ЛИЛИТ - ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА НА ЗЕМЛЕ

ЛИЛИТ - ПЕРВАЯ ЖЕНЩИНА НА ЗЕМЛЕ

Лилит в мистико-философской концепции Даниила Андреева

Тема нашей статьи для телемитской традиции является настолько неоднозначной и спорной, что порождает дух разделения, недоверия и противоречий. Несомненно, исходя из недуальности такой традиции, как Телема, порождение подобного рода противоречий указывает на сокрытие в данном образе тайны самого дуализма. Тайна дуализма раскрывается и преодолевается в инициатических мистериях, и это дает понять, что познание Лилит и сама ее природа имеют очевидный инициатический характер. Внутри Телемы и не только в ней, нам приходилось сталкиваться с совершенно противоположным восприятием Лилит, от полного одобрения ее в гностическом ключе, как освобождающей от власти Иалдабаофа, до полного пренебрежения и даже утверждения, будто бы в Телеме ее нет. Учитывая полемическую заостренность многих подобных утверждений, следует сказать, что в них содержится мало истины, которая проявляется только в случае снятия дуальности восприятия, руководствуясь же ложными предпосылками человеческого «добра» и человеческого «зла», а также религиозно-мистической трактовкой категорий Света и Тьмы, придется безысходно блуждать в самовозникающих противоречиях и конфликтах.

По всей очевидности, Телема преодолевает человеческое добро и человеческое зло для того, чтобы раскрыть в человеке сверхчеловеческую природу, и это в свою очередь указывает на ограниченность человеческих, пусть даже и мистических суждений, которые никогда не будут равны преодолевающей дуализм инициации. Человеческое «добро» как категория альтернативная «злу» не может дать выход из актуального онтологического и социального рабства. Если учесть всю эфемерность человеческих категорий добра и зла, следует сделать вывод, что человек не имеет никакого серьезного выбора между добром и злом, сам находясь в дуалистических иллюзиях. Добро и зло будут удерживать человека в рамках энергетически ослабляющей дуальности, и это не даст понять того подлинного положения дел, которое сложилось вне его воли. Для людей так и будет закрыто подлинное существование без искажающего социально обусловленного дуалистического восприятия. Конечно же, появление категории «добра» в человеческой среде было продиктовано благими намерениями его провозвестников, однако на самом деле это оказалось ловушкой эгрегориальных и некоторых других низших сущностей, паразитирующих на человеческом осознании. В особенности манипулятивными категории «добра» и «зла» становятся в этике как разделе философского знания, вырабатывающей специфический для каждой эпохи и отдельного культурного пространства консенсус человеческой среды, и уже совершенно неприемлемо, когда такая этика объединяется с оккультизмом или мистицизмом. Потому известный психоэзотерик Мирзакарим Норбеков, имеющий суфийские корни посвящения, весьма справедливо назвал этику «наукой как быть лживым».

Метафизика Лилит, весь связанный с нею комплекс теологических построений и ритуалов, относится к древнейшим традициям в истории актуального человечества, далеко выходя за его рамки, и для обозримой исторической эпохи принадлежит особенно тайным областям метаисторического познания хотя бы потому, что для человеческого начала образ Лилит является предельно запретным. В нем ключ к разгадкам глубочайших противоречий человеческой природы и истории, он выявляет всю силу социальной обусловленности и прогрессирующей ограниченности человеческой-слишком-человеческой картины мира, потому данный образ уже давно демонизирован официальными религиозными институтами, современные иудаизм и христианство лишь продолжили практику его дискредитации. Говоря о древности образа Лилит, который раскрывает путь к магическому гнозису, следует отметить появление самой Лилит в сакральной истории актуального человечества еще в Золотом веке, т.е. в его изначальной эпохе, как она обозначена у Гесиода. [1]

Если провести параллель с христианством, середина Золотого века совпадает с грехопадением Адама и Евы и изгнанием их из рая. Что же касается Лилит, то каббалистические источники «Зоар» и «Алфавит Бен-Сира» говорят о ней как о первой жене Адама (до Евы), оспорившей верховенство того над ней. Лилит не вняла приказам Бога и его ангелов подчиниться Адаму, за что была проклята и удалилась в изгнание. Проклято также все потомство Лилит, ежедневно сто из ее детей должны умирать, сама же она приходится матерью инкубов и суккубов. Такая вот нелицеприятная история в своей апелляции к абсолютному и божественному сама по себе откровенно абсурдна, однако признание ее в традиционных иудейских и иудеохристианских кругах, а также проецирование подобных домыслов этими кругами на самый широкий социум, вызывают вполне обоснованные подозрения в попытках, надо сказать весьма удачных, осуществления особого рода манипулятивного воздействия на массовое сознание, которое можно было бы отнести к главному, методологическому приоритету правления, формирующему мировоззренческие основы, вследствие чего обеспечивающему всю полноту власти над самыми большими общностями людей.
Поясним содержание понятия «магический гнозис», с которым образ Лилит неразрывно связан. Мы обращали внимание на то, что Лилит выходит на арену сакральной истории в Золотом веке. Негативное отношение к ней традиционных каббалистов, ярко и весьма предвзято описывающих противостояние между нею и «Богом», и большинства иудейских и иудеохристианских мистиков вообще, свидетельствует о внутреннем конфликте, заложенном в возможностях прямого восприятия божественного. Собственно, такие явления как «традиция» и «сакральное» появились скорее благодаря Лилит, нежели Адаму, ибо подобного рода понятия могут возникнуть лишь когда прямое восприятие исчезает и проявляется нужда в передаче знаний высшего порядка, а также явлениях иерофании, принципиально неконтролируемых человеком. Монотеистическая традиция, основание которой было положено пророком Адамом, в своей последующей религиозно-клерикальной трактовке имитировала общение прежних людей с божественным, и данная имитация была противоположна самостоятельному развитию со стороны человеческих существ, прошедших точку невозврата в изначальное состояние непосредственного созерцания божественных энергий. Поистине, для развития творческого ответа со стороны человечества необходимо было то, что называют «грехопадением», которое на самом деле было неизбежным и необходимым актом для осуществления самого процесса взросления человечества, и образ Лилит указывает на данный факт. Потому для любого религиозного фундаментализма, характеризующегося имитативным характером, культурное творчество не будет иметь непреходящего значения, и придание ему смысла подобного рода станет восприниматься как имеющее люциферическое происхождение, тесно связанное с воздействием Лилит.

Развитие темы Вавилонской башни. Образ единства традиции и цивилизационного строительства

Вообще же, цивилизационное строительство в сакральной проекции призвано не только «возвратить» и «восстановить» утраченный Рай через идею Центра, заложенную в его основание, но и развить священное содержание в пространстве и времени – задача, для фундаменталистского сознания поистине неприемлемая и осмысляемая в качестве «богоотступнической»; такого рода определения, несомненно, возникают лишь для оправдания собственной творческой беспомощности. Эта творческая беспомощность стала в итоге характеризовать «человеческую матрицу», находящуюся вне возможности придания ей инициатической проекции, и потому отнюдь не зря сказано в «Коране» о том, что Бог сотворил человека слабым; речь, разумеется, здесь не может идти о Боге в качестве Абсолютного Бытия или того, что выходит за его пределы, но о ядре самой этой матрицы, руководствующемся задачами самосохранения и распространения вширь своего влияния, однако отнюдь не качественного преодоления собственной инертной природы. Безусловно, воздействие Лилит явно расшатывает эту устойчивость человеческого-слишком-человеческого, исходя из чего для самого человеческого начала, пребывающего в иллюзии самодостаточности, Лилит не может не являться одним из злейших врагов. Телема в данной связи, конечно же, находится скорее на стороне Лилит, а не на стороне религий «человеческой матрицы», на что «Книга Закона» совершенно недвусмысленно указывает: «Дуракам поклоняется род человеческий; дураки и Боги их, и люди» (A.L., 1: 11), «Они мертвы, эти люди; они не чувствуют» (A.L., 2: 18), «Вы противостоите людям, о избранные мои!» (A.L., 2: 25).

Уничтожение мужской человеческой матрицы. Выражение бессознательного страха перед Лилит

Еврейская каббалистическая традиция выводит Лилит на арену человеческой метаистории, чтобы объяснить конфликт с религиозно-пророческой линией, заложенной Адамом. Это должно было потрясти все основания Золотого века, обнажить его глубинные противоречия и последующее падение. [2] Сам факт существования неких бесспорных противоречий между Адамом и Лилит указывает на органический консерватизм человеческой матрицы, накладывающийся на все человечество, в итоге обусловливая его ригидность; подобного рода положение дел без особого труда может быть подвергнутым анализу в проекции аналитической психологии. Именно в религиозно-клерикальных трактовках божественных Откровений, имитирующих наличие богообщения через узурпацию права на «священное» и «духовное», Лилит выступает в качестве запретной фигуры, первой противопоставившей свою волю божественной воле и являющейся матерью всех грехов и пороков, принадлежащих человечеству. Подобный взгляд, конечно же, сущностно противоположен магическому гнозису, никогда не являвшемуся совокупностью методологических средств воздействия на широкие слои социума со стороны Черных Братьев, свободному от дуалистического подхода и накладывания ограничений. Возвращаясь к примеру телемитской традиции, следует отметить, что если в староэонных концепциях, обнаруживающих противоположение «верха» и «низа», «святого» и «греховного», «небес» и «преисподней», инициация и магия совершенно логическим образом противопоставляются, то в Телеме между ними не существует никакой пропасти. В этом, собственно, отличие религиозного консерватизма и подлинной Традиции, которую Телема и воскрешает для Нового Эона.
Магический гнозис, коему чуждо противопоставление духовности и цивилизационного строительства, «узкого» и «широкого» пути несет на себе это влияние Лилит. Совсем не зря в некоторых каббалистических концепциях змей, искусивший Еву, и обусловивший, соответственно, исторический и цивилизационный путь развития человечества, в котором оно уходит от прямого подчинения тому, что понимается под «волей Божьей», осмысляется как Лилит. Отсюда и приоритет для тех, кто отказался от социально-обусловленных телеологий, магического познания, дистанцирующегося от консервативно организованных религиозных форм. [3] Как следует из вышеизложенного, смысл понятия «магическое», который вкладываем в него мы, отличается от общеупотребительного и искаженного организованными религиями значения слова «магия» и вовсе не означает некую утилитарную дисциплину, призванную рационально и в эгоистических целях использовать то, что понимается как сверхъестественное.

Картина «Лилит» Макса Сауко, в которой очевидна концепция «змеиного» влияния Лилит, однако выражается типично адамическое отношение к ней

Именно Черным Братьям исторически было присуще искажать восприятие магического гнозиса, направленного на познание трансцендентного, в противоположность этому воздействию, господствующему на всем протяжении Кали-юги и имеющему как внешний, так и внутренний характер, телемитская традиция освобождает указанные сакральные парадигмы от вредоносного влияния, являя единство Откровения, данного в «Книге Закона», и магических средств познания божественного на Пути Свободы. Сам Даниил Андреев относился к магии негативно, и в целом разделяя мнение сторонников многочисленных концепций происхождения человеческого вида из животного мира, говорил о так называемом «первобытном» человечестве как о жестоком, низименном и грубо утилитарном, утверждая, что оно «не знало ничего духовного, кроме магии, а магия утилитарна и корыстна по самому своему существу». [4]
Подобный взгляд на магию, как мы уже отмечали, широко разделяется клерикальными кругами различных религий, однако в телемитской проекции совершенно оправданно будет говорить не об определенных грубых и утилитарных целях, действительно характеризующих некоторые школы магии, и даже не о магии в смысле одной из сакральных наук, но именно о магиическом гнозисе, как о едином и целостном знании, раскрывающем Путь Свободы, который в отличие от официальных религиозных систем лишен догматизма и отрицает любые конвенциональные «картины мира», предпочитая бесконечность и практический путь обретения силы в постижении всего многообразия проявленного [5].
В этом отношении В этом отношении магический путь вполне справедливо сопоставляется с путем инициатическим, в котором также ставится задача самораскрытия в себе пространства свободы, что и происходит в Телеме. В отличие от такого подлинно традиционного положения дел в ряде инициатических систем, существующих внутри староэонных религий, концентрируются исключительно на области сверхсознательного, и в этом их неполнота, отвлеченность и гипертрофированный интеллектуалистический догматизм, тогда как полноценный магический путь охватывает возможности как сверхсознательного, так и бессознательного без их противопоставления.
Продолжая говорить о магии и магическом, подчеркнем, что лишь сугубо практическим и наиболее профанированным формам магии присуще деление на «белую», синонимичное ему, к примеру, в Испании понятие «magia natural» имеет параллели и в других языках, и «черную» – понятие, сходное с испанским «magia diabólica» и английским «black art», а также гибридную «серую магию». Конечно же, градация на Светлых и Темных имеет место в магической среде, это самая широкая дифференциация в магии, определяющая наиболее общую направленность пути, о сути которой мы скажем в самом конце данной статьи, и эта суть не имеет ничего общего с господствующими представлениями, относящимися будь то к светскому, будь то к религиозному профанизму. Несмотря на определенные различия в ритуалах и практиках, обусловленные местом и временем, подлинная магия, соединяющая Путь Свободы и Путь Высокого Приключения, везде самотождественна и всегда самодостаточна, будучи дисциплиной, имеющей в том числе инициатический характер, и мы можем вполне согласиться с Юлиусом Эволой, назвавшим магию «наукой о высшем Я». Следует также отметить различие между магией и шаманизмом. Шаманизм как явление представляет собой комплекс местных традиций в разных регионах Земли, его изучение всегда будет иметь преимущественно этнографическую специфику, и он «работает» в основном с планетарными стихиями и энергиями. В отличие от шаманизма магия космична, она имеет вселенский характер, с необходимостью взаимодействуя с энергиями земного и космического пространств. Нужно все же отдавать отчет в том, что повальное увлечение магией и магическими практиками в постиндустриальную эпоху имеет зачастую низкие и дешевые, несмотря на все их различия, мотивировки. Вряд ли должно радовать повышение интереса к «потустороннему» и «чудесному», если за этим скрываются в лучшем случае меркантильные цели, а в основном – различные болезненные симптомы человеческой психики, спровоцированные проблемами современной цивилизации. Однако из всякой цивилизационной и космической тенденции может следовать как позитив, так и негатив, потому необходимо заметить, что полнота ответственности лежит не на безличных тенденциях, а на конкретных представителях данной цивилизационной и космической среды, которые выстраивают комплекс отношений в своем мире. [6]

Магический путь, как и само «добро», может быть как созидательным, так и деструктивным, и здесь не должно быть места для однозначных оценок, руководствующихся религиозными, моралистическими и сциентистскими предубеждениями. Примечательно, что именно в преддверии и в начале космополитической эры Водолея, когда многие локальные традиции и все монотеистические религии в большей или меньшей степени претерпевают духовный упадок, магическое знание только расцветает, не оправдываясь процессами «десакрализации» и «кризиса современного мира», оно дает современные ответы на вопросы, порожденные насущными проблемами и потребностями нынешней эпохи. Одно из наиболее полных концептуальных обоснований «новой эпохи» дано в Телеме, которая раскрывает причины этого, казалось бы, парадокса. Именно исходя из того, что магический гнозис апеллирует к индивидуальному, а не коллективному, он в полной мере соответствует тенденциям нового эона Гора, в котором, как указывает Алистер Кроули в «Книге мудрости или глупости», мистерия человека открывается в ее вневременном измерении вследствие преодоления староэонных представлений, основанных на «формуле Умирающего бога», т.е. на «невежестве».
Образ Лилит совершенно уникален и выражает вынужденную адаптацию природы существ Золотого века в мире, где уже не осталось места для свободы. Можно сказать, что именно Лилит происходит из предадамического человечества, она никем не сотворена в отличие от библейских Адама и Евы, которые суть «творения», что символически указывает на них как на воплощения тотальной социальной обусловленности.[7] С одной стороны, Лилит является вполне человеческим образом, но с другой стороны в ней сохраняется та возможность трансценденции, присущей существам первой половины Золотого века, и которой уже начисто лишены адамиты. Этот образ в силу своего подлинного мистического реализма не имеет формальных аналогов в традициях, не зародившихся на Ближнем Востоке, однако везде можно найти мифологических персонажей, близких Лилит, по крайней мере тех, в которых проявлены весьма определенные аналогичные ей аспекты. Мы не будем останавливаться на общих рассуждениях, относящихся к метафизике образа Лилит, подобная тема со всеми параллелями из неисчерпаемого многообразия традиционных культур не может быть рассмотрена в рамках данной статьи и требует написания специальных работ, мы будем раскрывать ее в той степени, в какой это необходимо для оценки образов Лилит у Даниила Андреева

Дантовский образ молодого мистика Даниила Андреева

Как это поначалу может показаться парадоксальным, именно у Светлого мистика Даниила Андреева можно найти описание трансфизических персонажей, природа которых соответствует разным аспектам природы самой Лилит и ее проявлениям в человеческой истории, причем данное описание является одним из наиболее исчерпывающих; ответ на причины такого положения дел мы попытаемся дать в дальнейшем. Подчеркнем, что наличие в мифологических образах аспектов, подобных аспектам Лилит, является ни чем иным, нежели вызовом, на который нельзя ответить посредством вероучительного догматизма или установления мощных идеократических режимов. Негативное отношение к подобным проявлениям женственности всегда будет признаком отсутствия возможности выхода за рамки дуалистического видения мира и пребывания в социально обусловленных иллюзиях. Часто подобное отношение руководствуется ложно понятыми «благими намерениями», и это касается также самого Даниила Андреева, однако ему, пусть и искаженно в плане расстановок «плюсов» и «минусов», там, где никаких знаков не следовало ставить вообще, удалось ярко и глубоко показать четыре главных аспекта как сущности Лилит, так и магической женственности вообще, которую эта сущность выражает. Эти трансцендентные образы выражают богатство и неповторимую глубину внутренней природы изначальной магической женщины [8]. Во-первых, Даниил Андреев говорит о самой Лилит, которую воспринимает как «верховную стихиаль человечества», «Всенародную Афродиту». Далее отметим описанный Д. Андреевым образ Фокермы, «Великой Блудницы», второй ипостаси планетарного демона Гагтунгра.

Когда речь идет о негативном воздействии Луны на человечество и не только на него, Даниил Андреев говорит о Воглеа, «великом демоне женственной природы». Здесь затрагивается тема Черной Луны, которую никому, как мы уже отметили, не дано в астрологическом отношении обойти стороной. И, наконец, есть еще один персонаж, воплощающий силы разрушения, который Даниил Андреев пристально рассматривает относительно процессов, происходящих в Российской метакультуре (у каждого из народов существует, по его мнению, подобный), это Велга, «умножательница жертв и вдохновительница анархий». Со всей очевидностью можно констатировать весьма мрачную картину, однако учитывая относительность дуалистических концепций скажем, что за этой «тьмой» кроются тайны неба и земли, внутренней природы человека (и не только его), а также всего космоса в целом.

Четыре указанных образа, описанные Даниилом Андреевым, которые он без тени сомнений демонизирует, раскрывают четырехединство женской магической природы в отличие от одномерности женщины как объекта социума, которым является Ева. Эти образы имеют всекосмическое значение, что же касается человечества, именно в Лилит они нашли свое полное соединение. Будучи воспринятыми через любую социально обусловленную и прежде всего – патриархально-монотеистическую призму восприятия, они рассматриваются как зло, и тогда эти универсальные типы поворачиваются к воспринимающему в соответствии с подходом к ним. Так что в процессе рассмотрения данных образов мы можем сохранить имена, предложенные Д. Андреевым, убрав нарочито поставленные негативные знаки. Естественно, в анализе их сущности и характера влияния в рамках данной статьи мы ограничимся только «человечеством», именно его метаисторию имеет смысл преимущественно рассматривать, что и делает Даниил Андреев в «Розе Мира» и своих художественных произведениях; хотя само человечество гораздо сильнее, нежели кажется его представителям в настоящее время, было и остается весьма сильно связано с существованием иных, внечеловеческих разумных форм. [9] C темой самой Лилит, как воспринимает ее Д. Андреев, он связывает концепцию «эйцехоре», взятую из еврейской мистики. В отношении к Лилит и всем людям она является центральной и призвана раскрыть наличие некоего «дьявольского семени внутри человека». Как считает Даниил Андреев, некогда Лилит была супругой Первоангела, того, кто сделался впоследствии «Планетарным Логосом», который, собственно, и воплотился в человечестве как Иисус Христос. Лилит и Логосом были созданы ангельские слои бытия, и, соответственно, сами ангелы. Далее без объяснения причинно-следственной связи утверждается, что Гагтунгр (планетарный демон) «сумел» проникнуть в мир Лилит, и как явствует из излагаемой истории, сочетался с нею, в результате чего «ее тончайшее материальное тело восприняло в себя некий демонический элемент» [10]. Так как Лилит формирует родовые линии различных человечеств, то с тех пор человечества титанов, даймонов и людей воспринимали в себя «нечто от этого элемента». Из вышеизложенного очевидно, что в данной части мистические воззрения Даниила Андреева в целом, только более изощренным образом, повторяют христианскую концепцию грехопадения, реанимируют ее, хотя, как ни странно, столь очевидный факт проходит мимо сознания самого автора. Более того, говоря об истории грехопадения, изложенной в главе 3 Книги Бытия, он справедливо отмечает: «Что касается легенды об Адаме и Еве, то в ней до того перепутаны все слои, эры и иерархии, что лучше бы совсем не трогать этого предания». В любом случае, будь то «коллективное бессознательное», «общественное подсознание» или «социальная эгрегорика» христианской культуры в итоге взяли верх и определили позицию самого Даниила Андреева [11]. Сейчас нам предстоит пояснить, чем же на самом деле является «эйцехоре», столь неотъемлемое для человеческой природы.
Проблема эйцехоре (евр. Yetzer ha-Ra) действительно является предметом фундаментальных противоречий между различными мистиками, магами и посвященными. В проекции Темного магического вектора работе с эйцехоре придается первостепеное значение, тогда как Светлый вектор объявляет его духовно нелигитимным и стремится освободиться от него, как ограничивающего на пути соединения с Божественным. Светлым мистикам присуще противопоставление индивидуального духа, в разных традициях именуемого атманом, монадой или Святым Ангелом Хранителем, и эйцехоре (Эго). Неудивительно, что подобной позиции придерживался и Даниил Андреев, который говорил о необходимости освобождения от Эго. Наш взгляд на соотношение индивидуального духа, имеющего происхождение в Высшем мире, воспользуемся удобной в данном случае шаманской терминологией, и Yetzer ha-Ra, имеющего истоки в Нижнем мире, является серединным. При всей тупиковости отказа от монады, что приводит к несомненному развоплощению в подавляющем большинстве случаев, эйцехоре (или «нафс», как о нем говорят мусульмане) имеет важное значение как для осуществления магической работы, так и вообще на уровне элементарного выживания. Действительно, на определенных уровнях работа с эйцехоре может ограничивать адепта, тем не менее оно являет собой принцип сохранения индивидуальности, что препятствует его растворению в любом, даже высшем коллективном начале, а также в гармонии природной или космической жизни. Пользуясь языком аналитической психологии, именно индивидуация (в проекции того, о чем мы говорим – раскрытие всех возможностей эйцехоре) приводит к познанию Самости, сравнимому с достижением собеседования со Святым Ангелом Хранителем, здесь мы опять же возвращаемся к теме единства культурного строительства и духовного восхождения, которые в нормальном случае не противоречат друг другу.

Эйцехоре есть ни что иное, нежели выражение нисходящего, инволютивного духовного вектора, направленного на осуществление принципа творения, акт которого не является одномоментным и ограниченным во времени, но осуществляется в вечности. Потому индивидуация являет собой реализацию именно тех возможностей, склонность к которым соответствует индивидуальной телеологии, и реализация эта по сути бесконечна, сколь бесконечны возможности проявления. Проблема состоит в чрезвычайной сложности постижения своей истинной природы и, соответственно, истинной воли представителем современной цивилизационной среды, что делает все более актуальными вопросы личной и, разумеется, общечеловеческой эсхатологии в силу их очевидной взаимосвязи. Отсюда светлыми мистиками и определяется необходимость освобождения от Эго, которое пропитано ложными представлениями о человеческой природе вообще и сущности каждого конкретного индивида в частности. Тем не менее самоочевидным является факт, что даже определяя степень своего духовного роста, человек не перестает апеллировать к себе как индивидуальности, отдельному существу, имеющему зазор с природой и коллективным целым. Исходя из этого несложно заметить, что как идеализация Эго, так и его отрицание порождают в одинаковой степени великую иллюзию. Франческа де Грандис в книге «Будь Богиней», где излагает теоретические и практические основы внечеловеческой, эльфийской традиции через призму викканства, говорит о «ложной скромности», внушаемой социальной средой, в результате которой люди лишаются здорового Эго и попадают во власть ложного эго, которое они поддерживают всю свою жизнь из-за низкой самооценки. Таким образом Эго остается в любом случае, только его развитие может претерпеть искажение, в результате чего после смерти оно аннигилируется и человек вынужден начинать фактически все с нуля в следующей жизни, не помня о своих перерождениях. Аннигиляция и полное сгорание ложного эго в посмертии породили, кстати, ряд религиозных фантазий о вечной «геенне огненной», действительно, то что уничтожается, уходя в полное забвение, обладает отрицательной вечностью в смысле полного и безвозвратного прекращения существования. Франческа де Грандис приводит такое название здорового, правильного Эго, как «Само-Огонь», что обращает к концепции Самости как итоге возведения отдельных аспектов собственной психики к высшему телеологическому единству, и Огня, активного, творческого начала во Вселенной, соединяющего в себе возможности творения и разрушения

Темная вариация сакрального Уробороса

Марк Стэвиш в статье «Абрахадабра: размышление о слове» приводит из алхимического трактата XVIII века «Золотая цепь Гомера» изображение крылатого и бескрылого драконов, кусающих друг друга за хвост, справедливо комментируя его следующим образом: «“Крылатого дракона” можно истолковать как нашего Внутреннего Наставника, или Священного Ангела-Хранителя, а “бескрылого дракона” – как наше эго, или “малого Царя”. Они нуждаются друг в друге, дабы выразить мощь Творения и ее проявление через силы стихий и планет. Однако они нередко воюют друг с другом, вместо того чтобы пребывать в гармонии. Только когда высшее становится низшим, а низшее – высшим, все составляющие (как материальной, так и духовной природы) возвращаются к своему первоисточнику».
В качестве выражения нисходящего духовного вектора, являющего собой сущность Эго, эйцехоре может, конечно, быть связано со злом, трансформируясь в ложное эго, либо станет присутствием Богини в человеке, в какой бы форме оно не проявлялось. Таким образом «эйцехоре» в любом случае неразрывно связано с понятием «грехопадения», как бы ни воспринимался его смысл. Следует отдавать отчет в том, что «грехопадением» с патриархальной и монотеистической точки зрения будет любой выход из социальной обусловленности. Образ змея, связанный с «грехопадением», заставляет также соотнести данное явление с активизацией Кундалини, пробуждающей энергетические центры (чакры) человеческого существа, что приводит в итоге к освобождению от всякой двойственности и обретению единства с Универсумом; в православной литературе мы даже встречали выражение «кундалинизация человека», которое должно было бы отпугнуть от самой мысли о занятиях практиками, связанными с чакрами и Кундалини. Понятие «Кундалини» переводится с санскрита как «свернутая кольцом», она представляет собой «змеиную силу», пробуждение которой раскрывает неограниченные креативные возможности на каждом из планов бытия, в результате достигший этого пробуждения уподобляется творящему принципу Вселенной. Как мы уже отмечали, согласно определенным каббалистическим источникам змеей, искусившей Адама и Еву принять плод от Древа познания добра и зла, являлась сама Лилит, так что тема взаимосвязи влияния Лилит и активизации Кундалини приобретает завершенный характер. И здесь нам не избежать одного далеко идущего замечания относительно определенной «привилегированности» женской природы в сравнении с мужской. Созревание женского организма приводит к самостоятельному поднятию Кундалини на уровень второй чакры («свадхиштхана-чакра»), и это относится ко всем женщинам без исключения, вне зависимости от архетипа, который они несут они в себе. Проблема заключается в том, что это преимущество в основном не используется, напротив, уже слишком долгое время социум заинтересован в том, чтобы Кундалини у женщины вернулась обратно, на уровень первой чакры. Таким образом, вследствие давления социальной обусловленности женщина утрачивает свою магическую природу и тогда происходит необратимая материализация, можно сказать «анимализация» женщины, в итоге она теряет свое настоящее магическое предназначение, которое и составляет подлинный смысл ее существования. Сама же Кундалини, согласно тантрической традиции, как раз и является «внутренней женщиной», и не случайно Карл Густав Юнг назвал ее «другим лицом Бога».

Даниил Андреев называет Лилит ваятельницей цепи рода и «великой стихиалью человечества». По поводу рода следует сказать, что вряд ли можно было придумать еще что-либо более далекое от истинной роли Лилит. Напротив, она призвана освободить от родовой зависимости и родовой кармы. Лилит воплощает тайну индивидуации, а вовсе не растворение в безличной родовой стихии. Столь же нелепым и относящимся к родовой зависимости является определение Лилит как «Всенародной Афродиты» всех человечеств. Образ Афродиты, как его воспринимает Даниил Андреев, вообще некорректно относить к Лилит. Он руководствуется дуалистической предпосылкой разделения культа Афродиты, проявившейся в поздней Греции, на культ Афродиты Урании (Небесной) и Афродиты Пандемос (Всенародной, а если более точно следовать этому дуалистическому смыслу, то – Простонародной). Вот что говорит сам Даниил Андреев по этому поводу: «Известно, что в античной древности, на Кипре, культ богини любви распался в свое время на две противоположности: возвышенный культ Афродиты Урании, духовной, творческой, поэтизируемой и поэтизирующей любви, и культ Афродиты Пандемос, что можно приблизительно перевести выражением «Афродита Всенародная». Он широко разлился в народных низах, проявляясь в оргиастических празднествах и благословляя разврат как священную дань богине». Здесь, по меньшей мере, две неточности, которые мы сейчас рассмотрим. Первая заключается в том, что словосочетание «античная древность» является тавтологическим, нужно определиться, какой временной период можно считать на самом деле древним, и тогда окажется, что классический и эллинистический периоды Греции, как, соответственно, и Рима, будут не «древними», а «поздними». Именно тогда в соответствующих культурах и проявляется дуалистическое миросозерцание, на почве которого выросло эллинское христианство. Более того, когда говорят об «архаических» периодах Греции или Рима, также не следует обманываться насчет их древности. Они суть переходные к поздним, и в них уже очевидна духовная и социальная дисгармония. Так что термины «архаический» и «античный» в их применении историками к культурам Греции и Рима чаще всего не соответствуют действительности, когда ими хотят обозначить «древность». В подлинном смысле «древним» является период существования еще нерасчлененной на более частные культурные мифы средиземноморской традиции, основанной карийскими племенами, имеющими гондваническое происхождение.

Вторая неточность, еще более грубая, заключается в том, что Даниил Андреев определил Афродиту исключительно как «богиню любви». Такую роль она играет разве что в олимпийском, эксклюзивно греческом культурном мифе, однако образ и истинная роль Афродиты выходит далеко за его пределы, и здесь существует определенная взаимосвязь с Лилит. Подчеркнем, Афродита не может быть ни «Уранией», ни «Пандемос», как, впрочем, и магический гнозис вообще нельзя воспринимать в качестве чего-то «духовного», «небесного», или, напротив, «демонического»; все это суть позднейшие «светлые» жреческие привнесения, возникшие из официально организованных культов, имеющих цель ввести в нужные рамки общепринятого социального описания мира опыт постижения иного. Согласно доэллинскому, подлинно архаическому средиземноморскому мифу, Афродита является не дочерью Зевса и Дионы, но рождается после низвержения Урана. Рождение Афродиты, согласно этому мифу, происходит из крови оскопленного Кроном Урана и морской пены после того, как Крон зашвырнул гениталии Урана в море. Таким образом, Афродита даже старше Зевса и воспринимается как одна из первичных космических сил.
Согласно Гесиоду, Крон являлся богом людей Золотого века и оскопление им Урана превратило его в Кроноса, это имя означает ни что иное, нежели «отец-время» в его циклическом значении, олицетворяющим неизбежность круговорота рождения и смерти. Сам Уран символизирует небо и его мифологическая смерть означает, что вследствие конфликта между «землей» и «небом», «небесное» становится удаленным и отвлеченным понятием. Рождение Афродиты, можно сказать, совершенно не санкционировано какими бы то ни было божествами, участвовавшими в драме метаисторического противостояния, и представляет собой вторжение стихии, уравновешивающей деградацию сакрального в его погружении из вневременного в историческое. Мистерии Афродиты разворачиваются в гондванических мистериях и доходят до Средиземноморья через племена карийцев, являвшихся аутентичными носителями традиции Гондваны. Конечно, всепоглощающий и переступающий свои пределы инстинкт наслаждения обращал к абсолютному бытию и разрушал исторические амбиции не только людей, но и богов. Наслаждение, даруемое Афродитой, несло в себе абсолютное освобождение, уничтожавшее любую социально обусловленную картину мира, отсюда такое ее инициатическое определение, как богини «смерти-в-жизни», а также применявшиеся к ней эпитеты «темная», «мужеубийца» и «могильная». Все это указывает на глубочайший духовный опыт, связанный с ее мистериями, который представителям позднегреческой культуры уже вряд ли был доступен. Роберт Грейвс отмечает эту утрату понимания древнейших таинств, связанных с Афродитой: «Поздние эллины принижали значение Великой средиземноморской богини, которая долгое время почиталась как верховное божество в Коринфе, Спарте, Фесциях и Афинах. Они подчинили ее мужским божествам и рассматривали священные оргии как половую распущеность»

Космическая оргиастическая стихия в картине Бориса Валледжо

Таким образом, Лилит, как она рассматривается Даниилом Андреевым, безусловно связана с оргиастической стихией, но ее смысл, конечно же, не может не выходить за пределы понимания со стороны представителей светлого религиозно-мистического дискурса. Безусловно, в этом аспекте образа Лилит как магического архетипа присутствует фактор порождения, однако здесь уместно будет говорить о нем именно в магическом, или оккультном смысле. Изобилие существования и неограниченное наслаждение, выходящие за пределы контроля социумом, составляет сущность данного образа.

В ряду темных трансфизических персонажей женской природы, описанных Даниилом Андреевым, особо выделяется Фокерма, Великая Блудница, которую он определяет как вторую ипостась Гагтунгра, планетарного демона. По сути абсолютизируя природу зла, Даниил Андреев усматривает способность некоторых высших демонических сущностей имитировать, хотя и пародийным образом, божественную троичность, исходя из этого он и выделяет три ипостаси Гагтунгра: Гистург (Великий Мучитель), Фокерма (Великая Блудница) и Урпарп (Принцип Формы, создатель и осуществитель демонического плана). Является очевидным, что автор «Розы Мира» солидаризируется не с ортодоксальной христианской концепцией, но с концепцией триипостасности, распространенной в раннехристианском гностицизме. Она получила свое дальнейшее развитие в более поздних оккультных кругах, и в ряде обществ дьяволопоклонников действительно была использована в качестве рабочего инструмента для создания собственных теологических учений о перевернутой троичности, ярким примером является «люциферианская троица» Самаэль – Лилит – Каин. Глубочайшая интуитивная природа Лилит составляет сущность магического женского интеллектуализма, и когда Даниил Андреев говорил, об особой разновидности женской рассудочности, выраженной далеко не везде так слабо, как в нашем человечестве, речь должна была идти, собственно, не о рассудочности как свойстве второй сигнальной системы применительно к человечеству, но именно об интуитивном магическом интеллектуализме. Лишь для одностороннего спиритуализма, привитого староэонными религиями и привычно воспринимающегося как высший образец интеллектуальности и духовности, все что связано с неподконтрольным социуму наслаждением, именуемом «инстинктом, похотью и ночными желаниями» будет непременно запретным и, как выражался Д. Андреев, втягивающим души в орбиту Гагтунгра. Его освобождающий смысл по понятным причинам будет бесконечно далек от возможности понимания и принятия со стороны социально-обусловленных религий патриархального общества. Таким образом, именно то, что столь негативно Даниилом Андреевым вслед за Владимиром Соловьевым, на базе философского творчества которого построена идейная концепция «Розы Мира», было названо «величайшей мерзостью», сущность которой всегда оказывалась скрытой от непосвященных, позволяет нам провести прямые параллели между образами Афродиты и Фокермы, и соотнести последнюю с телемитской Бабалон.

Действительно, путь через Пропасть Даат, окончательно освобождающий адепта от любых возможных идентификаций и сообщающий Великое Бессмертие, с усеченной, хотя пусть и самой светлой точки зрения, может быть воспринят как «втягивание души» в чью-либо орбиту. Освобождение от социально обусловленных, можно даже сказать от социально врожденных, имея в виду прямое влияние со стороны общественного подсознания, идентификаций, тем более окончательное и бесповоротное, для существ с религиозным Эго может казаться ни чем иным, нежели развоплощением. Так, в самом начале «Книги Хет или Замок Абиегни», раскрывающей существо перехода через Даат недвусмысленно указано: «Сие есть тайна Святого Грааля, который священный сосуд Нашей Леди, Багряной Жены, Бабалон, Матери Мерзостям Земным, Невесты Хаоса, той, что ездит на нашем Господине Звере. Ты соберёшь всю кровь твоей жизни в золотую чашу Её блуда. Смешаешь свою жизнь с жизнью Вселенной, не утаив ни единой капли». Совсем не зря Алистер Кроули проводит прямые параллели между Бабалон и ортодоксально осуждаемым образом Вавилонской Блудницы с ее «вином блудодеяния», о которой говорится в 17-ой и 18-ой главах «Откровения Иоанна Богослова». В телемитской традиции образ Бабалон является поистине универсальным и всеобъемлющим, она является не только инициирующим персонажем, но и Землей в соответствии с Символом Веры Гностической Католической Церкви, что указывает на подлинную интегративность и ее центральное значение подобное тому, которое Даниил Андреев в негативном значении придает Фокерме. Нам остается засвидетельствовать провиденциальность для современного человечества утверждения в Телеме Зверя и Бабалон как абсолютно позитивных персонажей сакральной истории, и в случае должного внимания к данной традиции это будет важным фактором исправления искусственного и навязчивого дуализма, присутствующего в монотеизме вообще и в христианстве в частности, имеющим безусловно сотериологическое значение для погрязшей во внутренних противоречиях современной цивилизации. Как отмечал в «Книге мудрости или глупости» Алистер Кроули, «только для находящегося в Печали существуют сознательные противоречия, скрывающие Путь (имя которого – Любовь) к их растворению».

Говоря о Воглеа, «лунном демоне женственной природы», мы рискуем повторяться, тем не менее, цитаты о наслаждении, относящиеся к характеристике данного образа, будут являться наиболее красноречивыми для понимания всей серьезности религиозного ханжества, коим имплицитно отличается позиция Даниила Андреева. Среди всех разноматериальных земных слоев набольшее влияние Воглеа имеет тот, который Д. Андреев именует Дуггуром. Его особое значение он сразу подчеркивает: «Слой этот называется Дуггур, и запомнить это название необходимо, ибо там царят демоны великих городов Энрофа, в высшей степени опасные для нашего душевного существа». Употребление слова «нашего», по всей видимости должно означать все человечество без исключения, что говорит о конфликте влияний Дуггура с актуальной человеческой матрицей и связанными с ней социально обусловленными представлениями о божественном. Дальше – больше, сущность матриархального по сути правления, характеризующего социальную систему Дуггура, Даниил Андреев характеризует следующим образом: «Основ владычества великих демониц здесь не могли бы потрясти никакие мятежи, ибо оно основано не на страхе, а на похоти, которую испытывают к ним миллионы поданных, и на наслаждении, которое им даруется в награду за их послушание и любовь». Автор «Розы Мира» отмечает, что в Дуггуре идет «непрерывная, почти непонятная для нас оргия во славу демонической царицы Луны»

Картина Терри Роджерса, призванная на земном плане отразить влияние Дуггура

Высшей трансцендентной целью «ритуального разврата», осуществляемого в Дуггуре, является, согласно Даниилу Андрееву, Великая Блудница, что опять же позволяет проводить параллели между влиянием «темной» и «ночной» «мужеубийцы» Афродиты, самой Воглеа и Фокермой-Бабалон. Начиная повествовать об энергетических эманациях, поглощаемых Воглеа, Д. Андреев переходит к культу Фокермы: «От непрерывных оргий во дворцах-жертвенниках Дуггура клубы испарений восходят к ней, и она пьет их, но бесчисленных обитателей этих городов не может удовлетворить ничто, ибо их томит еще более глубокий, мало кому из нас понятный вид сладострастия – сладострастие мистическое, тянущее их к недостижимому даже для них: к Великой Блуднице. Она – их божество, их тоска и греза. Ей посвящен их высший культ. В дни ее праздников демоницы-правительницы отдаются рабам. Но получить удовлетворение это мистическое сладострастие может лишь в Дигме, в обиталище Гагтунгра, и достойным его оказываются лишь избранники». Таково поистине негативное и очерняющее описание, имеющее основание отнюдь не столько в объективной трансфизике, сколько в оценке увиденного на определенном плане бытия, исходя из собственных психологических проекций, контаминированных христианской эгрегорикой. В астрологическом отношении Воглеа можно отождествить с Черной Луной, а на физическом плане бытия ее проявление, согласно Даниилу Андрееву, соответствует новолунию, на что указывают следующие строки: «Она боится Солнца и всегда отступает от его сияния на неосвещенную сторону Луны. Во время полнолуния нас достигают лишь ослабленные эманации Воглеа – те, что проструиваются сквозь толщу земного спутника. Но когда Луна идет на ущерб, Воглеа перемещается вместе с мраком на ту ее сторону, которая обращена к Земле; вот почему так болезненно,мрачно и тяжело действуют на подсознательную сферу многих из нас лунный ущерб и ночи   новолуния».

Действительно, с позиции светлого мистицизма куда логичнее усматривать злотворное влияние новолуния в сравнении с полнолунием, и довольно странным является игнорирование «темной» проблематики новолуния, что указывает на его особый, скрытый от внешнего взгляда смысл. В данной связи для нас может представить интерес концепция памирского зороастризма, согласно которому Великий Господь называется Хирмест (Солнце – «хир», Луна – «мест»). Днем он следит за людьми глазом Солнца («хир»), ночью – глазом ночи, Луны («мест»). Таким образом, сакральный смысл новолуния, с точки зрения магического гнозиса освобождающий от любого обусловленного представления о божественном, совершенно очевиден, ибо это единственное время, когда персонифицированный Бог, которого в его нормативистской и насильственной проекции вполне справедливо было бы воспринимать в качестве гностического Иалдабаофа или Семиаза, не может следить за людьми. Все же следует отметить, что любое лунное влияние характеризуется стихийной силой инстинкта, неподконтрольного рассудку, и здесь поляризация светлой стороны Луны, именуемой Селеной или Танит, и темной стороны, за которой не зря в западной астрологии закрепилось название Лилит, не имеет столь большого значения. И если влияние Селены означает «выход за пределы» в буйстве и полнокровности проявлений жизненной стихии, то «выход за пределы», предполагающий влияние Черной Луны влечет за собой постановку моральных, нравственных и духовных антиномий, неподвластных относительному и преходящему рассудку, возможность решения которых заключена только в воле субъекта. В случае удачного решения всевозможных антиномий кандидат приобретает достаточное количество личной силы для осуществления трансценденции любого уровня, однако вследствие крайней затруднительности подобного исхода по причине расходования, при этом все возрастающего по мере развития цивилизации, личной энергии на социально обусловленные цели, достижение общего положительного итога становится все более проблематичным и влияние Черной Луны воспринимается как проклятие. Существует еще одна важная причина непременно негативной трактовки Черной Луны. Если Селена, Белая Луна, определяет тенденции к органическому единству, растворению и отождествлению, то Лилит, Черная Луна предполагает непременное стремление к анализу, дифференциации, разделению, ведущих к разотождествлению с чем бы то ни было. Понятное дело, что Селена является проводником коллективистских влияний, в своих религиозных аспектах столь привычных для подавляющего большинства представителей человечества. Черная Луна отталкивает своим индивидуализмом, привычно воспринимаемом в качестве чего-то зловещего и сатанинского. Отсюда и куда большее принятие Селены в сравнении с Черной Луной, несмотря на то, что тенденции обеих планет могут быть проявлены как высшем, позитивном аспекте, так и низшем, негативном. В первом случае Белая Луна будет способствовать достижению высшего единства с сущим, а Черная Луна – индивидуации, и, надо сказать, эти два процесса на самом деле взаимодополняют друг друга. Во втором случае Белая Луна будет погружать в неуправляемый хаос эмоциональной и физической жизни, а Черная способствует утверждению ложного Эго. Можно сделать вывод о взаимосвязи энергий Селены и Лилит в их влиянии на человечество и отнюдь не только на него, несмотря на всю их поляризацию, которая выглядит в качестве несводимых друг к другу противоположностей разве что в пределах ортодоксального религиозного сознания или однобокого светлого мистицизма.

Если в Дуггуре, где «сексуальные провалы» и «бушевание страстей» вызваны Воглеа, властвуют «демоницы великих городов», то Велга, четвертый образ, соответствующий природе Лилит, все города разрушает. Каждой из метакультур, как утверждает Даниил Андреев, присуща своя Велга. Это гигантские демоны женственной природы, которые проявляются в истории человечества «как умножательницы жертв и вдохновительницы анархий». Появление Велги происходит в исторических периодах метакультуры, следующих за эпохами, характеризовавшимися «крайне твердым состоянием государственности». Эпохи подобного рода являют в пространстве метакультуры на человеческом плане бытия «деспотичекую державу-колосс», для которой характерна тирания демона великодержавной государственности. Светлая Идеальная Соборная Душа сверхнарода оказывается плененной в глыбах великодержавной государственности, и в конце каждой эпохи абсолютной тирании светлый Демиург-народоводитель снимает свою санкцию с демона государственности. Именно после того, как происходит снятие санкции, Велга в полной мере вступает в свои права. Деятельность Велги является одной из главных причин гибели актуального уицраора, в результате чего кладется предел государственному деспотизму, при этом метакультура и государственное образование на человеческом плане не погибают, но на место прежнего великодержавного демона вступает новый. Уже само уничтожение Велгой крайне темных в силу своего предельного консерватизма и деспотического правления форм государственности должно говорить о ее весьма относительном «зле» и «темности». В этом отношении природа Велги любой метакультуры сопоставима с тибетскими дакинями, представляющих собой гневные праджни, т.е. женские соответствия будд, бодхисаттв и йидамов.

В индийской традиции дакини составляют свиту богини Кали, темной Шакти бога Шивы, она является освободительницей, имея природу Ужасной разрушительницы; изображаются дакини также в устрашающем, уродливом облике. Дакини являют собой устрашающий аспект Пракрити, единой вселенской субстанции, и только одномерное монотеистическое сознание могло бы отождествить их с абсолютным злом. Природа Велги, родственная дакиням, вплоть до того, что небезосновательным было бы проводить фактически прямые параллели между ними, должна привести сталкивающихся с нею к тому значимому выводу, что важным свойством трансцендентных сущностей является обращение к людям той стороной, с которой они их рассматривают. Воинственный аспект Велги позволяет также сопоставить ее природу с природой грозной и карающей богини Дурги, «вздохи» которой, т.е. духовное влияние, превращаются, согласно индуистским писаниям, в отряды вонов-женщин. Тему взаимосвязи образа Велги с сущностью самой Лилит, в своих воинственных аспектах также воспринимающейся негативно со стороны религиозной ортодоксии, подчеркнут такие ее эпитеты как «грозная в ночи», «богиня диких зверей», «несвятой дух ночи», «королева ведьм» и «мужеубийца». В особенности последнее, уже ранее приводимое нами, символически указывает на уничтожение ею всей патриархальной системы господства, находящей наиболее рельефное политическое выражение именно в великодержавной деспотии.

Мы рассмотрели четыре образа Лилит, как они указаны в системе Даниила Андреева, проявляющиеся в проекции ее влияния на человеческую историю: «Всенародная Афродита», являющая принцип изобилия существования и неограниченного наслаждения, которые выводят за пределы контроля со стороны любой навязанной извне идеологемы и «картины мира»; Фокерма, воплощающая принцип абсолютной и безусловной Свободы; Воглеа, предстающая как Верховная Жрица; и Велга, Воительница. Исходя из всего вышеизложенного, можно сделать, казалось бы, парадоксальный в проекции нашей темы вывод, что Лилит в ее указанных трансфизических аспектах не является «темной» в негативном смысле этого определения, как может представляться вначале. И то, что поначалу кажется светлым просто исходя из интеллектуальных предпочтений, отнюдь не обязательно является таковым на самом деле. Так, говоря о Черной Луне, мы отмечали ее стремлению к анализу, т.е. к расчленению и разложению, это со всей очевидностью указывает на индивидуалистические тенденции, присущие «темной стороне» и, следовательно, невозможности для аутентичных Темных стоять в основании какого бы то ни было тиранического коллективизма. Синтетические устремления Белой Луны указывает на Светлых как на имплицитных носителей идей мистического коллективизма и органической общности. При этом врожденный традиционализм и мистический консерватизм более соответствует охранительной, поглощающей природе Тьмы, тогда как активной, распространяющейся в пространстве природе Света в выражении его адептами куда в большей степени присущи революционность, эволюционизм и модернизм. Потому, когда «темные силы» обвиняются в контртрадиционности, в проекции подлинного традиционного и иницитического видения это выглядит полной литературной нелепицой. Контртрадиция и контринициация на самом деле присущи не аутентичным Светлым или Темным, идущим по инициатическому пути, а тем, чьи желания при этом не были столь абстрактными и не имеющими рационального интереса, в результате чего они неизбежно падали в Пропасть Даат и становились теми, кого Алистер Кроули называл Черными Братьями. Следовательно, контртрадиция и контринициация могут получить вполне оправданное определение как «светлых», так и «темных» при учете понимания недопроявившейся, ущербной реализации тех, кто будет иметь ничем не извинительную дерзость называть себя аутентичным представителем той или иной стороны. Эта ущербность является одинаково опасной в случае разновидностей ее социальных проявлений, так любые формы тоталитарного коллективизма инспирированы падшими клиппотическими «светлыми», тогда как феномены «мафии» и «гангстеризма», не сдерживаемых ничем, кроме индивидуалистической алчности, представляют собой характерные формы реализации во внешнем мире падших представителей «темной стороны». В данной связи нельзя не отметить полноту взаимосвязи между светлыми и темными падшими клиппотическими элементами, так светлый коллективизм идет рука об руку с самым темным консерватизмом, когда этот коллективизм будет ставить целью защитить собственную политическую систему, равно как и индивидуальные, т.е. те же «темные» интересы его вождей.

Таким образом, можно сделать вывод, что духовная реализация как представителей Светлой, как и Темной стороны идет по одним и тем же сфирот Древа Жизни, равно как и провал в клиппотические антисфиры через падение в Пропасть Даат могут быть характерны для обеих сторон. Различия между «светлой» и «темной» реализацией продиктованы отношением к Эго и, следовательно, особенностями, характеризующими знаковое тело, совокупность трех тонких покровов человеческого существа.

Образ магической женщины у самых корней Древа Жизни. У любого аутентичного шамана есть в Нижнем мире свое Дерево

После прохождения пропасти Даат, те преобразившееся существа, которые не шли по пути, подобному реализации природы архата в буддийской тхераваде, занимают свое место в мирах нижних диапазонов проявляющейся жизни, становясь сущностями одной из сфирот. И если говорить о метаисторической реализации сущностей темной природы, прошедших Даат, она может показаться самой что есть демонической в проекции духовного сентиментализма и гуманизированной религиозности, однако Колонна Строгости, наряду с Колонной Милосердия и Серединным Столпом, представляет собой один из Принципов существования самого Древа Жизни в качестве актуальной вселенной. Теперь мы можем дать ответ на вопрос, обозначенный в начале статьи: почему именно у Светлого мистика Даниила Андреева можно найти описание темных трансфизических персонажей, природа которых соответствует разным аспектам природы самой Лилит? Такое положение дел будет казаться парадоксальным лишь при поверхностном рассмотрении, однако следует понимать, что человеческому существу, в полной мере воплотившему в своем пути всю глубину религиозности уходящей эпохи Осириса и достигшему пределов духовного вживания в природу сфиры Хесед, и, следовательно, подступившему к Пропасти Даат, непременно раскрывается содержание противоположной стороны, нежели той, по которой он шел. Сам вынужденный принцип экономии средств реализации предполагает, что человек (и не только человек) имеющий предельно абстрактные цели и достигший пределов познания одной стороны бытия или вселенской Силы, непременно постигнет ее противоположность. Конечно же, по причине того, что Даниил Андреев являлся лишь мистиком, а только инициация предполагает прижизненное прохождение Даат, он не мог оценить увиденную им темную сторону с универсальной позиции. Тем не менее, его метаисторическая и трансфизическая методология постижения иных планов бытия имеет непреходящую ценность в проекции магического гнозиса, и может быть принята в расчет отнюдь не только мистиками, но также магами и посвященными.
Примечания

[1] Напомним, что сакральные концепции, апеллирующие к тем или иным формам откровения и традиции, рассматривают процесс развития человеческой истории и Вселенной вообще не как эволюцию (наиболее принятый сегодня взгляд, учитывая все разнообразие эволюционных концепций), а как инволюцию. На самом деле, это весьма относительная инволюция, ведь речь идет о последовательной реализации возможностей, заложенных в проявленном. При этом признается наличие определенной доли вероятности частичных и относительных восстановлений, что, правда, не меняет принципиально общей ситуации. Параллелью концепции Золотого века в индийской традиции будет Крита-юга или Сатья-юга, в древнеегипетской традиции – это эпоха бога Ра, являющегося солнечным божеством, отцом всех богов. Всего в каждом большом человеческом цикле, в индийской традиции имеющим название manvantаra, насчитывается четыре эпохи, и последняя из них по Гесиоду именуется Железным веком. Соответственно, в индийской традиции – это Кали-юга (Темный век), а в древнеегипетской – эпоха бога Осириса, в данном отношении выступающего в качестве бога загробного мира. На относительность такого рода концепций указывает Телема, возвещающая новый эон бога Гора, открывающего качественно иные возможности реализации и цивилизационного развития фактически в самом конце актуальной манвантары; по всей очевидности откровение «Книги Закона» является своего рода мостом во всех символических смыслах, знаменует собой переход от прежней космической эпохи к новой.

[2] В этом отношении следует сказать, что естественный «традиционализм» Лилит, как и сама парадигма «естественных традиций», находится в противостоянии с религиозным монотеизмом. Однако в самом дуализме виновно именно самоутверждение человеческого начала, противопоставившее себя иным формам бытия, данное противопоставление и было доктринально оформлено в монотеистических учениях. То, что называют «естественными традициями» содержит в себе и раскрывает всю полноту вселенской гармонии в отличие от дуалистической парадигмы, являющейся стержнем фундаментального монотеизма. Сделаем в данной связи замечание, что пророк Адам, к личности которого апеллируют монотеистические религии, в качестве проводника совершенно особой эгрегориальной воли является полной противоположностью каббалистической идеи Адама Кадмона, «вечного» и «трансцендентного» человека.

[3] Заметим, что, казалось бы, совершенно парадоксальным образом цивилизационная проекция Лилит, обусловливающая культурное строительство, возвращает реальность надвременного и вечного, в отличие от дуалистических консервативно-религиозных форм, предлагающих «возвращение к Первоистоку» и порождающих вражду к «инакомыслящим» и «неверным».

[4] Андреев Д.Л. Роза Мира. – М., 1992. – С. 112.

[5] Любые вариации подлинного магического пути соединяют в себе «путь свободы» и «путь высокого приключения»; данные понятия широко распространены во многих магических и шаманских традициях. Путь Свободы раскрывает полноту необусловленного существования, выводит за пределы любых дуальностей космической жизни. Путь Высокого Приключения обеспечивает познание «вширь», всех без ограничения возможностей в пределах проявленного. В некоторых традициях, как, например, в христианстве, утверждающем исключительное следование «узкому пути» (вариация Пути Свободы) в противоположность «широкому пути» (Путь Высокого Приключения), их принято противопоставлять, и здесь нельзя не отметить ограниченности подобной точки зрения. Даниил Андреев говорил о не меньшей легитимности «широкого пути», однако общности между двумя путями, как и в случае всей христианской традиции, в своей индивидуальной реализации и практике метаисторического осмысления ему так найти и не удалось, ибо его сознание все же преимущественно руководствовалось аскетическими идеалами христианского «трансмифа».

[6]В объемном астрологическом календаре, посвященному году Горного Барана согласно авестийской астрологии, Павел Глоба затрагивает тему соединения Арты и Друдж (Белой и Черной Луны) в 14° Рыб, произошедшее на пороге эпохи Водолея, что имеет прямое отношение к теме нашей статьи. Черная Луна, Друдж, это также и Лилит, согласно дуалистической системе зороастризма она представляет собой проекцию мирового зла. Один цикл такого соединения длится 33,5 года, после чего начинается новый цикл в новом градусе и новом астрологическом знаке. Астрологический знак, в котором соединяются Арта и Друдж указывает, согласно Глобе, на характер искушений и подмен, ожидающих человечество в данный отрезок времени. Таким образом, каждые 33,5 года «зло меняет свое обличье». Исходя из специфики актуального соединения, для начала эпохи Водолея, как утверждает Павел Глоба, будет характерно обольщение на поисках «мистического» и «чудесного», произойдет активное массовое увлечение чудесами (См.: Глоба П.П. Календарь астрологический зороастрийский. Год Горного Барана. – Мн., 2003. – С.87 - 97). В качестве яркого примера автором астрологического календаря приводится увлечение детей серией романов о Гарри Поттере. Вопрос о неоправданности негативной трактовки Черной Луны мы рассмотрим ниже, что же касается качества интереса к мистике и занятия магическими практиками, нам опять же остается констатировать: полнота ответственности должна возлагаться не на Лилит и Селену, которые являются проводниками определенных тенденций, но на самого воспринимающего субъекта.

[7] Потому, если говорить о присущих женщине свойствах, когда слышатся брутальные утверждения, что женщины глупы «по природе», это в корне неверно и суть измышления, оправдывающие патриархальную систему общественных отношений. Женщины глупы «по социуму», какими их сделала патриархальная культура, и таковыми являются дочери социально-обусловленной Евы. Мужчины ровно в той же степени, хотя и иным образом, несчастны и глупы «по социуму», будучи подверженными влиянию на их сознание психологических импринтов, внушенных социализированными религиями.

[8]Вообще, четверка в основном ряду символических чисел является наиболее женским числом. Оно символизирует проявленное, т.е. все космическое пространство со всеми его разноматериальными слоями, которое имеет женскую природу. Число «4» указывает на полноту вещей проявленного мира, сохраняющую качественное их содержание, исходящее из принципа проявления; данный же принцип, в свою очередь, символизируется числом «3». Потому можно еще раз отметить некорректность противопоставления «духовного» и «материального», число «4» говорит о полной легитимности проявленного, мистерия данного числа раскрывает возможность альтернативного метафизического знания, построенного не на взгляде на реальность «с точки зрения Абсолюта», который в результате претензии на самодостаточность всегда будет в той или иной степени фиктивным, но на взгляде на Абсолют из пространства самой Реальности, что обеспечит прямоту и бóльшую практичность познания. Очевидно, что вторая позиция сильно корректирует первую, не приемля ее тоталитарного дискурса.

[9] Так называемые «инопланетяне» является весьма ярким тому примером, хотя они являются отнюдь не тем, чем кажутся с точки зрения современного, насквозь профанированного восприятия; о взаимосвязи определенных «инопланетян» с проблемой так называемого «космосекса», которую со страхом раскрывают конспирологи-ортодоксы, мы будем говорить в другой статье.

[10] Андреев Д.Л. Роза Мира. – М., 1992. – С. 98.

[11] Александр Дугин в книге «Метафизика Благой Вести», где он развивает собственную концепцию «православного эзотеризма», ставит в зависимость само наличие идеи «грехопадения» от креационистской космогонии утверждая, что именно православие, в полной мере отождествляемое им с христианством, преодолевает крайности как манифестационистского, так и креационистского подходов. На самом деле подобное разделение является искусственным, ибо вообще не существует манифестационистских или креационистских традиций в чистом виде. Абсолютизация манифестационизма или креационизма приводит лишь к бесплодному теоретизированию, как и абсолютизация монистической или плюралистической концепций относительно вопроса о происхождении мира. Более того, если следовать соображениям А. Дугина и искать зависимость между креационизмом и доктриной грехопадения, можно сделать вывод, что именно христианство несет в себе наибольшее наследие креационизма. Ни в иудаизме, ни в исламе, которые, по мнению А. Дугина, более «креационистские», не говорилось о падении из Рая в том смысле, в каком это есть в христианстве, на самом деле там речь идет лишь об утрате человеком изначального совершенства и привилегированного положения, что может быть восстановлено относительно каждого отдельного человеческого существа при условии его безупречного следования пути, указанном в традициях единобожия. «Грехопадение» есть изобретение христианства и его необходимость, в сущности, понятна: без такого рода концепции «первородного греха» никак нельзя было ввести концепцию искупления и самого «Искупителя». Все же приведем одну яркую цитату из указанной книги, которая отнюдь не лишний раз показывает, очевидно, вне зависимости от воли автора, следующего излюбленной привычке говорить за других, абсурдность учения о грехопадении с позиции иных, не-монотеистических традиций: «Креационистский иудейский подход наказывает и «змея» и человека за то, за что в индуизме или дзен-буддизме обоих только похвалили бы» (Дугин А.Г. Метафизика Благой Вести (православный эзотеризм). – М., 1996. – С. 42).