История магии Элифас Леви

Гомер почти не упоминает о жречестве, потому что прорицатель Калхант не является ни верховным понтификом, ни великим иерофантом. Он выглядит состоящим на службе у царей, оглядывающимся на их возможную ярость и он не осмеливается говорить правду Агамемнону, пока не умолит о покровительстве Ахилла. Так он внес разлад между этими вождями и принес несчастье войску. Все рассказы Гомера содержат важные и глубокие уроки; в данном случае он пытался внушить грекам необходимость служения богам, чтобы быть независимым от преходящих влияний. Каста жрецов должна была быть ответственной лишь перед верховным понтификом и. верховный жрец недееспособен, если чьей-то короне будет не хватать его тиары. Так он может быть равным земным владыкам, он должен быть сам временным царем благодаря своей божественной миссии. Гомер мудро говорит нам, что слабость жречества есть нечто такое, что нарушает равновесие, государств.
Другой прорицатель, Феоклимен, который появляется в «Одиссее», играет роль почти паразита, не очень дружелюбно оказывающего гостеприимство женихам Пенелопы, давая бесполезные предупреждения, и благоразумно удаляющегося перед волнениями, которые он предвидел.

Существует пропасть между этими предсказателями хорошей и плохой судьбы и символами, таящимися в своих святилищах невидимыми, к которым приближались в страхе и дрожи. Наследницы Цирцеи уступали ищущим; силу или тонкость надо было использовать, чтобы войти в их убежища, где они должны были ухватиться за волос, угрожать мечом и следовать к фатальному треножнику. Тогда, краснея и бледнея попеременно, содрогаясь, со вздыбленными волосами, они бормотали несвязные слова, выбегали в бешенстве, писали на листьях деревьев отдельные высказывания, составляющие, собранные вместе, пророческие стихи, и пускали эти листья по ветру. Затем они запирались в своих убежищах и игнорировали всякие дальнейшие обращения. Прорицание, произведенное подобным образом, имело только значений, сколько возможных комбинаций содержали такие записи. Если листья содержали иероглифические знаки вместо слов, то интерпретаций их было еще больше, поскольку предсказания так же определялись их комбинациями; этот метод впоследствии использовался в гаданиях геомантов с помощью чисел и геометрических фигур. Этому следуют также адепты картомантии, которые используют великий магический алфавит Таро, по большей части не будучи знакомыми с его значениями. В таких операциях случайность лишь выбирает знаки, на которых интерпретатор основывает свое вдохновение или отсутствие исключительной интуиции и второго зрения, фразы указываются комбинациями священных букв или откровениями комбинируемых фигур пророчества в соответствии со случаем. Недостаточно комбинировать буквы, каждый должен знать, как читать.

Картомантия в собственном ее понимании есть консультация с духами с помощью букв, без некромантии или жертвоприношений: но она предполагает хорошего медиума; это, однако, опасно и мы никому не рекомендуем этим заниматься. Не достаточно ли памяти о наших прошлых неудачах, чтобы наполнять горечью страдания сегодняшний день и должны ли мы перегружать их всеми тревогами будущего, принимая участие в продвижении катастроф, которых можно избежать?

Глава V. ТАИНСТВА ДЕВСТВЕННОСТИ
Римская империя, была преображенной Грецией. Италия была Великой Грецией, и когда эллинизм формировал свои догмы и таинства, воспитание детей волчицы стало его очередной задачей: на сцене появился Рим.
Отличительной чертой инициации, сообщенной римлянам Нумой, было характерное значение, приписываемое женщине, пришедшее из Египта, который почитал Верховное Божество под именем Исиды. Греческим богом инициации был Иакх, завоеватель Индии, блестящее андрогинное существо, носящее рога Амона; Пенфей, держащий священный кубок и разливающий повсюду вино всеобщей жизни, Иакх, сын грома, покоритель тигров и львов.

Когда вакханты забыли Орфея, мистерии Вакха были профанированы, и под римским именем Бахуса он почитался лишь как бог опьянения. Нума получил свое вдохновение от Эгерии, богини тайны и уединения.
Его посвящение было вознаграждено; Эгерия открыла ему, какие почести следовало воздавать матери богов. После этого посвящения он воздвиг круглый храм с куполом, внутри которого горел огонь, который никогда не разрешалось выносить наружу. Огонь поддерживался четырьмя девственницами, называемых весталками, и пока люди верили в их непорочность, они пользовались исключительным почетом, но с другой стороны, их падение наказывалось с исключительной строгостью. Честь девушки есть также честь матери и святость каждой семьи зависела от сознания девственной чистоты как возможной и святой вещи. Здесь уже женщина освобождается от старых уз; она теперь не восточная рабыня, а домашнее божество, охранительница сердца и чести отца и супруга. Рим, таким образом, стал святилищем морали, а также царем народов и столицей мира.

Магические предания всех времен приписывают сверхъестественные и божественные качества состоянию девственности. Пророческие откровения превозносят его, в то время как ненависть к невинности и девственности побуждала Черную Магию приносить в жертву детей, чья кровь, тем не менее, рассматривалась как священная и искупительная ценность. Противостоять обольщению рождения означает преуспеть в покорении смерти, и высшее целомудрие было самым славным венцом для иерофантов. Обрести жизнь в человеческих объятиях означает найти корни в могиле. Девственность есть цветок так тесно связанный с землей, — что когда ласки солнца вытягивают его вверх, он отделяется без сопротивления и улетает как птица.

Священный огонь весталок был символом веры и чистой любви. Если по преступной небрежности весталок огонь угасал, его можно было возродить лишь солнечными лучами или молнией. Он возобновлялся и освещался в начале каждого года, этот обычай повторяется нами в канун Пасхи.
Христианство сурово отрицало приятие всего, что было прекрасным в предшествующих формах культа; оно является последним видоизменением универсальной ортодоксии и как таковое оно сохраняет все, относящееся к ней, в то же время отбрасывая устрашающую практику и бесполезные суеверия.

Более того, священный огонь представлял любовь страны и религию сердца. Согласно этой религии и во имя неприкосновенности брачного святилища принесла себя в жертву Лукреция. Лукреция олицетворяет все величие древнего Рима; она, несомненно, могла бы избежать самоубийства, предоставив память о себе клевете, но хорошая репутация есть благородство, которое обязывает. В вопросах чести скандал более предосудителен, чем неосторожность. Лукреция возвысила свое достоинство благородной женщины к высотам священничества, выстрадав нападение так, что она могла искупить и отомстить за это. В память об этой блистательной римской жене, высшая инициация в культ отечества и сердца была доверена женщинам, мужчины исключались. Таким образом им было дано познать, что верная любовь есть то, что вдохновляет на самые героические жертвы. Они познали, что действительная красота человека — это героизм и величие. Покинуть любя того, кому были отданы цветы юности, — это величайшее горе, которое может разбить сердце благородной женщины, но оглашать это повсюду означает осквернить прежнюю невинность, отречься от честности сердца и чистоты сердца, это последний и самый непоправимый позор.

Такова была религия Рима; магии такого морального кодекса он обязан всем своим величием и когда брак перестал быть священным, наступил его упадок. В дни Ювенала мистерии Доброй Богини были мистериями такой нечистоты, о которой едва ли можно говорить. Женщины, предающиеся таким оргиям, предают себя. Полагаем, что обвинение справедливо, потому что все кажется возможным после правления Нерона и Домициана, мы можем только заключить, что чистое царствование матери богов было позади и оно уступало место популярному, универсальному и более чистому культу Марии, Матери Божьей.

Посвященный в магические законы и знающий магнетическое влияние общественной жизни, Нума учредил коллегий священников и авгуров. Это была первая идея конвенциальных учреждений, которые являются одной из величайших сил религии. Задолго до этого еврейские пророки были связаны симпатическими связями, молясь и вдохновляясь совместно. Кажется, что Нума был знаком с традициями Иудеи; его фламины и салии приводили себя в состояние экзальтации движениями и танцами, напоминая действия Давида перед Ковчегом. Нума не установил новых оракулов, предназначенных для конкуренции с дельфийским, но он специально наставлял своих священников в искусстве авгуэов; это означает, что он знакомил их с теорией представления и второго зрения, определяемых тайными законами Природы. Мы презираем сегодня искусство заговаривания и знамения, потому что мы утратили глубокую науку света и универсальные аналогии его отражений. В своей очаровательной сказке о Задиге, Вольтер описывает в светской и шутливой манере чисто естественную науку прорицания, но она не становится от этого менее чудесной, предполагая, что это дает исключительное удовольствие наблюдения и такую мощность заключений, которая избежит ограниченной логики черни. Говорят, что Парменид, учитель Пифагора, попробовав на вкус весеннюю воду, предсказал предстоящее землетрясение. Это обстоятельство не является экстраординарным, потому что наличие битуминозных и серных примесей в воде могло помочь философу установить подземную активность в этом районе. Вода иногда может быть необычно бурной. Полет птиц может предсказать суровую зиму и некоторые атмосферные явления можно предсказать, наблюдая за органами пищеварения и дыхания животных. Кроме того, физические возмущения воздуха редко не имеют причин морального характера. Революции проявляют себя как феномены сильных штормов; глубокое дыхание народов колеблет сами небеса. Удача приходит соответственно с электрическими токами, и цвета живого света отражают движения молнии. "В воздухе что-то есть" — говорит толпа с ее особенным пророческим инстинктом. Заговариватели и авгуры знали, как читать знаки, которые свет начертал повсюду и как интерпретировать символы астральных движений и обращений. Они знали, почему птицы летают в одиночку или стаями, под влиянием чего они двигаются к югу или северу, востоку или западу, что мы сегодня как раз не можем объяснить, хотя и издеваемся над авгурами. Очень легко издеваться и очень трудно учиться должным образом.

Из-за такой предубежденной недооценки и отрицания непонятного, люди способные, как Фонтенель, и ученые, как Кирхер, написали столь несдержанные вещи о древних оракулах. Все есть хитрость и фокусы для строгих умов этого склада. Они предполагали наличие статуй-автоматов, скрытые переговорные трубы и искусственное эхо в подземельях каждого храма. К чему эта вечная клевета на святилища? Неужели у священников не было ничего кроме мошенничества? Разве невозможно найти людей чести и веры среди иерофантов Цереры или Аполлона? Или они были обмануты подобно последнему? И тогда как случилось, что обманщики продолжали их дело столетиями, не выдавая себя? Недавние эксперименты показали, что мысли могут быть перенесены, записаны и напечатаны лишенным помощи Астральным Светом. Таинственные Духи еще пишут на наших стенах как на пиру Валтасара; не будем забывать мудрого наблюдения ученого, который несомненно не может быть обвинен ни в фанатизме, ни в легковерии: "Вне чистой математики" — сказал Араго, — "тому, кто произносит слово «невозможно», недостает осторожности".

Религиозный календарь Нумы основывался на календаре Магов; это последовательность праздников и мистерий, напоминающая во всех отношениях секретное учение посвященных и совершенным образом приспособившая публичные отправления культа к универсальным законам природы. Его расположение месяцев и дней было сохранено консервативным влиянием христианского перерождения. Так же, как римляне при Нуме, мы чтим умеренностью дни, посвященные памяти рождения и смерти, но для нас день Венеры освящен искуплением Голгофы. Мрачный день Сатурна, в течение которого наш инкарнированный Бог спал в могиле, но затем воскрес, и жизнь, которую он обещал, притупят косу Хроноса. Месяц, который римляне посвящали Майе, нимфе юности и цветов, юной матери, которая улыбается первым плодам года, теперь посвящается нами Марии, мистической розе, лилии чистоты, небесной матери Спасителя. Таким образом, наши религиозные представления стары как мир, наши праздники подобны праздникам предков, потому что Искуситель христианского мира пришел не для того, чтобы подавить символические и священные красоты старой инициации. Он пришел, как сказал Он Сам, чтобы в соответствии с метафорическим законом Израиля, осуществить и исполнить все.

Глава VI. ПЕРЕЖИТКИ
Пережитки — это религиозные формы, пережившие утрату идей. Некая истина, ставшая неизвестной, или истина, изменившая свои аспекты, является началом и объяснением всего. Французское слово superstition происходит от латинского superstes (свидетель, оставшийся в живых) и означает то, что пережило; таковы мертвые остатки знаний или взглядов.
Управляемые скорее инстинктом, чем мыслью, большинство людей остаются верными идеям через созерцание форм и они с трудов меняют свои привычки. Попытка разрушить пережитки кажется им всегда атакой на саму религию и потому св. Григорий, один из отцов христианской церкви, не пытался подавлять старую практику. — Он рекомендовал своим миссионерам очищать, а не разрушать их, говоря: "Пока люди будут держаться своих старых мест поклонения, они будут поклоняться им в силу привычки и поэтому их будет легче привести к почитанию истинного Бога". Он сказал также: "Бретонцы установили дни праздников и жертвоприношений; оставьте им радость их праздников, чтобы из язычества вытащить их мягко и последовательно под сень Христа".

Таким образом, речь идет о том, что старые религиозные понятия следует изменить священными таинствами с соответствующим изменением наименований. Был, например, ежегодный пир Харистия, к которому вызывались духи прародителей, совершая этим акт веры в универсальную и бессмертную жизнь. Евхаристия (причащение) или божественная Харистия заменила этот древний обычай, и мы сообщаемся, обмениваясь пасхальными куличами, со всеми нашими друзьями на небесах и на земле. Поддерживая старые пережитки таким переосмыслением, христианство вдохнуло душу и жизнь в дошедшие до нас знаки универсальных верований.

Наука Природы находится в таком тесном родстве с религией, что это дает нам возможность осознать, как секреты Божественного открываются людям и что наука магии еще живет нераздельно в иероглифических знаках и в живых традициях или пережитках, которые она оставила внешне не тронутыми. Например, наблюдение чисел и дней есть слепая реминисценция первобытной магической догмы. Если день посвящался Венере, то пятница всегда считалась несчастливой, потому что она символизировала таинства рождения и смерти. Никаких предприятий на пятницу евреи не возлагали, но они завершали в этот день всю недельную работу, имея в виду, что она предшествует субботе, дню обязательного отдыха. Число 13 следует за совершенным циклом из 12-ти чисел и представляет таким образом смерть, следующую за делами жизни; в еврейском символизме статья, относящаяся к смерти носит номер тринадцать. Разделение семьи Иосифа надвое принесло тринадцать гостей первому Агнцу Израиля в Обетованной Стране, означающих тринадцать племен, которые должны были разделить плоды Ханаана. Один из них был истреблен, будучи Вениамином, младшим сыном Иакова. Отсюда пошло предание, что когда за столом находится тринадцать человек, то младший из них должен вскоре умереть.

Маги воздерживались от мяса определенных животных и не касались крови. Моисей возвел эту практику в правило на том основании, что противозаконно съедать душу животных, которая содержится в крови. Она остается там после убоя, подобно фосфору сгущенного и испорченного Астрального Света, который может быть зародышем многих болезней. Кровь удавленных животных усваивается с трудом и предрасполагает к апоплексии и кошмарам. Мясо плотоядного животного также нельзя употреблять, из-за того, что оно возбуждает дикие инстинкты и всегда связано со вседозволенностью и смертью.

"Когда душа животного отделяется насильственно от тела", — говорит Порфирий, — "она не удаляется, но также, как у человеческих существ, которые умирают подобным путем, она остается по соседству с телом, она удерживается симпатией и не может быть уведена". Такие тела их видят свои души жалующимися. То же самое происходит с людьми, тела которых не погребены. Это к тому, что действия волшебников составляют преступления, когда они добиваются их повиновения, являясь хозяевами мертвого тела в целом или его части. Теософы, которые знакомы с этими мистериями, с симпатией душ животных к телам, от которых они отделены, и с тем удовольствием, с которым они приближаются к ним, строго запрещают использование определенных сортов мяса, чтобы мы не могли быть заражены чуждыми душами.

Порфирий добавляет, что даром пророчества можно овладеть, питаясь мясом ворон, кротов и ястребов; здесь мнение этого александрийского волшебника совпадает с опытом "Малого Альберта", но, подверженный пережиткам, он все же шел неправильным путем, удаляясь от науки.
Чтобы показать, секретные свойства животных, древние говорили, что в эпоху войны титанов боги принимали различные образы для того чтобы не быть обнаруженными, и что это доставляло им удовольствие. Так, Диана превращалась в волчицу, солнце — в быка, льва, дракона и ястреба; Геката — в лошадь, львицу и суку.

Имя Феребата было, согласно различным теософам, присвоено Прозерпине, потому что она жила под голубятней и эти птицы были обычными жертвами, которые жрицы Майи приносили этой богине, дочери прекрасной Цереры и кормилице рода человеческого.
Посвященные Элевсина воздерживались от домашних птиц, рыбы, бобов, персиков и яблок, а также от сношений с женщинами во время их беременности. Порфирий, от которого исходит эта информация, добавляет: "Тот, кто изучал науку видения, знает, что следует воздерживаться от всякого рода птиц, чтобы быть свободным от связи с вещами земными и найти место среди небесных богов". Но причины он не указывает.

Согласно Эврипиду, посвященные в тайный культ Зевса на Крите не прикасались к мясу; в хоре, адресованном царю Миносу, жрецы говорили следующее:
"Сын финикийской женщины из Тира, потомок Европы и великого Зевса, царь острова Крит, знаменитого сотнями городов, мы идем, к тебе, покидая храмы, построенные из дуба и кипариса, срезанного ножами, вожди чистой жизни, смотри, мы идем. Так как я был назначен в жрецы Зевса, я не участвую в ночных Вакханалиях, не ем полупрожаренного мяса, но я подношу свечки матери богов. Я жрец среди Куретов, одетый в белое; я держусь далеко от колыбелей людей; я избегаю также их могил; и я не ем ничего, что было бы оживлено дыханием жизни".

Мясо рыбы является фосфоресцентом и, следовательно, посвящается Афродите. Бобы раздражают и вызывают затмение ума. Для каждой формы воздержания, включая самые невероятные, может быть найдена глубокая причина, помимо всяких пережитков. Существует определенная комбинация видов пищи, которая противоречит гармонии природы. "Не вари козленка в молоке матери его" — сказал Моисей — предписание, которое относится и к аллегории и к мудрости основ гигиены.
Греки, подобно римлянам, но в меньшей степени, верили в предзнаменования. Было добрым знаком, когда змеи отведывали священные подношения; было к счастью или наоборот, если гром гремел справа или слева. Имелись предзнаменования в способе чихания и в других естественных слабостях, о которых говорить не будем. В "Гимне Гермесу" Гомер рассказывает, что когда бог воровства был еще в колыбели, он украл быков Аполлона, который схватил младенца и тряс его, чтобы заставить признаться в воровстве:

Тут пораскинул умом могучий Аргоубивец
и, так схватил его Феб, так сразу знаменье подал —
чревный ветр испустил зловонья бесстыжим посланцем
да вдобавок чихнул. Услышав сие и учуяв,
тотчас швырнул Апполон Гермеса преславного наземь,
рядом присел и, хоть поспешал безотложно в дорогу,
бранных слов не сдержал и молвил Гермесу глумливо:
"Ну-ка взбодрись, сосунок, Зевеса и Майяды отпрыск!
Во благовременьи я обрету и по этим приметам
тучных моих говяд — и ты же мне будешь вожатый!"

Для римлян все было предзнаменованием — камень, о который ударилась нога, крик совы, лай собаки, разбитый кувшин, старуха, которая первая посмотрела на вас. Все эти необоснованные ужасы исходили из той великой магической науки волшебства, которая не пренебрегает различного рода знаками, и от явления, на которое большинство не обращает внимания, поднимается ввысь через последовательность связанных причин. Эта наука знает, например, что некоторые атмосферные явления, которые заставляют собаку лаять, фатальны для некоторых больных, что появление и кружение ворон означает наличие непогребенного мертвого тела, что всегда является дурной приметой; места убийства и наказаний наполнены вороньими стаями. Полет одних птиц предвещает тяжелые зимы, в то время как другие, крича над морем, подают сигналы о приближающихся штормах. О тех, для кого наука различает неведение мелочей и обобщений: первые видят добрые предсказания везде, вторые боятся всего.

Римляне были великими толкователями снов; искусство их интерпретации принадлежит к науке живого света, к пониманию его направления и отражения. Люди, сведущие в трансцендентальной математике, хорошо знают, что не может быть изображения при отсутствии света, будь он прямым, или преломленным; точным вычислением они прибывают к источнику света и могут оценить его универсальную или относительную силу. Они берут в расчет также здоровье или болезненное состояние зрительного механизма, внешнего или внутреннего, и определяют, кроме того, деформацию или прямоту изображений. Для таких людей сны являются совершенным откровением, поскольку это подобие бессмертия в течение той ночной смерти, которую мы называем сном. Мы скачем над деревьями, танцуем на воде, вздыхаем над тюрьмами, и они падают; или, наоборот, мы тяжелы, печальны, преследуемы, пленены — согласно состоянию нашего здоровья и часто даже нашей совести. Все это полезно наблюдать, но что можно вынести оттуда нам, кто ничего не знает и не хочет учиться?

Всемогущее действие гармонии на возбуждение души и сообщение ей власти над чувствами было хорошо известно древним мудрецам; но то, что они использовали, чтобы успокаивать, искажалось чародеями, чтобы возбуждать и опьянять. Колдуны Фессалии и Рима верили, что луну можно убрать с неба варварскими стихами, которые они декламировали, и что от этого она меркнет и опускается к земле. Монотонность их декламаций, движение их магических жезлов, их кружение магнетизировали, возбуждали и приводили их в бешенство, в экстаз, доводили до каталепсии. В таком виде бодрствующего состояния они впадали в сон, видели могилы открытыми, воздух — наполненным тучами демонов, луну — падающей с небес.

Астральный Свет есть живая душа земли, материальная и фатальная, контролируемая в своих движениях и произведениях вечными законами равновесия. Этот свет, окружающий и пронизывающий все тела, может также приостанавливать свое действие и заставлять их вращаться вокруг некоего сильно поглощающего центра. Эти феномены не были достаточно проверены, хотя они воспроизводятся и в наши дни, доказывая истинность этой теории. Тому же естественному закону следует приписать магические вращения, в центре которых волшебники помещают самих себя. Этим объясняется зачаровывание птиц определенными видами пресмыкающихся и некоторые другие явления. Медиумы — это главным образом болезненные создания, в которых пустота открыта и которые так же притягивают свет, как бездны влекут воду водоворотов. Тяжелейшие тела при этом могут быть подняты как солома и унесены течением, такие отрицательные и неуравновешенные натуры, чьи бесформенные флюидические тела могут проявлять свою силу притяжения, обрисовывая таким способом дополнительные и фантастические фигуры в воздухе. Когда знаменитый медиум Хоум создавал руки без тел, его собственные руки были мертвы и холодны. Можно сказать, что медиумы — это феноменальные существа, в которых смерть видимым образом борется с жизнью. Как можно заключить в случае чародеев, предсказателей судьбы, они имеют дьявольский глаз и сосуд чар. Сознательно или бессознательно они являются вампирами, вытягивающими необходимую им жизнь, и нарушают равновесие света. Когда это делается сознательно, они преступники, которые должны быть наказаны, и в других отношениях они являются исключительно опасными субъектами, от которых деликатные и нервные люди должны быть аккуратно изолированы.

Порфирий рассказывает следующую историю о Плотине: "Среди придворных философов был некий Олимпий Александрийский, недавний ученик Аммония, желавший быть первым и потому не любивший Плотина; в своих нападках он даже уверял, что Плотин занимается магией и сводит звезды с неба. Он замыслил покушение на Плотина, но покушение это обратилось против него же; почувствовав это, он признался друзьям, что в душе Плотина великая сила: кто на него злоумышляет, на тех он умеет обращать собственные их злоумышления. А Плотин, давая свой обзор Олимпию, только и сказал, что тело у него волочилось, как пустой мешок, так что ни рук, ни ног не разнять и не поднять. Испытав не раз такие неприятности, когда ему самому приходилось хуже, чем Плотину, Олимпий наконец отступился от него".
Равновесие — это великий закон жизненного света; пролитое с силой и отраженное натурой более уравновешенной, чем мы сами, возвращается к нам с равноценным возбуждением. Поэтому горе тем, кто хотел бы использовать естественные силы на службе несправедливости, потому что Природа справедлива и ее реакции ужасны.

Глава VII. МАГИЧЕСКИЕ МОНУМЕНТЫ
Мы говорили, что древний Египет был сам по себе пантаклем и мог считаться содержащим весь древний мир в целом. В соответствии с тем как великие иерофанты старались утолить свою абсолютную науку, они пытались все более и более распространить и умножить свои символы. Треугольные пирамиды с квадратными основаниями символизировали метафизические, основанные на науке Природы. Символический ключ этой науки олицетворяли гигантские фигуры того чудесного сфинкса, который в своем многовековом бодрствовании у подножий пирамид глубоко вдавился в песчаное ложе. Семь великих монументов, называемых чудесами света, были сублимироваными комментариями на пирамиды и на семь таинственных ворот Фив. На Родосе был Пантакль Солнца, в котором бог света и истины символизировался человеческой фигурой, покрытой золотом; в правой руке он держал факел разума, а в левой — копье деятельности. Его ноги покоились на молах, представляющих вечное равновесие сил Природы, необходимости и свободы, активности и пассивности, постоянного и изменчивого, — одним словом, Геркулесовы столпы. В Эфесе находился Пантакль Луны, который являлся храмом Артемиды и был также подобием вселённой. Он представлял собой дом, увенчанный крестом, с квадратной галереей и круговой оградой, напоминающей щит Ахилла. Могила Мавсола также была Пантаклем; она была оформлена в виде лингама, имеющего квадратный цоколь и круговую ограду. В середине квадратной площади возвышалась усеченная пирамида, на которой находилась колесница с четверкой лошадей, запряженных крестообразно. Пирамиды были Пантаклем Гермеса или Меркурия. Олимпийский Зевс был Пантаклем этого бога. Стены Вавилона и цитадель Семирамиды были Пантаклем Марса. Наконец, Храм Соломона — этот универсальный и абсолютный пантакпь, способный заменить остальные — был для нееврейского мира страшным Пантаклем Сатурна.

Философскую семерку инициации, согласно воззрениям древних, можно обобщить как три абсолютных принципа, сводимых к одному принципу, и четырем элементарным формам, которые суть только одна форма, в целом устанавливающая единство, составляемое формой и идеей. Эти три принципа таковы:
(1) Бытие есть бытие; в философии это означает идентичность идеи и того, что есть, или истины; в религии — это первый принцип. Отец.
(2) Бытие реально; это означает в философии идентичность знания и того, что есть, или реальность; в религии — это Логос Платона. Демиург, Слово.
(3) Бытие логично; в философии это означает идентичность разума и реальности; в религии это — Провидение как Божественное Действие, которым реализуется добро, взаимная любовь истины и Бога, называемая в христианстве Святым Духом.

Четыре элементарных формы являются выражением двух фундаментальных законов: сопротивления и движения; неподвижное состояние или та инерция, которая сопротивляется, и активная жизнь, или изменчивость; в других и более общих терминах, материя и дух — бытие материи есть то, которое формулируется пассивным подтверждением, бытие духа есть принцип абсолютной необходимости в том, что является истиной. Негативное действие материального ничто на дух было объявлено дурным принципом, позитивное действие духа на то же самое ничто было названо хорошим принципом. Этим концепциям соответствуют, с одной стороны человечность и, с другой стороны, рациональная и спасительная жизнь, искупающая тех, кто избегает греха.
Такова была доктрина секретной инициации, таков живительный синтез, который дух христианства пришел оживить, просвещенный его великолепием, божественно усыновленный его догмой и реализованный его таинствами. Под покрывалом, которое намеревалось сохранить его, этот синтез исчез. Ему судилось быть восстановленным человеком во всей его первобытной красоте и всей его материальной плодовитости.

Книга III. БОЖЕСТВЕННЫЙ СИНТЕЗ И РЕАЛИЗАЦИЯ МАГИИ ХРИСТИАНСКИМ ОТКРОВЕНИЕМ
Глава I. ХРИСТОС, ОБВИНЕННЫЙ В МАГИИ ЕВРЕЯМИ

В начале Евангелия от Иоанна имеется одно высказывание, которое католической церковью никогда не произносится иначе, чем на коленях; это высказывание таково: "И Слово стало плотию" (Иоанн. 1,14). Все откровение христианства сосредоточено здесь. Кроме того, Евангелист повсюду формулирует критерий ортодоксии, которая является исповеданием Иисуса Христа, воплощенного во плоти — то есть в видимой человеческой реальности.

После превознесения в их видениях пантаклей и иероглифов эзотерической науки; после отыскания колес, вращающихся в колесах; после изображения живых глаз, обращенных ко всем сферам, после развертывания бьющихся крыльев в четырех таинственных живых созданий — Иезекииль, самый глубокий Каббалист древних пророков, не заметил ничего, кроме поля, усыпанного пустыми костями. По его словам, они покрыты мясом и таким образом являются формой, отданной ему. Жалкая красота вкладывалась в эти остатки смерти, красота холодная и безжизненная. Таковы были доктрины и мифологии древнего мира, когда дыхание любви нисходило на них с небес. Затем мертвые образы поднялись; призраки философии уступили место людям истинной мудрости; Слово стало воплощенным и живым, далее были не дни абстракции, но дни реальности. Эта вера, доказанная трудами, замещенными гипотезами, которые кончаются ничем иным, чем притчами. Магическое было преобразовано в священное, чудеса превратились в миражи, заурядные люди — исключая инициированных в древности — были призваны к царским привилегиям и священничеству чести. Реализация этого есть эссенция христианской религии, и ее доктрина дает тело самым очевидным аллегориям. В Иерусалиме еще показывают дом очень богатого юноши, и, может быть, возможно найти лампу, которая по преданию принадлежала одной из глупых дев. Такая простосердечная доверчивость не очень опасна; она показывает только жизненную и творящую силу христианской веры.

Евреи обвиняли веру в том, что она материализовала убеждение и идеализировала земные вещи. В нашей книге "Учение и ритуал высшей магии" мы рассказывали о скандальной притче "Сефер Толдос Иешу", которая была сочинена, чтобы поддержать обвинение. В Талмуде говорится, что Иисус бен Сабта, или сын разведенной женщины, изучил нечестивые мистерии Египта, воздвиг камень ложного учения в Израиле и повел народ к идолопоклонству. Тем не менее было подтверждено, что еврейские священники поступали дурно, когда проклинали его обеими руками и в связи с этим мы находим в Талмуде одно прекрасное предписание, которое предназначено для того, чтобы объединить христианство и Израиль: "Никогда не проклинать обеими руками, чтобы одна из них могла всегда быть свободной для прощения и благословения". Как факт, священники были виновны в несправедливости к несущему мир Учителю, который наставлял своих учеников подчиняться установленной иерархии. "Они занимают сидение Моисея", — сказал Спаситель. — "Делайте то, что они говорят, но не то, что они делают сами". В другом случае он приказал десяти прокаженным показаться священникам, и они были исцелены на дороге. Как трогательно это отречение Божественного Чудотворца, который таким образом приписал своим самым смертельным врагам высокую честь Его чудес!

Наконец, были такие, кто обвинял Христа в том, что он воздвигает ложный краеугольный камень, полагая что они являются камнем истинным? Не утратили ли евреи во времена Фарисеев науку о том, что есть одновременно краеугольный камень, кубический камень, философский камень — одним словом, фундаментальный камень Каббалистического Храма, квадратного в основании и треугольного вверху, подобно пирамидам? Обвиняя Иисуса как новатора, не объявили ли они, что они сами забыли древность? Не был ли это свет, который видел Авраам, и который погас перед неверующими детьми Моисея, и не был ли он восстановлен Иисусом, который заставил его сиять с новым величием? Чтобы быть полностью уверенным в этом, Евангелие и Апокалипсис св. Иоанна следует сравнить с таинственными учениями книг "Сефер Йецира" и «Зогар». Тогда станет ясно, что христианство, которое было ересью в Израиле, являлось истинной ортодоксальной традицией Евреев, в то время как книжники и фарисеи были сектантами. Кроме того, христианская ортодоксия подтверждается согласием всего мира и соглашением верховного священничества, вместе с постоянной жертвой, в Израиле — два бесспорных пункта истинной религии. Иудаизм без Храма, без Высшего священника и без жертв оживает лишь как диссидентское вероисповедание; определенные люди еще являются Евреями, но Храм и Алтарь — христианские.

В апокрифических евангелиях имеются прекрасные аллегорические выражения критерия истинности в отношении христианства. Несколько детей развлекались лепкой птичек из глины. Среди них был дитя Иисус. Каждый маленький художник хвалил свою работу и лишь Иисус не сказал ничего, но когда Он закончил работу, он хлопнул руками, приказав им лететь, и они полетели. Так христианские установления показывают свое превосходство над установлениями древнего мира; он умер, а христианство живет. Рассматриваемое как полностью реализованное и жизненное выражение Каббалы, христианство еще неизвестно, и, следовательно, эту Каббалистическую и пророческую книгу, именуемую Апокалипсисом, еще надлежит истолковать, поскольку она непостижима без Каббалистических Ключей. Традиционную интерпретацию долго сохраняли иоанниты, ученики св. Иоанна, но вмешались гностики к общей неразберихе и утрате всего, как станет ясно в последующем.

Мы читаем в Деяниях Апостолов, что св. Павел в Эфесе собрал все книги, которые касались вещей странных, и сжег их публично. Это сообщение относится несомненно к старым колдовским текстам или работам о некромантии. Утрата их ощущается с сожалением, поскольку кроме заблуждений, они могли излучать и некоторые лучи истины. Общеизвестно, что при пришествии Христа оракулы молчали повсюду, а с моря пришел голос: "Великий Пан умер". Языческий писатель толкует это сообщение так, что оракулы не приостанавливали свое дело, но не нашлось никого, кто мог бы истолковать их. Это замечание очень ценно, потому что такая попытка восстановить истину оказывается решающей. Много аналогичного следовало бы сказать относительно удивительного, вызывающего сомнения, по сравнению с действительными чудесами. Если высшие законы природы послушны истинному моральному превосходству, чудеса становятся сверхъестественными, подобно силам, которые производят их. Эта теория не умаляет ничего от могущества Бога, в то время как тот факт, что Астральный Свет послушен высшему Свету Милости, означает, для нас, что старая змея аллегории помещает свою побежденную голову под ногами Царицы Небес.

Глава II. СВИДЕТЕЛЬСТВО МАГИИ ХРИСТИАНСТВА
Магия, будучи наукой универсального равновесия, и обладая истиной, реальностью и причиной существования ее абсолютного принципа, объясняет все антиномии и примиряет все реальности, которые находятся в конфликте друг с другом с помощью одного порождающего принципа синтеза, гласящего, что гармония является результатом аналогии противоположностей. Для посвященного в эту науку религия несомненна, потому что она существует, и мы не отрицаем того, что она есть. Бытие есть бытие. Кажущееся противостояние религии и разума есть сила их обоих, установленная каждая в его особой области и оплодотворяющая отрицательные стороны одной положительными сторонами другой: как мы сказали, это есть достижение соглашения с помощью связи между вещами, которые противоположны. Причина всех религиозных ошибок и неудач состоит, таким образом, в противоречии с этим законом, в том, что люди пытаются сделать религию философией, а философию — религией, подчиняя дела веры процессам науки, что не менее смешно, чем принуждение науки к слепому подчинению вере.
Доказывать математические абстракции или отвергать доводы теорем — это вне пределов компетенции теологов; вне пределов компетенции ученых опровергать или подтверждать таинства догмы религии.

Если мы спросим у Академии наук, правилен ли с математической точки зрения тезис о триединстве божества или может ли она с позиций физиологии удостоверить непорочность зачатия Божьей Матерью, Академия наук уклонится от суждений, и будет права. Наука не уполномочена говорить, когда вопрос касается царства веры.
Когда Жозеф де Местр уверял нас, что когда-то мы будем с удивлением говорить о нашей глупости, он говорил, несомненно, о тех людях, претендующих на строгий рассудок, которые сегодня сообщают нам, что они поверят в истины догмы, когда они будут доказаны научно. Это равноценно тому, чтобы сказать, что они поверят тогда, когда не останется ничего из того, чему можно поверить. Когда догма, как таковая, будет разрушена, превратившись в научную теорему.

Это другой способ утверждения о том, что мы уверовали бы в бесконечность, когда она была бы объяснена, определена, описана, или, одним словом, превратилась бы в конечное. Мы уверуем в бесконечность, когда станем совершенно уверены в том, что она не существует; мы допускаем неисчерпаемость океана, когда увидим его помещенным в бутылке. Но то, друзья мои, что было доказано всем и вошло в ваше понимание, есть исключительно дело знания, а не веры. С другой стороны, если всем скажут, что папа римский решил, что дважды два не равно четырем и что квадрат гипотенузы не равен сумме квадратов катетов прямоугольного треугольника, вы будете правы, ответив, что папа не должен был так решать, потому что он не уполномочен; эти вещи не касаются его, и он не должен в них вмешиваться. Здесь ученик Руссо воскликнет, что все это очень хорошо, но Церковь не требует от нас веры в то, что формально противоречит математике. Все математические науки говорят нам, что целое больше части; тем не менее, когда Христос общался со своими учениками, он должен был держать Свое тело в Своей руке и класть Свою голову в Свой собственный рот. Убогая шутка заключается в этом вопросе Руссо. Легко ответить, что софист смешивает науку с верой и естественный порядок с тем, что неестественно или божественно. Когда религия провозглашает, что во время Причастия Спаситель имел два натуральных тела одного и того же размера и формы, и что одно из них съедало другое, наука была бы уполномочена протестовать. Но религия устанавливает, что тело Учителя божественно и священным образом содержится в естественном знаке или явлении кусочка хлеба. Более того, вопрос состоит в том, верить или не верить: самые всевозможные доводы могут быть приведены здесь и обсуждать этот вопрос с научной точки зрения означает быть отнесенным к дуракам.

Истина в науке доказывается точными демонстрациями; истина в религии доказывается единодушием веры и благочестием дел. Мы имеем авторитетное свидетельство в Евангелии, чтобы определить, что тот, кто мог сказать паралитику: "Возьми свою постель и иди", имел право отпускать грехи. Религия истинна, если она есть реализация совершенной морали. Дела суть доказательства веры. Позволительно спросить науку, не была ли установлена христианством обширная ассоциация людей, для которых иерархия является принципом, послушание — правилом и милосердие — законом. Если наука ответит, на основании исторических документов, что это так, но что ассоциация христиан терпит провалы в области милосердия, тогда я обращусь к их собственному слову, которое допускает существование милосердия, поскольку оно сознает, что там может быть недостаток в нем. Милосердие — это великое слово и великое дело; это слово не существовало до христианства и установлено как общая сумма религии. Не сделался ли дух милосердия Святого Духа видимым на земле? Не обнаружил ли Дух свое земное существование поступками, установлениями, памятниками и бессмертными трудами? Короче говоря, мы не понимаем, как скептик, который является человеком доброй веры, может смотреть на дочь св. Винсента де Поль без желания преклонить колени и молиться. Дух милосердия — это действительно Бог; есть бессмертие в душе; есть иерархия, послушание и прощение грехов, простота и целостность веры.

Отделившиеся секты смертельно подрублены под корень, потому что при отделении они ожидали милосердия, тогда как при попытках основываться на вере их ожидало простое доброе чувство. У этих сект догма абсурдна, потому что она псевдорассудочна. Как таковая, она должна быть научной теоремой или ничем. Далее, мы знаем, что в религии буква убивает и только один дух дает жизнь; но что это за дух, если он не дух милосердия? Вера, которая двигает горы и противостоит мучениям, великодушие, которое дает все, красноречие, которое говорит языком людей и ангелов — все это, сказал св. Павел, ничто без милосердия. Он добавил, что знание может исчезнуть и пророчество иссякнуть, но милосердие вечно. Милосердие и его работа — в этом реальность религии: истинный разум никогда не отрицает реальности, потому что она является демонстрацией того, бытие чего есть истина. Таким образом, философия протягивает руку религии, но без желания захватить ее область, и при таком условии, религия благословляет, вдохновляет и освещает философию своим любящим великолепием. Милосердие есть таинственная связь, которая, согласно мечтам греческих инициантов, должна соединить Эрос и Антэрос. Это воспроизводилось на дверях Храма Соломона, которые объединяли два столпа, Иахин (Jachin) и Боаз (Boaz); это есть главный залог между правами и обязанностями, властью и свободой, силой и слабостью, народом и правительством, мужчиной и женщиной. Это есть божественное чувство, которое необходимо для науки о человеческой жизни; это абсолют добра как тройной принцип Бытия — Реальности — Разума есть абсолют истины. Эти расчленения были необходимы для должного толкования прекрасного символа волхвов, поклоняющихся Спасителю в яслях. Их было трое — белый, коричневый и черный; они принесли золото, ладан и мирру. Этой двойной триадой выражается примирение противоположностей, и это как раз то, что мы хотели объяснить. Христианство, как ожидали волхвы, было на самом деле последствием их тайного учения; но это Вениамин древнего Израиля вызвал фактом его рождения, смертью его матери. Магия света, магия истинного Зороастра, Мельхиседека и Авраама пришла к концу с приходом Великого Искупителя. С этих пор в мире чудес простые чудеса могли быть не более, чем скандалом, и магическая ортодоксия превратилась в ортодоксию религии.

Несогласными могли быть только иллюминаты и волшебники, само имя Магии можно было интерпретировать только согласно этому дурному смыслу, и под этим давлением мы должны преследовать ее проявления через столетия.
Первым объявленным еретиком, упоминаемым в преданиях Церкви, был Симон Маг; легенды сообщают о нем много удивительного; это непременная часть нашего предмета исследования, и мы должны постараться отделить существенное от облака басен, которыми он окружен. Симон был по национальности евреем и, как утверждают, родился в самаритянском городе Гитта. Его учителем Магии был сектант Досифей, который говорил, что он послан Богом и является мессией, предсказанным пророками. После обучения Симон освоил не только иллюзорные искусства, но и действительные природные секреты, которые содержались в преданиях Магов. Он обладал наукой Астрального Огня и мог притягивать сильные вихри его, становясь нечувствительным к боли и несгораемым. Он обладал также способностью подниматься и оставаться в воздухе. Подвиги такого рода совершались часто; в отсутствии науки и, так сказать, случайно, энтузиастами, вдохновленными Астральным Светом, как, например, конвульсионариями св. Медара (Medard), и этот феномен происходит в наши дни при медиумическом состоянии человека. Симон гипнотизировал, на расстоянии тех, кто верил в него, и являлся им в различных видах. Он производил образы и картины, так что можно было видеть фантастические деревья в пустыне. Более того, безжизненные предметы могли двигаться в его присутствии, как сейчас это происходит у американца Хоума; когда он намеревался войти или покинуть дом, двери скрипели, дрожали и открывались сами.

Симон совершал эти чудеса перед народом Самарии и, поскольку его действительные достижения соответствующим образом преувеличивались, чудотворец проходил за божественное существо. Рассказывается также о том, что поскольку он был обязан своей силой состоянию возбуждения, при котором помрачается рассудок, он пришел к тому, что объявил себя исключительным существом и потребовал божественных почестей, скромно мечтая о поклонении всего мира. Его кризисы или экстазы производили исключительные физические результаты. Иногда он появлялся бледным, ссохшимся, сломанным, подобно старику на пороге смерти; иногда сияющие жидкости оживляли его кровь, так что его глаза сияли, кожа становилась гладкой и мягкой, и он появлялся внезапно перерожденным и обновленным. Люди Востока склонны к чудесам: они требовали, чтобы Симон проходил от детства до старости, а затем обратно от старости до детства. О его чудесах говорили везде и всюду, пока он не стал идолом не только еврейской Самарии, но и соседних стран.

Однако поклонники чудес вообще, жаждут новых эмоций. Апостол св. Филипп пришел в Самарию, чтобы распространить там откровение, началось новое течение энтузиазма, в результате чего Симон утратил весь свой престиж. Он сознавал, что его ненормальное положение утрачивается — как он думал, из-за потери силы; он верил, что он превзойден магами более учеными, чем он, и путь, которым он пошел, состоял в том, чтобы присоединиться к апостолам в надежде изучить, открыть или купить их секрет.
Симон на самом деле не был посвящен в Трансцендентальную Магию, которая открыла бы ему, что тем, кто берется направлять секретные силы Природы, не будучи ими сломленным, нужна мудрость и святость; что играть с таким страшным оружием, не понимая его, есть удел глупца; и что быстрая и страшная смерть ожидает тех, кто профанирует Святилище Природы. Симон был одержим неутолимой жаждой подобно пьянице, он заболел из-за своих эксцессов и надеялся восстановить здоровье новым вдохновением. Никто не пожелает вернуться в состояние простого смертного, после того, как он был богом. Чтобы возвратить то, что он потерял, Симон предал себя всем строгостям апостольского аскетизма, он бдил, молился, постился, но чудеса не возвращались. Тогда он решил, что между евреями можно достичь понимания, и предложил св. Петру деньги. Глава апостолов прогнал его, и тот, кто получал так охотно контрибуции от своих учеников, почти исчерпал все свои возможности. Он покинул общество людей, которые проявили такую незаинтересованность в нем, и на деньги, отвергнутые св. Петром, купил рабыню Елену.

Мистические выходки всегда сродни скандалам. Симон был очарован своей служанкой. Эта страсть, одновременно расслабляющая и возбуждающая, восстановила его каталептические состояния и смертельные феномены, которые он считал своим чудесным даром. Мифология, полная магическими реминисценциями, сочетаемыми с эротическими видениями, исходила из его мозга, он странствует подобно апостолам, влеча с собой Елену, проповедуя и являя себя тем, кто имел склонность к почитанию и также, несомненно, платил ему.

Согласно Симону, первое явление Бога состоялось посредством совершенного блеска, который произвели его размышления. Он был сам этим солнцем душ, а отражением стала Елена, которую он назвал Селеной, именем богини Луны в Греции. Теперь луна Симона низошла на землю, которую маг вычертил в своих вечных снах. Здесь она стала матерью, оплодотворенной мыслью своего сына, и она принесла в мир ангелов, которых она вырастила сама, не говоря о них их отцу. Ангелы восстали против нее и заключили ее в смертное тело. Тогда было применено могущество Бога, чтобы спасти Елену, и так еврей Симон был явлен земле. Здесь он должен был преодолеть смерть и перенести Елену по воздуху в сопровождении торжествующего хора избранных, в то время как человечество оставлялось на Земле в вечной тирании ангелов. Таким образом, архиеретик, имитируя христианство в обратном смысле, утверждал вечное царство мятежа и зла, представляя мир созданным или по меньшей мере населенным демонами: разрушил порядок и иерархию, чтобы остаться наедине со своей сожительницей. Это была доктрина Антихриста, и она не погибла вместе с Симоном, и сохранилась до наших дней. Действительно, пророческие предания христианства говорят о его преходящем царствовании и триумфе, которые возвещают о самых страшных бедствиях. Симон претендовал на звание святого и, по курьезному совпадению, глава современной гностической секты, которая возрождает чувственный мистицизм первого архиеретика, изобретатель "свободной женщины" — также носит имя Сен-Симон. Каинизм — вот имя, которое можно было бы дать всем ложным откровениям, которые истекают из этого нечистого источника. Это догмы проклятия и ненависти к универсальной гармонии и социальному порядку; они разрушают страсти, утверждая распущенность вместо долга, чувственную любовь вместо чистой и преданной любви, проститутку вместо матери и Елену, сожительницу Симона, вместо Марии, матери Спасителя.

Симон обрел известность и направился в Рим, где император, которого привлекали все экстраординарные зрелища, был расположен приветствовать его; этим императором был Нерон. Озаренный Симон изумлял коронованного глупца трюками, принятыми у фокусников. Он обезглавливался, но после этого приветствовал императора головой, восстановленной на плечах. Он заставлял предметы двигаться и двери открываться, одним словом, он действовал как доверенный медиум и стал официальным волшебником на оргиях Нерона и обедах Тримальхиона.

Согласно авторам легенд, освободило евреев Рима от учения Симона то, что св. Петр сам посетил столицу мира. Нерон с помощью своих шпионов был быстро проинформирован о том, что новый производитель израильских чудес прибыл, чтобы поднять войну против его собственного волшебника, и он решил свести их вместе для своего увеселения. Петроний и Тигеллин возможно присутствовали при этом. "Мир вам", — сказал глава апостолов, входя. "Нам нечего делать с вашим миром", — отвечал Симон. — "Только войной истина будет открыта. Мир между противостоящими — это победа одного и поражение другого". Св. Петр ответил: "Почему ты отвергаешь мир? Пороки людей создали войну, но мир всегда пребывает с добродетелью." — "Добродетель это сила и мастерство", — сказал Симон. "Что касается меня, то я смело встречаю огонь, я поднимаюсь в воздух, я оживляю растения, я превращаю камни в хлеб; а ты, что делаешь ты?" — "Я молюсь за тебя", сказал св. Петр, — "чтобы ты не пал жертвой своих волшебств." "Придержи свои молитвы; они не достигнут небес быстрее, чем я сам".

И волшебник прошел через окно и поднялся в воздух. То ли это совершилось с помощью неких аэростатических аппаратов, находившихся под его длинным одеянием, то ли он поднимался подобно конвульсионериям Парижского Дьякона, благодаря возбуждению Астрального Света, мы сказать не можем; но во время этого феномена св. Петр молился на коленях, и Симон внезапно с громким криком упал со сломанными костями. Нерон заключил в темницу св. Петра, который показался ему менее искусным волшебником, чем Симон, последний умер при своем падении. Вся эта история, которая относится к популярным слухам того времени, ныне сдана в архив апокрифических легенд, хотя, может быть, и напрасно.

Секта Симона не распалась после него, среди его учеников был и его последователь Менандр. Он не объявлял себя богом, будучи согласен с ролью пророка; но когда он крестил прозелитов, видимый огонь нисходил на воду. И он обещал бессмертие тела и души, как результат его магических воздействий; во времена св. Юстина все еще были последователи Менандра, которые уверенно считали себя бессмерными. Смерти, которые случались среди них, тем не менее, не выводили из заблуждения других, потому что умершие исключались из братства немедленно, на том основании, что они были ложными братьями.
Для этих верующих смерть являлась отступничеством и их бессмертные ряды пополнялись включением новых прозелитов. Те, кто понимает размеры человеческой глупости не будут удивлены, услышав, что в этом, 1858 году, в Америке и Франции существует фанатическая секта, продолжающая дело Менандра.
Определение «маг», добавленное к имени Симона, делает Магию предметом ужаса для христиан; но они, тем не менее, не прекращают чтить память Царей-волхвов, которые поклонились Спасителю в Его яслях.

Глава III. ДЬЯВОЛ
Своей ясной формулировкой концепций, касающихся Божественного, христианство ведет нас к пониманию Бога как наивысшего абсолюта и наиболее чистой любви, в то же время оно не менее ясно определяет духа, который противостоит Богу, духа возмущения и ненависти: это Сатана. Но этот дух не есть некая личность и не должен рассматриваться как род черного бога: это извращенность общая для всех незаурядных умов. "Имя мое легион", — говорит Сатана в Евангелии, — "потому что нас много". Рождение ума можно сравнить с Утренней Звездой, и, после того как она просияет на мгновение, если она падает по собственному согласию в пустоту тьмы, мы можем обратить к ней те слова, которые произнес Исайя царю Вавилона: "Как ты упал с небес, о, Люцифер, Сын Утра?" Но означает ли это, что небесный Люцифер, Утренняя Звезда ума, превратился в адскую головню? Можно ли приложить имя «Светоносный» к ангелу греха и тьмы? Мы не думаем; особенно если это будет понято, как понимаем это мы, имеющие за собой магическое предание о том, что ад, персонифицированный Сатаной и символизированный старым змием, есть тот центральный огонь, который окружает землю, потребляет все, что она производит и пожирает свой хвост подобно змее Хроноса — одним словом, тот Астральный Свет, о котором Всемогущий предупредил Каина, когда он сказал:
"Если ты делаешь зло, то грех будет лежать у твоих ворот, то есть, так сказать, расстройство овладеет всеми твоими чувствами, — еще дал Я тебе повод для вожделения смерти, но ты господствуй над ним".

Царская и почти божественная персонификация Сатаны есть грубая ошибка, которая ведет назад к ложному Зороастру или, иначе говоря, к софистической доктрине его и материалистических магов Персии; они, представляли два полюса интеллектуального мира как божества, делая божественное пассивной формой в противоположность силе активной. Можно отметить, что такую же грубую ошибку совершала и индийская мифология. Ариман, или Шива, — это отец демона, как это понималось творцами легенд, и, однако, нашим Спасителем было сказано: "Дьявол-лжец, подобно его отцу". По этому вопросу церковь удовлетворяется Евангельскими текстами и не публикует догматических решений, содержащих определение дьявола. Добрые христиане избегают даже называть его, в то время как религиозные моралисты рекомендуют верующим не иметь никакого отношения к нему, стараясь сопротивляться его домоганиям с помощью мыслей, обращенных только к богу. Не следует удивляться, что эта мудрая мысль составляет часть древнего учения. В самом деле, почему свет учения должен был бы падать на того, кто темен умом и сердцем? Духа, который отвлек бы нас от познания Бога, оставим неизвестным, не в наших намерениях изменять то, что установила Церковь; мы рассматриваем в этом направлении лишь то, что имеется в секретных наставлениях посвященным в оккультные науки. Они говорили, что Великий Магический Деятель — правильно называемый Люцифером, потому что он носитель света и вместилище всех форм — есть посредствующая сила, растворенная повсюду при сотворении; что он служит созиданию, и разрушению; что падение Адама было эротическим опьянением, которое сделало его род объектом этого фатального света; что все любовные страсти, которые овладевают чувствами, являются вихрями этого света, пытающимися увлечь нас в пучину смерти; что сумасшествие, галлюцинации, видения, экстазы вызывают исключительно опасное возбуждение внутреннего фосфора; наконец, что свет в сущности есть природа огня, что он согревает и оживляет при его осторожном использовании, но сжигает и разрушает при эксцессах. Через этот свет человек призывается, с одной стороны, присвоить суверенное царство, столь заслуженное бессмертие, но, с другой, ему угрожают опьянение, поглощение и вечное разрушение.

В его мстительном, пожирающем и фатальном аспекте Астральный Свет может быть назван огнем ада, змием легенды, потому что мучительный грех, который кишит повсюду, слезы и скрежет зубовный по поводу неудач, которые он расточает, фантом жизни, которая покидает их и, кажется, оскорбляет их нищету, — все это можно назвать дьяволом или Сатаной. В великолепие и дела ада можно включить, наконец, те действия, те призрачные образы удовольствия, богатства и славы, которые дурно направляются вихрями этого света.

Отец Илларион Тиссо отнес некоторые нервные болезни, которые сопровождаются галлюцинациями и лихорадкой, к одержимости дьяволом и, если понимать это в смысле каббалистическом, он совершенно прав. Все, что отдает нашу душу фатальности головокружения, является поистине инфернальным, поскольку небеса — это вечное царство порядка, разума и свободы. Одержимые люди Евангелия бегут от Иисуса Христа; оракулы молчат в присутствии апостолов, потому что те, кто терзается болезнью галлюцинации, всегда вызывали непобедимое отвращение у посвященных и мудрецов. Прекращение прорицаний и одержимостей доказывает триумф человеческой свободы над фатальностью. Когда астральные болезни возобновляются, это является зловещим знаком спиритуального расслабления и за такого рода явлениями неизменно следует фатальное расстройство. До Французской революции имели место волнения и фанатики св. Медара были пророками кровавых бедствий. Знаменитый криминолог Торребланка, который дошел до корней дьявольской магии, точно описывает все феномены астрального возмущения, когда классифицирует дела демона. Вот некоторые извлечения из 15-й главы его "Оперативной магии":
(1) Демон есть постоянная попытка ввести нас в заблуждение.
(2) Он обманывает чувства, возбуждая воображение, хотя он не может изменить их природу.
(3) Когда перед глазами человека появляются ненормальные вещи, в его уме возникает воображаемое тело и феномен продолжается до тех пор, пока фантом остается там.
(4) Демон разрушает равновесие в воображении возмущением жизненных функций, что ведет к нарушению здоровья, к болезням.
(5) Когда некоторая смертельная причина разрушит это равновесие, становится возможным сон в бодрствующем состоянии и несуществующее приобретает подобие реальности.
(6) Умственное восприятие образов такого рода создает зрелище не достойное доверия.
(7} Видения воплощаются, но они суть просто изменение формы.
( Древние различали два вида болезни, один из них состоит в восприятии воображаемых форм и называется безумием, а другой они называли корибантизмом, он представляет собой звуковые галлюцинации.

Из этих положений, которые в некоторых отношениях курьезны, следует, что Торребланка ассоциирует болезнь с демоном, который, в действительности, и есть сама болезнь. Повторяющиеся попытки Астрального Света разрушить суть сущности — часть его природы; его непрерывные течения утомляют подобно воде, и он даже истребляет как огонь, потому что он есть самая сущность и разлагающая сила огня. Дух противоречия и любовь к разрушению, которые характеризуют тех, кем он управляет, являются инстинктами этой силы. Они вызывают страдания души, которая сознает несовершенство жизни и испытывает порывы в противоположном направлении. Душа стремится найти себе конец, но в то же время боится умирать в одиночку и потому хочет включить в разрушение все сущее. Такая астральная порочность часто принимает форму ненависти к детям; неизвестная сила призывает некоторых людей убивать их. Доктор Бриер де Буамон приводит страшные примеры этой мании, описывая преступления Папавуана и Анриетты Корнье.

Пострадавшие от астрального извращения злорадны и ревнивы к благополучию других; они особенно враждебны к надежде и, даже высказывая утешение, они используют самые ужасные и душераздирающие выражения. Объясняют это тем, что их жизнь отождествляется со страданиями, и что они кружатся в пляске смерти. Кроме того, это астральное извращение и жажда смерти, которая оскорбляет акт рождения, ведя к его попранию святотатственными забавами и постыдными шутками. Непристойность есть богохульство против жизни. Каждый из этих пороков персонифицируется черным идолом или демоном, который является негативным и искаженным отражением божества, которое сообщает жизнь — это идолы смерти. Молох — это рок, который пожирает детей. Сатана и Нирах — это боги ненависти, несчастья и отчаяния. Астарта, Лилит, Нахема, Астарот — это идолы разврата и неудачи. Адрамелек — это бог убийства, а Белиал — бог мятежей и анархии. Таковы чудовищные концепции разума, когда он останавливается на краю угасания и рабски поклоняется своему разрушителю. Согласно каббалистам, истинное имя Сатаны есть перевернутое имя Иеговы, потому что Сатана это не черный бог, а отрицание божественности; Он есть персонификация атеизма и идолопоклонничества. Дьявол для посвященных есть не индивидуальность, а сила, созданная с добрыми намерениями, хотя она может быть приложена ко злу: она есть на самом деле орудие свободы. Они представляют эту силу, в виде мифологической фигуры рогатого бога Пана, и отсюда козел Шабаша, брата древнего змия, — носитель света, превращенного поэтами в ложного Люцифера легенды.

Глава IV. ПОСЛЕДНИЕ ЯЗЫЧНИКИ
Вечное чудо бога — это неизменный порядок. Его провидения в гармониях Природы: чудеса являются нарушениями и соотносимы только с вырождением творения. Божественное чудо, таким образом — это реакция провидения для восстановления нарушенного порядка. Когда Иисус исцелял одержимых, он успокаивал их и прекращал их удивление; когда апостолы подчинились возбуждению пифий, они положили конец божественному. Дух заблуждения есть дух волнения и ниспровержения; дух истины приносит спокойствие и мир. Таково было цивилизующее влияние христианства на его заре; но те страсти, которые являются друзьями возмущения, не покидают его без борьбы за овладение пальмой легкой победы; умирающий политеизм черпал силы из магии древних святилищ, к мистериям Евангелия добавились мистерии Элевзина. Аполлоний Тианский выдавался за параллель Спасителю мира, и Филострат пытался создать легенду об этом новом божестве. Потом пришел император Юлиан; он обожествил бы самого себя, если бы копье, убившее его, не нанесло также последнего удара по цезаристскому идолопоклонству. Принужденное и хилое возрождение умершей религии в таких формах было буквальным уродством и Юлиан, предпринимавший это, был обречен погибнуть с дряхлым плодом, который он пытался принести в мир.

Несмотря на это, Аполлоний и Юлиан были двумя незаурядными, даже великими личностями, и их история составила эпоху в анналах Магии. В этот период в ходу были аллегорические легенды. Те, кто были учителями, воплощали свои учения в своих личностях, и те, кто инициировал своих учеников, писали притчи, сочетавшие секреты инициации. История Аполлония, по Филострату, слишком абсурдная, если рассматривать буквально, становится примечательной, если ее символы проверить согласно данным науки. Это нечто вроде языческого евангелия, противоположного Евангелию христианскому. Это пространная тайная доктрина и мы должны восстановить и объяснить ее.

В третьей книге Филострата начальная глава содержит описание Гифаса, удивительной реки, которая течет по неким равнинам и теряется в недоступных районах. Эта река представляет магическое знание, которое является простым в своих основных принципах, но трудным для того, чтобы выводить из него конечные последствия. Филострат говорит нам в этой связи, что грехи бесплодны, если они не освящены бальзамом деревьев, растущих на отмелях Гифаса. Рыба этой реки посвящена Афродите; ее гребешки голубые, чешуя многоцветна и хвост золотой; она может поднимать хвост как угодно. В реке есть также животное, похожее на белого червя, сварив его, получают масло, которое можно держать только в стекле. Когда это масло извлекается на воздух — оно загорается, и тогда никто в мире не может погасить его, и оно не может догореть до конца.