух функций главных героев, формирующих основной конфликт – человека и дьявола. Основная сюжетная функция героя – отречение от Бога, основная сюжетная функция дьявола – наделение человека какими-то желанными для него благами».
Отсюда вытекает наше «во-вторых».

Во-вторых, в отличие от европейских соседей, которые через раз вызывали черта самостоятельно и иногда даже невольно, наши предки в подавляющем большинстве пользовались услугами тех, кто сам давно и активно общался с нечистым. И если на Западе заключающий сделку отказывался от Бога, Девы Марии и святых, то у нас отречение носило гораздо более всеобъемлющий характер. Вот пример типичного «отреченного» или «богоотметного» письма, которое фигурировало в деле некоего попа Макария ( 1765 г.):
«Стал не благословясь, пошел не перекрестясь из избы… к самому царю Сатане, к самой царице Сатониде; идут тридцать три беса, три дьявола, и аз раб Божий (имярек) отрицаюсь веры Христовой, и отца своего, и матери своей, и прирекаюсь вам сатанам, аз есмь, приимите меня, послужите мне, как вы служите царю своему Сатоне и царице своей Сатониде, подите к рабе Божьей… разжите ие, и душу в белом теле, черну печень, и горячую кровь». Сам же Макарий пояснил, что писал он, «чтобы Сатана и дьяволы ему служили, как он по оному письму станет кого к блудодеянию склонять» (орфография оригинала сохранена).
В те времена у нас печатный станок был недосягаем для простых смертных тем более для таких одиозных личностей, как чародеи (это вам не «передовая» и насквозь «просвещенная» Европа!). По этому, заклинания переписывались от руки, и часто собирались в «чернокнижные тетрадки». В одной из них, фигурировавшей в процессе 1730 года можно прочитать следующее:
«Отрекаюсь я, раб (имярек), и от отца своего, и от матери своей, и от роду, и от племени, и от всего света белого, истинно клятвою клянуся, и обещаюся, и прирекаюся всею мыслию своею ко тебе, творцу и царю своему Сатоне, и ко всем угодникам твоим диаволом… и нарекаюся тебе быти сыном и угодником».

Надо сказать, что в процессе заключения договора с Дьяволом мы почти всегда сталкиваемся с неким мотивом начала новой жизни. В средневековых способах вызова нечистого это было отражено в использовании предметов, никогда не бывших в употреблении (новый нож, пергамент или шкура молодого животного, некрещеный младенец или девственница).
На Руси этот мотив заключался в отказе от всего, что связывало человека с его обычным жизненным укладом. Отрекаясь от Бога, церкви, семьи, друзей и рода, новоиспеченный чародей добровольно вычеркивал себя не только из церковного прихода, но и из общества в целом. Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять: на такое соглашение шли в основном отщепенцы, говоря языком Маркса, люмпены и прочие деклассированные элементы. Можно вспомнить, хотя бы, Басаврюка из «Вечера на кануне Ивана Купалы» незабвенного Николая Васильевича Гоголя, чьи произведения были основаны на народных сказаниях. Это был:
«Человек, или, лучше, дьявол в человеческом образе. Откуда он, зачем приходил, никто не знал. Гуляет, пьянствует и вдруг пропадет, как в воду, и слуху нет. Там, глядь – снова будто с неба упал, рыскает по улицам села (…) Пристанет, бывало, к красным девушкам: надарит лент, серег, монист – девать некуда! (…) на другую же ночь и тащится в гости какой-нибудь приятель из болота, с рогами на голове, и давай душить за шею, когда на шее монисто, кусать за палец, когда на нем перстень, или тянуть за косу, когда вплетена в нее лента. Бог с ними тогда, с этими подарками!».

Считалось, что при заключении договора, человек, особенно решивший стать на путь колдовства, получал как бы некое сатанинское «крещение», при помощи которого он становился своим для темных сил. В России верили, что для такого посвящения дьяволопоклонник должен и вести себя соответствующе. Это было, так называемое, «перевернутое» поведение, не характерное для остальных людей. Вот что рассказывала жена колдуна Якова Ярова (дело 1740 г.):
муж ее «зашед за поволоку, где имелись святые образа, поставил их ликом к стене; молился на запад, левою рукою ниц; ложась спать и вставая, водой не умывался, образам не поклонялся, креста на себе не имел».
Традиционно считали, что такие действия способны привадить беса. Убедить его, что гражданин его вызывающий свой в доску и с ним можно иметь дело.
Подведем небольшой итог.

Итак, на Руси, а потом и в России верили, что человек, желающий пообщаться с демоном, должен был:
Избрать правильное время и место. В Европе Дьявол мог спокойно заявиться на дом или возникнуть в любом другом месте по желанию вызывающего. У нас черт вовсе не был настолько свободен в передвижении. Конечно, перекрестки дорог были излюбленным местом сбора и европейской, и отечественной нечисти. Но что делать, если до ближайшего перекрестка можно было несколько часов топать? В таком случае, подходило старое кладбище, заброшенный дом (особенно тот, где ранее произошло какое-либо злодеяние) или баня. Тогда на Западе бань не было вообще (вот и косили народец всякие инфекции), по этому, тамошние демономаны были лишены такого универсального места. Ведь кроме бытового назначения, в народном представлении баня была местом страшным и мистическим. В ней никогда не вешали икон, обычно ее не освящали, а в парилке приходилось даже снимать нательный крест, дабы не получить ожог от разогревшегося металла. Где ж как не в бане вызывать нечистого?Так как почти всегда спать ложились рано (просто, когда стемнеет), то полночь считалась довольно поздним временем. Именно тогда, на рубеже перехода одного дня в другой, зачастую и являлся Дьявол. Есть авторитетное мнение, что эффективно вызывать беса в три часа ночи, в, так называемый, «час ведьм» (три часа, как насмешка над Св. Троицей), но в большинстве источников упоминается все же полночь.

Нужно было вести себя соответствующе. Крест снимали и клали в обувь под левуюпятку. Выражение «расхристанный» (сейчас означающее: грязный, неряшливый) в старину имело буквальное значение – человек, снявший с себя крест. Так же снимали ремень и вообще любой пояс, будь он на талии, на руке или на голове. Отсюда пошло слово «распоясанный», «распоясался». Дело в том, что поясам придавалось сакральное значение. Их считали как защитой от внешних колдовских воздействий, так и неким связывающим и контролирующим элементом. По этому, ношение такой вещи совершено не подходило для магических операций. По той же причине женщины распускали волосы, и развязывали все узелки на одежде. А бывало, что вызывали духов вообще нагишом. Если человек был все же в одежде, то рекомендовалось ее вывернуть наизнанку, а обувь переодеть с левой ноги на правую, а с правой на левую. Стоять полагалось на перевернутой ликом вниз иконе, лицом на Запад. Все жесты следовало делать левой рукой, читать задом наперед молитвы (особенно «Отче наш») и плевать через правое плечо. Верили так же, что черт охотно придет к тому, кто совершает святотатственные действия с церковной свечой, причастием, с освященной вещью, Библией или Псалтирью.

Договор подписывался так же, как и в Европе. Так колдун Андрей Тимофеев, обучая некоего Крылова (дело 1752 г.) писать богоотметную записку:
«взяв из ворота кафтана своего иглу, проткнул ему, Крылову, левой руки мизинца на первом составе тело до крови и велел той кровью ему, Крылову, на том письме подать тако: «Я, Петр, подписал сие своей рудою». (сохранена орфография первоисточника).

Несколько иначе могло обстоять дело с ведьмами. Может быть потому, что по всеобщему мнению, женщина была более склонна ко всякого рода чародействам, Сатана не требовал от неофиток серьезных доказательств своих намерений. Достаточно было (особенно в Малороссии) появиться на шабаше, где старшая, наиболее опытная ведьма представляла Дьяволу свою ученицу, и произнести определенные обещания.
По некоторым сведениям, после такого знакомства бес собственноручно записывал новую ведьму в специальную черную книгу, а ей вручал тоже книгу, только колдовскую. Бытовали мнения, что Сатана дарил колдунье не только специальную литературу, но и некий мешок или ларец со всем потребным.
«Там были человеческие кости и волосы, нетопыри и жабы, скидни змеиной кожи, волчьи зубы, чертовы пальцы, осиновые уголья, кости черной кошки, множество разных невиданных раковин и… Всего нельзя припомнить».

Издревле в народе считали, что люди определенных занятий были наиболее склонны к заключению договора с нечистью. Это были мельники, пастухи, охотники и содержатели питейных заведений. С первыми тремя – все понятно. Это были те, кто по роду своей деятельности, постоянно сталкивался с природными стихиями. Мельник – с водой (часто говорили, что удачливый мукомол имеет у себя в услужении водяного), пастух или охотник – первый кандидат для заключения контракта с лесным и/или болотным чертом. А вот если богател кабатчик, то рано или поздно появлялась молва, что бес ему ворожит. Ибо торговля спиртным всегда почиталась не богоугодным ремеслом. Из-за этого, особенно на Украине, держателями распивочных (шинков) были евреи.

Слух о том, что кто-то продал душу Дьяволу, мог возникнуть, если, к примеру, обычный крестьянин (работник, ремесленник) внезапно становился обладателем серьезного капитала. Спрашивается, откуда взял? Зачастую народ долго не размышлял: либо ограбил кого, либо клад нашел, либо просто черт принес.
Кстати, если отбросить примитивную уголовщину, «черт принес» и «клад нашел» считалось почти синонимами. Ведь было доподлинно известно, что клады охраняются бесами и обычному человеку, не вступившему с ними в некие отношения, ни за что не добыть сокровища.