История колдовства. Читать онлайн.

История колдовства
Жанр: История
Автор: Август Саммерс
Язык: Русский


Колдовство, черная магия, некромантия, ворожба – средневековые тайные знания интересуют современного читателя и заставляют задуматься: действительно ли церковь проклинала все происходящее или, напротив, пусть и отдаленно, была связана с ведовством и колдовством?

Монтегю Саммерс


История колдовства

ИСТОРИЯ КОЛДОВСТВА, НАПИСАННАЯ

ПРЕПОДОБНЫМ МОНТЕГЮ САММЕРСОМ

ПОСВЯЩАЕТСЯ ПАТРИКУ,В ПАМЯТЬ О ЛОРЕТО И СВЯТОЙ ОБИТЕЛИ БОГОРОДИЦЫ, О ЧУДОТВОРНОЙ ИКОНЕ БОГОРОДИЦЫ В КАМПОКАВАЛЛО, БОГОРОДИЦЕ ПОМПЕЙСКОЙ, УТЕШИТЕЛЬНИЦЕ ТУРИНСКОЙ, УТЕШИТЕЛЬНИЦЕ СТРАСТЕЙ В СВ. КАТЕРИНЕ АИ ФУНАРИ В РИМЕ, ПРЕСВЯТОЙ ДЕВЕ ДЕЛЬ ПАРТО В САН-АГОСТИНО, МАДОННЕ ДЕЛЛА СТРАДА В ДЖЕЗУ, НИКОПЕЙЕ ИЗ САН-МАРКО В ВЕНЕЦИИ, НОТР-ДАМ-ДЕ-БОН-НУВЕЛЬ В РЕННЕ, НОТР-ДАМ-ДЕ-ГРАНД-ПУИССАН В ЛАМБАЛЕ И

О ВСЕХ ИТАЛЬЯНСКИХ И ФРАНЦУЗСКИХ МАДОННАХ, В МЕСТАХ ПОКЛОНЕНИЯ КОТОРЫМ МЫ СМИРЕННО ВОЗНОСИЛИ МОЛИТВЫ

ВСТУПЛЕНИЕ


История ведьмовства – старый как мир и столь же обширный предмет изысканий. Под ведьмовством в этой книге я подразумеваю колдовство, черную магию, некромантию, тайную ворожбу, сатанизм и любые пагубные оккультные искусства, которые ставят перед писателем весьма нелегкую проблему. Ему предстоит сделать выбор, и дилемма, стоящая перед ним, облегчается разве что пониманием того, какой бы путь он ни избрал, его работа будет подвержена уничижительной и подчас некомпетентной критике. Поскольку является очевидным, что объем подобного труда не может быть безграничным, писатель может предпринять попытку показать картину, открывающуюся с высоты птичьего полета, так сказать, от Китая до Перу, от слабоартикулированных ритмических заклинаний первобытных людей на заре человечества до последних спиритических фантазий на вчерашнем сеансе столоверчения. В таком случае следует ожидать появления книги неубедительной и легковесной; или же, напротив, он может сконцентрироваться на конкретных чертах из истории ведьмовства, посвятить им известное число страниц, обратить внимание читателя на некоторые малоизвестные факты, важность которых мало кто ныне понимает, и построить на них трудоемкое исследование, пусть это произойдет за счет неизбежных упущений, пробелов, отречения от любимых сюжетов, пренебрежения авторскими отступлениями и попытками установить истину в смежных вопросах, наконец, за счет тишины, когда дело дойдет до дискуссий и обсуждений подобной книги. Я решил все же остановиться на втором методе, понимая его недостатки, поскольку исследователь ведовства не может рассчитывать, что ему удастся отразить сколько-нибудь значительную часть известных фактов в одной книге. На мой взгляд, лучше дать документированный отчет об определенных аспектах проблемы, нежели набросать конспект, в котором в одну кучу будут собраны несовместимые, по сути, вещи, поскольку и в таком случае не удалось бы избежать значительных лакун и пробелов, как бы тщательно ни старался автор ничего не упустить. Я отдаю себе отчет в том, что вряд ли в этой работе есть абзац, который не мог бы легко разрастись до размеров страницы, вряд ли имеется страница, которую нельзя было бы с большим успехом переделать в главу, и уж, конечно, здесь нет главы, которая, увеличившись до размеров книги, не была бы при этом в значительной степени улучшена.

Многие пробелы, как было уже сказано, являются неизбежным следствием принятого мною плана; впрочем, мне не известно другого, который позволил бы осветить столь универсальную проблему, как ведьмовство. Остается принести мои искренние извинения тем, кто, приобретая эту книгу, рассчитывал найти в ней подробности касательно финской магии и колдовских практик Лапландии, надеялся пополнить свои знания о распространении тохунгаизма среди маори, культах демонов и практиках заклинаний в индуизме, исландских берсерках, сибирских шаманах, слепом Пан Су и корейских мутангах, китайском Ву По, сербских оборотнях, гаитянском вуду, темных искусствах Скандинавии и стран ислама. Я заверяю читателей, что сожалею об отсутствии всего этого не меньше, чем любой из них, однако существуют ограничения практического характера, не позволяющие растягивать объем книги до бесконечности.

В дополнительном сопровождающем томе я намереваюсь осветить распространение ведьмовства в конкретных регионах, а точнее на Британских островах, во Франции, Германии, Италии, в Новой Англии и других странах. Многие знаменитые эпизоды, такие, как суды над ведьмами в Ланкашире, деятельность Мэтью Хопкинса, Жиля де Реца, Гофриди, Урбана Грандье, Коттон Мэтера и салемских колдуний будут там в должной мере обсуждены с известной степенью детализации.

Удивительно, но в последние годы среди английских писателей не нашлось никого, кто серьезно бы занялся историей ведьмовства в Европе. Этот предмет не получил достаточного внимания серьезных ученых-историков, которые странным образом не понимают всю важность этого трагического феномена и его политические и социальные последствия. Магия, происхождение магических культов и церемоний, ритуалы первобытных народов, традиционные суеверия и связанные с ними практики становились объектом многочисленных ученых исследований, в основном с антропологической и фольклористической точек зрения, но к темной стороне этого предмета, истории сатанизма, пожалуй, еще никто и не приступал.

Существует определенная причина для подобного невнимания и небрежения, заключающаяся в том, что грубый и вульгарный материализм, который выступает едва ли не основной чертой для большей части XVIII и XIX веков в Англии, интеллектуально отрекся от сверхъестественного и небезуспешно попытался заменить религию флегматичной системой респектабельной морали. Поскольку ведьмовство не вписывалось в подобную систему, оно могло в лучшем случае представлять некий антикварный интерес, и даже в этом смысле эксгумация отвратительного и презренного суеверия ни у кого не вызывала энтузиазма. Казалось, наиболее подобающим забыть эту уродливую часть собственной истории. Подобное отношение к проблеме превалировало в течение полутора веков, если не более, и ведьмовство становилось объектом исследования лишь для узкомысящих и неумелых авторов вроде Лики и Чарльза Маккея, отказывавшихся от обсуждения работ своих предшественников, которые, как они предполагали, все были ошибочны, сумасбродны, недальновидны и способны лишь ввести в заблуждение. Колесо времени совершило свой ход, и подобные рационалистические предрассудки быстро отмирают. Необычайная популярность и глубокая убежденность приверженцев спиритизма уже сами по себе доказывают, что, и в этом смысле широкий интерес к мистицизму можно считать здоровой тенденцией, человеческое сообщество не желает больше питаться той шелухой, которую подсовывают ему материалисты. И это лишь один из многих симптомов, хотя, без сомнения, и самый важный, указывающий на происходящие в обществе изменения.

Практически невозможно верно оценить и понять подлинную историю людей, живших в елизаветинской или стюартовской Англии, во Франции времен Людовика XIII или его сына, в Италии периода Ренессанса

и Контрреформации. Назовем пока лишь несколько конкретных стран и эпох, если мы не имеем определенного представления о той роли, которую ведьмовство играло в эти времена. Все классы, так или иначе, словом или делом должны были высказать свое отношение к ведьмовству, все – от Папы Римского до последнего крестьянина и от английской королевы до скромной деревенской девушки.

Поскольку актеры являются «конспектами и краткими хрониками эпохи», я завершил эту книгу заключительной главой, которая рассматривает ведьмовство, как представлялось оно на сцене, главным образом в английском театре. Подобное обозрение создается впервые, и поскольку ведьмовство, как мы увидим, являлось труднопреодолимым социальным злом и соотносилось со всеми стадиями развития человека, то очевидно, что вряд ли где-нибудь нам удастся найти более подходящие иллюстрации этого явления, нежели в драмах, так как драматург всегда пытается прощупать пульс своей публики. До развития романистики театр оставался единственным зеркалом нравов, распространенных в обществе и его истории.

Во Франции существует множество общих исследований ведовства, представляющих значительную ценность, среди которых имеет смысл выделить такие работы, как «Traite sur la magic, la sortilege, les possesions, obsessions et malefices» Антуана-Луи Доже, 1782; «Histoire de la Magie en France depuis le commencement de la monarchie jusqu’a nos jours» Жюля Гарине, 1818; знаменитую «La Sorciere» Мишле; «La Magie et l’Astrologie» (3-е изд.) Альфреда Мори, 1868; «Histoire de Satan» аббата Лекану; «Les grande Jours de la Sorcellerie» Жюля Босака, 1890; «La Magie et la Sorcellerie en France» (в 4-х томах), Теодора де Кузона, 1910 и ряд других.

Для Германии следует отметить «Bibliotheca Magica» Эберхарда Губера; «Geschichte des Teufels» Роскова, 1869; «Geschichte des Hexenprozesse» (neu bearbeitet von Dr. Heinrich Heppe) Cолдана, 1880; «Beitroege zur Geschichte des Hexenwesens in Franken» Фридриха Ляйтшуха, 1883; «Der Hexenwahn vor und nach der Glaubensspaltung in Deutschland» Йохана Диффенбаха, 1886; «Die Hexenprozesse im Breisgau» Шрайбера; «Die Hexenprozesse und ihre Gegner aus Tirol» Людвига Раппа; «Quellen und Untersuchungen zur Geschichte des Hexenwahns» Йозефа Хансена, 1901 и множество других отлично документированных исследований.

Можно рекомендовать ряд старых книг и для Англии, с определенными оговорками, конечно. «Рассказы о волшебстве и магии» (в 2-х томах) Томаса Райта, 1851 может быть предложена как работа ученого антиквара, часто ссылающегося на источники, но в то же время довольно отрывочная и с трудом удовлетворяющая внимательного читателя. Мастерство стиля и глубину мышления демонстрирует Ф. Дж. Ли в книгах: «Иной мир» в 2-х томах, 1875; «Новые проблески мира невидимого», 1878; «Проблески в сумерках», 1885 и «Взгляд и тени», 1894. Все книги заслуживают того, чтобы быть известными значительно большей аудитории, так как вознаграждают любого читателя, вдумчивого и неторопливого.

Довольно новой [1] работой является книга профессора Уоллеса Нотштейна «История ведьмовства в Англии с 1558 до 1718 года», опубликованная в 1911 году. Это подробное исследование полуторавековой истории ведьм посвящено, как следует из названия, исключительно Англии. Издание снабжено обширными и полезными приложениями. За безукоризненное распределение фактов, почерпнутых из судебных протоколов по категориям, а труд был им проделан немалый, проф. Нотштейн заслуживает похвалы; однако интерпретация им фактов и его умозаключения сплошь и рядом не выдерживают критики. Хотя, казалось бы, неверие этого автора должно быть расшатано кумулятивной силой повторяющихся и подтверждающих друг друга свидетельств, тем не менее он отказывается признать даже саму возможность того, что люди, призывающие сверхъестественные силы, проводили тайные собрания ночью в уединенных и скрытых местах для достижения собственных целей. Если свидетельство, данное человеком, вообще чего-нибудь стоит, если мы не хотим стать большими скептиками, чем сам Пиррон, подобно знаменитому доктору Марфуриусу, который никогда не говорил «Je suis venu», но: «Il me semble que je suis venu», то придется признать, что в 1612 году Роджер Новелл действительно стал свидетелем шабаша ведьм и задержал с поличным Елизавету Демдайк с тремя другими каргами, препроводив их затем в ланкаширский замок; после чего Елизавета Девайс собрала всю банду Пендл у себя дома в башне Малкинг с тем, чтобы обсудить ситуацию и попытаться освободить заключенных. Как только они собрались таким образом, то все сели обедать, и, как принято в северных графствах, не было недостатка в говядине и беконе, был там и зажаренный баран. Во всем этом нет чего-либо особенного; текст, который мы обсуждаем, находится в известном изложении Томаса Потта «Чудесное раскрытие ведьм в графстве Ланкастер» (Лондон, 1618) и производит впечатление своей очевидной правдивостью: «Собравшиеся персоны имели в своем распоряжении говядину, бекон и зажаренного барана; и баран этот (как рассказал на следствии брат упомянутой подследственной) был из стад Кристофера Сойерса, что из Барли; и баран сей был доставлен ночью перед этим в дом матери подследственной указанным Джеймсом Девайсом, братом упомянутой подследственной, и в присутствии подследственной убит и съеден». Ничему из этого не верит проф. Нотштейн. Он пишет: «Совпадение показаний в истории с башней Малкинг убеждает не больше, чем множество других историй континентального происхождения о собраниях ведьм, все из которых были сочинены под давлением физическим или психическим и при наводящих вопросах. Нет причин верить тому, что за подобными рассказами действительно что-то скрывается». Перед лицом столь догматичных притязаний факт, запечатленный в источнике, теряет всякий смысл. Те м более что за континентальными историями о собраниях ведьм за редкими исключениями стоят вполне реальные факты. Надо признать, что подобный жалкий скептицизм, существенно искажающий выводы касательно процессов ведьм, становится серьезным недостатком работы проф. Нотштейна, о чем нельзя не пожалеть, учитывая его усердие.

Мисс М. А. Мюррей, однако, нигде не позволяет себе подобного пренебрежения историческими свидетельствами и некритического подведения итогов. Тщательное изучение авторов, занимавшихся проблемой ведьмовства, привело ее к выводу, что к целому ряду их утверждений стоит прислушаться. Острота восприятия и проницательность позволили избежать таким авторам, как Григорий XV, Боден, Гуаццо, Де Ланкр, д’Эспань, Ла Рейн, Бойль, сэр Мэтью Хейл, Глэнвилл, того, чтобы быть обманутыми. Не были они и обманщиками. Таким образом, свидетельства этих писателей остаются в силе, но поскольку мисс Мюррей, видимо, не в состоянии принять вытекающих из этого последствий, она тут же выступает с заявлением, согласно которому «выводы авторов не поддерживаются собранными ими материалами». В своей книге «Культ ведьм в Западной Европе» (1921) она продолжает развивать весьма бесхитростную, но совершенно, как я покажу, неприспособленную к жизни теорию. Мало удивительного в том, что многие детали, старательно собранные на страницах книги мисс Мюррей, приводятся в согласование с теорией, изначально заготовленной (делается это, вероятно, неосознанно). Как бы сильно ни различались наши точки зрения с мисс Мюррей и как бы наши разногласия ни носили принципиального характера, я чувствую себя обязанным воздать должное ее непредвзятому и честному обращению к целому ряду проблем, которые очень часто замалчивались, что нередко способствовало созданию неверной и вводящей в заблуждение картины.

Вокруг ведьмовства существует весьма обширная литература, особенно учитывая, что, по сути дела, с этим явлением смыкаются и определенные спиритические практики, так что будет весьма нелегко упомянуть даже малую часть таких трудов, которые бросают свет на этот сложный и комплексный предмет. Среди тех книг, которые, на мой взгляд, наиболее полезны: «Spiritualisme et spiritisme и Spirites et mediums» Сюрбле; «Der Kampf um die Seele» Гутберле; «Le spiritisme dans ses rapports avec la folie» Марселя Виолле; «Современный спиритизм и опасности спиритизма» Дж. Годфри Руперта; «Невидимый мир» настоятеля Алексиса Леписье; «Проповеди о современном спиритизме» преподобного А. В. Миллера; «Гипнотизм и спиритизм» Лаппони; «Спиритуализм» (История религий) покойного архиепископа Хью Бенсона; «Опасность спиритизма» Эллиота О’Доннела; «Спиритизм: факты и подделки» отца Саймона Блэкмора, изданная в 1925 году.

Мое собственное мнение об этом движении сформировалось не только на основании чтения монографий, в которых все его аспекты исследуются с любых возможных точек зрения, но также благодаря переписке и дискуссиям с горячими поклонниками этого культа и не в последнюю очередь благодаря признаниям и предупреждениям, полученным от тех, кто отказался от следования подобным вредным практикам, причем откровения о сути спиритизма, будучи весьма показательными, часто делались в обстоятельствах, совершенно исключающих неискренность или ложность сведений моих корреспондентов.

История ведьмовства исключительно интересна для богословов, психологов, историков и нельзя ею пренебрегать. История эта, однако, мрачна и способна внушить подчас ужас, хотя многое было преднамеренно опущено даже в немногочисленных английских трудах на эту тему, претендующих на серьезность. Подобное отношение к источникам недостойно и ненаучно и, безусловно, достойно всяческого осуждения.

Например, труд проф. Нотштейна в значительной степени искажен им самим же из-за непонимания всего бесстыдства ведьмовских культов, таким образом, зло, заключенное в них, было им неоправданно смягчено. Действительно, он столь не критичен, местами, осмелюсь сказать, даже не научен, что в его книге можно встретить наивные замечания, подобные нижеследующим (стр. 300): «трудно даже представить себе зло, заключенное в обвинениях и признаниях, содержащихся в трактатах о ведьмах. Этот аспект проблемы мы не собираемся обсуждать в нашей книге». Странно слышать подобное. О сатанистах и шабашах не следует писать элегантными фразами. Как ни отвратительна болезнь, доктор обязан поставить диагноз и провести исследование больного. Политика страуса, разделяемая многими авторами, – моральная трусость. Никто из отцов Церкви и великих церковных писателей не был ханжой. Когда св. Епифаний должен был обсуждать взгляды гностиков, он детально описал все их мерзости и заметил, весьма по существу: «Почему должен я воздерживаться говорить о тех вещах, которые вы не боитесь делать? Говоря об этом, я надеюсь наполнить сердца ваши ужасом

той порочности, в которую вы впали». И св. Климент Александрийский говорит: «Я не стыжусь именовать те части тела, в которых формируется и с помощью которых питается плод; и почему, в самом деле, должен я этого стыдиться, если Господь не постыдился их создать?»

Некоторые авторы изображали средневековую ведьму в розовом свете. В их трудах она предстает отчасти эксцентричной, но доброй старой леди, проницательной и мудрой, обладающей обширными знаниями о целебных травах и растениях, всегда готовой дать совет и оказать помощь своим соседям, которые поглупее ее; не отвергающей взамен за свои услуги скромного сельского подарка в виде копченого свиного бока, муки, цыпленка или просто нескольких яиц. И вот случалось так, что по не вполне понятным причинам она часто становилась жертвой фанатичных судей и сумасшедших инквизиторов, самых невежественных из всех смертных, которые, поймав ее, бросали в реку, допрашивали, пытали и в конце концов сжигали на костре. Многие современные авторы, весьма критично настроенные, относят ведьму к области сказок; и по их мнению, ведьмы никогда не существовали, разве что в качестве доброй крестной Золушки или мадам Мерлуш из книги графини д’Ольне. Я даже слышал, как один ученый, специалист по елизаветинской эпохе, публично заявил на лекции, что люди того времени не верили в колдовство. Нельзя и представить себе, чтобы такие интеллектуалы, как Шекспир, Форд, Джонсон, Флетчер, могли бы верить в подобную пустую химеру, порожденную фантазией и массовой истерией. И вся аудитория очень радовалась этому заявлению, все были довольны, что великие имена прошлого теперь очищены от подозрения в том, что они разделяли подобное грубое суеверие. Какие-нибудь необразованные крестьяне может и были достаточно невежественными, чтобы верить в существование ведьм. Поэты использовали не без успеха мерзких старух в своих балладах и пьесах. Но чтобы наши великие елизаветинцы верили подобным фантазиям! Нет, для этого они были слишком просвещенными. Словом, колдовство является фактором жизни XVII столетия, которое все словно сговорились игнорировать, что не исторично и не научно.

На последующих страницах я стремился показать ведьму такой, какой она была в действительности: злобным созданием, социальной чумой и паразитом на теле общества, последователем отвратительных обрядов, отравительницей, шантажисткой и виновницей многих других преступлений, членом властной тайной организации, враждебной церкви и государству, богохульницей, властвующей над крестьянами с помощью террора и суеверий, шарлатаном в медицине, сводней и знахаркой, делающей аборты, теневым советником распутных придворных дам и кавалеров. По сути дела, ведьмы существовали за счет наиболее грязных чувств и эмоций своей эпохи.

Эта книга является результатом более чем тридцатилетних занятий историей ведьмовства. В течение этого периода я провел систематическое и интенсивное изучение старых книг по демонологии и пришел к выводу, что они представляют из себя первоклассное свидетельство большой значимости и ценности и, будучи очень обширными и вместе с тем крайне редкими, они не использовались учеными в качестве источников. Также следует сказать, что читать их сложно из-за особенности построения фраз и лексикона авторов. Среди наиболее авторитетных я могу выделить несколько имен: Шпренгер, автор «Молота ведьм», Гваццо, Бартоломео Спина, Иоганнес Нидер, Грилландус, Джером Менго, Бинсфельд, Жерсон, Ульрих Молитор, Базен, Мурнер, Креспе, Ананья, Анри Боге, Боден, Мартин дель Рио, Пьер ле Лоер, Людвиг Элих, Годельман, Николя Реми, Салерини, Леон Артвер, Де Ланкр, Альфонсо де Кастро, Себастиан Микаэлис, Синистрари, Перро, Дом Кальмет, Сильвестр Мазолини. Если мы добавим к этим источникам судебные дела и законодательные акты, то получим большое количество материалов для нашего исследования. Все главы этой книги построены на источниках, и целью моей было истолковать исторические свидетельства наиболее правдиво и точно, судить обо всем без гнева и пристрастия, рассказывать о фактах и комментировать их с искренностью и прямотой. В то же время я отдаю себе отчет в том, что многие великие ученые, мною уважаемые, имеют мнение, отличное от моего.

Написано в праздник св. Терезы, 1925 год.

ГЛАВА I.

Ведьма – еретик и анархист

«Sorcier est celui qui par moyens Diaboliques sciemment s’ef-force de paruenir a quel que chose» (Колдун – это тот, кто вошел в контакт с дьяволом ради достижения своих целей). Такими словами известный своей эрудицией юрист Жан Боден, один из самых проницательных и беспристрастных умов своего времени, начинает книгу «De la Demonomanie des Sorciers». [2] Мне представляется, что трудно найти более сжатое, более точное, исчерпывающее и ясное определение ведьмы. Колдовство, особенно в той степени, каким оно открывалось в своих многократных проявлениях во всех частях Южной и Западной Европы с середины XIII и до начала XVIII века, [3] в наше время редко подвергается беспристрастному анализу. Единственным и по-настоящему важным источником информации являются записи того времени; детализированные протоколы судебных расследований; огромная масса памфлетов, которые содержат показания ведьм и воспроизводят свидетельства, произнесенные в суде. Особое значение имеют многотомные труды инквизиторов и демонологов, праведных и достойных богословов, докторов utriusque juris, искушенных законоведов, ученых мужей, мудрых философов, имена которых почитаются во всех европейских университетах знатоками литературы, политики, науки и культуры. Воистину к этим монахам прислушивались короли и папы. Слово их могло разжечь пламя в Европе и поставить императора на колени у их ворот.

Правда, что ведовство стало темой многих книг, но в то же время исследователи большей частью подходили к этой ужасной главе в истории человечества с предубеждением. Их точки зрения, хотя и отличались радикально друг от друга, но тем не менее вели к искажению материала. Для того чтобы добраться до фактов, необходимо отбросить мишуру их алогичных заключений и нежелательных комментариев.

На первый взгляд интерес к колдовству может иметь чисто антикварный характер. К ведовству относятся как к побочной линии истории, некоему суеверию, причем давно мертвому, не имеющему отношения к современным делам. Все это, считают псевдоученые, не более чем поле для собирателей фольклора. Часто мы встречаемся и с романтическим отношением к ведовству. «В канун дня св. Георгия, ночью, темной и бурной, бледная луна с трудом пробиралась через массивные облака. Ведьмы повсюду, они носятся на страшной высоте, направляясь на свой чудовищный шабаш, где будут пританцовывать под пронзительные звуки волынки. В исступленном бреду выкликают они слова, исполненные потаенного смысла: „Har! Har! Har! Altri! Altri!“ На далекую гору Брокен или в глухой Севенн спешат они на оргии, для свершения инфернальных таинств, на танец Ахерона, сладкую и жуткую фантазию тьмы „Vеrs les stupres impurs et les baisers immondes“. [4] Кажется, что ад изверг из своего чрева наисквернейшие отбросы на усыхающую землю; отвратительная ожившая тень восседает на сияющем тьмой троне; удушливый воздух пропитан сквернословием и богохульством; все быстрее кружится мерзкий смерч ведьм; все пронзительнее выкрики; но вот тусклый серый свет забрезжил на востоке; еще минута – и слышен первый крик деревенского шантеклера; быстро, как мысль, исчезает зловещая фантасмагория, все тихо и спокойно в свете восходящего солнца».

Но подобный антикварный или, скажем, романтический подход к проблеме ведьмовства с научной точки зрения, с которой мы хотим исследовать этот предмет, кажется малозначимым и неуместным, хотя он и смог бы доставить немало приятных часов многим читателям, – ведь в произведениях ряда авторов ведьмы подчас изображаются весьма высокохудожественно и драматично, и к тому же так, что читать о них можно с легким сердцем, зная, что подобных вещей не было и быть не могло. [5]

Историки-рационалисты и скептики, столкнувшись с феноменом ведовства, неизменно выбирали легкий путь, хотя и стремились разобраться с необычайно запутанным клубком проблем; они просто отвергали все свидетельства, которые не вписывались в их узкое представление об изучаемом предмете. Если даже при обвинении в любом другом преступлении подобные свидетельства были бы немедля восприняты как решающие, то что из того? Что из того, что самые культурные европейские народы в течение веков имели совершенно определенные представления о ведьмах? Любая ссылка на авторитеты ничего здесь не даст, ведь скептик привык отвергать все авторитеты, кроме своего собственного. Этого просто не может быть, говорит он. Надо исходить из этой аксиомы, и посему все, что невозможно объяснить галлюцинациями, истерией, самовнушением или иными модными на тот день, но малозначащими словами, просто немедля отвергается, а к тем, кто писал на эту тему по-иному, следует относиться, как к детям неразумным, с легкой, подчас благожелательной иронией. И действительно, зачем изучать исторические источники? Это пустая трата времени, ведь заранее известно, что все заявления перед лицом суда совершенно безосновательны и просто смешны; так называемые факты, подтвержденные клятвами бесчисленных свидетелей, повторяющиеся многократно в течение столетий, в разных городах и странах, описания которых практически не меняются в деталях, целиком вымышлены. Как была достигнута подобная всеобщая фальсификация фактов, об этом скептики умалчивают, однако во имя истины и разума мы должны верить им, не задавая излишних вопросов.

Однако если все же в твердой памяти и в здравом уме мы приступим к анализу имеющихся о ведьмах источников, с тем чтобы выяснить обстоятельства ряда схожих процессов, и сравним те из них, что происходили в XV веке во Франции, с английскими процессами XVII века, не окажется ли, что среди носящих явно фантастический характер деталей вполне можно проследить некий устойчивый фундамент, не менявшийся в течение веков, фундамент,

неизменно присутствующий во всех подобных судебных разбирательствах? С этим трудно спорить, и здесь мы подходим к самой сути многовековой истории ведовства и ведьмовских культов.

Пусть были чудовищные суеверия; ничем не сдерживаемое воображение; жульничество и ловкость рук; фантазии и подделки; Анри Боге был, вероятно, слегка доверчив, слишком часто объясняя некие тайные практики ссылками на сверхъестественное; брат Йетцер, бернский якобит, был или орудием в руках своего начальства, или просто хитрым обманщиком; Мэтью Хопкинс – очевидный мерзавец, опустошавший карманы эссекских простецов, демонстрируя им их собственные страхи; сын лорда Торфишена – пустой мальчишка, выходки которого, однако, убедили не только его отца и преподобного Джона Вилкинса, но и вызвали удивление и доверие во всем Колдере; Анна Робинсон, горничная миссис Голдинг, и две другие служанки из Балдерроха были манипуляторами высшего класса; и все эти примеры невежества, легковерия, злобы, хитрости и жульничества можно смело помножить на 20, а потом опять на 20, не боясь ошибиться. Однако, принимая во внимание все эти расчеты и возможные объяснения, следует признать, что существует масса твердо установленных фактов, которыми нельзя пренебречь, если только вы не зашоренный рационалист, и которые невозможно объяснить, если только не принимать во внимание возможность существования людей и организаций, добровольно, даже, можно сказать, с большим энтузиазмом, предающихся служению злу для получения эмоций и опыта, которыми Сатана награждает своих слуг.

Скептики категорически отказываются верить в ведовство, но критическое и беспристрастное исследование улик, приводимых во время процессов ведьм, свидетельствует о том, что недоверие наших современников вызвано, скорее, полным невниманием к фактам, так что имеет смысл кратко резюмировать и исправить некоторые наиболее часто встречающиеся неверные представления по нашему предмету. Многие указывают на полную абсурдность феномена ведьм и демонстрируют несоответствия в системе, которая могла бы объяснить их деятельность, но практически всему, что связано с ведьмами, можно легко найти объяснение. Первое, что приходит в голову при упоминании о ведьмах – это некий обобщенный образ старухи на метле, вылетающей из дома через каминную трубу. Своим происхождением этот образ обязан не только гравюрам и книжным иллюстрациям, но и великим художникам, таким, как Кевердо, автор «Le Depart au Sabbat», Давиду Тенирсу, создавшему «Le Depart pour le Sabbat», [6] наконец, полуночным фантазиям Гойи. Известный австралийский художник Норман Линд-си написал картину «На шабаш», где ведьмы были изображены проносящимися по воздуху на гротескных свиньях и жуткого вида козлах. Занимался разработкой этой темы и Шекспир, его «паренье сквозь туман и воздух грязный» определенно опирается на традиционное английское воображение.

Однако пора перейти из воздушных королевств живописи и поэзии на твердую почву реальности. Во всех материалах судебных процессов наберется не так много случаев, когда свидетель утверждал, что он видел ведьму, движущуюся по воздуху на метле или какой-нибудь палке; в общем-то, ясно, что он хотел таким образом усилить эффект от своего рассказа. Иногда сами ведьмы рассказывали об использовании этого необычного вида транспорта для того, чтобы воздействовать на своих слушателей. Боге передает, что Клодина Бобан, юная и очень тщеславная девушка, страдающая мономанией, которая заставляла ее изо всех сил стремиться к тому, чтобы занимать ведущее место на сцене и быть в центре внимания, призналась в том, что присутствовала на шабаше, как оно и было в действительности; но поскольку ей казалось, что прибыть туда пешком или верхом на лошади было бы не слишком оригинально, а ей хотелось, чтобы ее признание имело мелодраматический эффект, она сообщила, что «и она, и ее мать привыкли ездить верхом на метле и, покидая таким образом свой дом через трубу, они летали на шабаш». [7] Джулиан Кокс (1664) рассказывает, что как-то вечером, когда она находилась примерно в миле от своего дома, «она увидела, как к ней верхом на метлах направляются три особы, летевшие приблизительно в полутора ярдах над землей». [8] Ясно, что налицо явное преувеличение, люди, которых она видела, просто подпрыгивали в воздух, восседая на метлах. Видимо, они, проделывая магический ритуал, исполняли какую-то танцевальную фигуру. Рассказывают же об арабских старухах подобного рода, что «во времена Мункия ведьмы ездили обнаженными на палках в проходах между могилами кладбища Шайзар». [9] Нельзя отрицать того, что ведьмы ездили верхом на палках и жердях и в ходе своего ритуала подпрыгивали и раскачивались на них; картина, безусловно, гротескная, но не содержащая в себе ничего невозможного. И эта странная церемония, свидетельства о которой, безотносительно к воздушным полетам, встречаются достаточно часто, была трансформирована в народном сознании в поверье, что колдуны могут путешествовать по воздуху; последние сами использовали это мнение в собственных интересах. К сказанному следует добавить, что, возможно, и в самом деле происходили случаи левитации. Не говоря уже о житиях святых, современные спиритические сеансы предоставляют нам материал об этом необычном феномене, существование которого, без сомнения, можно счесть доказанным.

Что же касается мазей, которыми колдуны и ведьмы натирали свое тело, то нам известна даже формула ее приготовления. Проф. А. Дж. Кларк, исследовавший этот вопрос, [10] пришел к выводу, что сильное растирание подобными жидкими мазями может привести человека в состояние сильного возбуждения и даже исступления. Но задолго до этого демонологи осознали, что мази не обладают теми свойствами, на которые надеялись ведьмы. «Мази и лосьоны совсем бесполезны для ведьм, которые хотят использовать их для путешествий на шабаш», – таково продуманное мнение Боге, [11] который здесь, во всяком случае, сходится даже с наиболее скептичными рационалистами.



Известная колдунья Никнивен приговорена к смерти и сожжена

Превращение ведьм в животных и необыкновенные события, происходящие на оргиях, где их участники меняли свою форму самым необычным образом, стали впоследствии доказательством самоочевидной невозможности всех подобных событий в реальной жизни. Однако мне кажется, что здесь существует вполне убедительное и понятное объяснение. Впервые подобные метаморфозы были описаны и объяснены еще св. Теодором, седьмым архиепископом Кентерберийским (668 – 690) в его «Liber Penitentialis», [12] в 27-й главе, проходящей под рубрикой «De Idolatria et Sacrilegio», «qui in Kalendas Ianuarii in ceruulo et in vitula uadit», где указано: «Если кто-либо на январские календы переоденется оленем или быком; превратится в дикое животное, одевшись в кожи животных из стад, и оденет на себя голову зверя, то пусть за подобное превращение епитимья длится три года, ибо это от дьявола». Упоминаемые здесь ритуальные маски, шкуры животных и костюмы, по сути, не отличаются от тех, которые ведьмы надевали на свои шабаши. Существуют многочисленные доказательства того, что дьявол шабаша – это, как правило, реальный человек из плоти и крови, Великий Мастер той местности, где проводился шабаш. Его помощников ведьмы также называли дьяволами, что временами вело к путанице. В ряде процессов были выявлены даже имена конкретных своим. Так, в эпоху Елизаветы среди подозреваемых числятся «Старый Биртлз, великий дьявол, Роджер Биртлз с женой, Анна Биртлз» [13]. Негодяй Вильям, лорд Сулис из замка Эрмитаж, известный под прозвищем Красный Шлем, был дьяволом целой группы колдунов. Очень редко в качестве дьявола могла выступать женщина. В мае 1569 года регент Шотландии присутствовал в Сент-Эндрюс, «где известная колдунья, прозываемая Никнивен, была приговорена к смерти и сожжена». Никнивен именуется королевой эльфов и Госпожой шабаша; таков, видимо, был «официальный» титул этой колдуньи, настоящего имени которой мы никогда не узнаем. 8 ноября 1576 года Елизавета, она же Бесси Данлоп из Лина во владениях барона Дальри, графство Эршир, была обвинена в колдовстве и призналась в том, что некто, по имени Том Рид, потребовал, чтобы она отвергла христианскую веру и святое крещение и поклонилась ему. Вряд ли можно сомневаться в том, что он выступает в качестве дьявола для участников шабаша; на это указывают многочисленные показания. Похоже, что он играл свою роль с немалым искусством. Обвиняемая дала показания, что часто видела его у церкви в Дальри и встречала его на улицах Эдинбурга, где он прогуливался, высматривал товары, выставленные на продажу, не привлекая к себе особого внимания. На вопрос, почему она не подходила к нему, она ответила, что ей было запрещено первой к нему обращаться. Она была «осуждена и сожжена». [14] В случае с Элисон Пирсон расследование было начато 28 мая 1588 года. Дьяволом выступал ее родственник Вильям Симпсон, и «она была обвинена в использовании магии и колдовстве, при котором произносились заклинания для вызова духов диавольских, являвшихся в обличии и форме мистера Вильяма Симпсона – ее кузена и двоюродного брата, мнившего себя великим ученым и доктором медицины». [15]Convicta et combusta [16]– вот краткая ремарка на полях судебного протокола по этому делу.

Одно из наиболее интересных дел с опознанием дьявола произошло в ходе судебных заседаний в 1590 – 1593 годах, на которых обвинялись доктор Фиан и его подручные. Хорошо известно, что все они тесно общались с Френсисом Стюартом, герцогом Босвелом, и ходили слухи, подчас подтверждаемые фактами, что его имя следует связывать с шабашами, произнесением заклинаний и оргиями ведьм; его также подозревали в черной магии; он, без сомнения, был постоянным клиентом колдунов и отравителей; к тому же стремился завладеть английским троном, так что одной из основных целей ведьмовских шабашей было отнять жизнь у короля Якова. Босвел направлял в нужное ему русло весьма многочисленную организацию колдунов и ведьм. Они, вмешавшись в политику, попали в поле зрения правосудия и были перемолоты жерновами монаршей мести. У короля были все основания опасаться за свою жизнь и корону.

В XIX столетии Альберт Пайк из Чарлстона и его преемник Адриано Лемми на основании многочисленных свидетельств были опознаны, как Великие Мастера обществ, практикующих сатанизм, на шабашах они исполняли обязанности дьявола.

Господь, насколько мы можем судить о Его присутствии и действиях в природе, скрыт от нас завесой вторичных причин; так и когда Божья обезьяна дьявол работает с успехом и приобретает преданных сторонников и горячих поклонников, то ему нет нужды самому являться на шабаши, но тем не менее он, без сомнения, может это делать и совершал многократно. Об этом свидетельствуют Церковь и многочисленные материалы судебных процессов, которые не поддаются объяснению другим образом.

Барнс Бегг указывал, что ведьмы нередко «становятся жертвами беспринципных мошенников, изображающих Сатану», [17] что, однако, не оправдывает их преступлений, так как они составляют одно целое с виновными в поклонении дьяволу и колдовстве, ибо таково было желание их сердец.

Я же думаю, что человек, изображавший на их собрании Сатану, был не столько хитрым мошенником,

сколько демонистом, безусловно, верящим в свои темные силы и полностью посвятившим свою жизнь служению злу.

Мы уже говорили, что ведьмы часто использовали шкуры животных и ритуальные маски. Существуют многочисленные свидетельства, что иерофант, проводивший шабаш, когда эта роль исполнялась человеком, имел на себе соответствующие, хотя и более сложные одеяния. Более того, для Британских островов, а ситуация в других странах была схожей, мы имеем даже подробное описание дьявола в том виде, как он являлся ведьмам. В ходе процесса над доктором Фианом Агнес Сэмпсон призналась: «Дьявол был одет в черную рубаху, на голове его черная шляпа… Лицо его ужасно, нос подобен орлиному клюву, огромные горящие глаза; его руки и ноги волосаты, на руках когти, ноги же у него, как у грифона». [18] В памфлете «Новости из Шотландии, с изложением проклятой жизни и смерти доктора Фиана» [19]имеется плохо выполненная гравюра в двух вариантах с изображением Дьявола, проповедующего с кафедры в Норс-Бервике перед целым собранием ведьм и, насколько позволяет судить скудное мастерство рисовальщика, при нескольких маловажных различиях (отсутствует черная рубашка и шляпа), демон на картинке полностью совпадает с описанием, данным Агнес Сэмпсон. Следует, конечно, иметь в виду, что во время шабаша она находилась в состоянии нездоровой экзальтации из-за нескольких чаш крепкого вина, и, кроме того, действо разыгрывалось в полночь, местом его была старая заброшенная церковь, единственным источником света служили несколько свечей, мерцающих мертвенно-бледным пламенем.

Дьявол, как он показан в «Новостях из Шотландии», совершенно так же изображается на титульном листе издания маскарадной пьесы Миддлтона и Роули «The World tost at Tennis». На гравюре изображен эпизод, относящийся к концу маскарада, где дьявол предстает перед нами в традиционном обличии: мрачная фигура, покрытая черными волосами, с огромным носом в виде клюва, чудовищными когтями и раздвоенными копытами грифона, что полностью соответствует тому описанию, что дала Агнес Сэмпсон. Я не сомневаюсь, что рисунок для издания действительно был сделан в театре, поскольку, хотя это дорогое удовольствие и предназначалось для королевского двора или дома богатого вельможи, мы знаем, что пьеса «The World tost at Tennis» шла с известным успехом и в народном театре «By the Prince his Seruants». Одеяние дьявола на шабаше представляло собой роскошный театральный костюм, из тех, которые могут быть в распоряжении богатого лондонского театра, хотя, видимо, подобные ассоциации не могли возникнуть у провинциалов или людей победнее.

Довольно часто скептики указывали на многочисленные случаи, отраженные в судебных протоколах, болезни или смерти жертв ведьмовского проклятия и недоверчиво вопрошали, возможно ли, чтобы какие-то заклинания имели подобные последствия. Честно заявляю, что с моей точки зрения подобные проклятия могут иметь последствия самые серьезные; анафема, в которую ведьмы вкладывали всю силу своей ненависти, может привести к несчастью и непоправимым бедам. Впрочем, поскольку не все серьезно отнесутся к этим словам, отвечу оппонентам иным образом. Все наблюдатели согласны в том, что если кто-либо причинял ущерб ведьме, то она не ограничивалась символическим заклинанием или протыканием булавками фигурки, слепленной из воска. Эти действия, реально исполняемые, дополнялись строго определенной дозой яда, которая и приносила желательный результат, то есть болезнь или смерть жертвы. Показания пострадавших от действий ведьм, то, как они постепенно чахли и нередко умирали, свидетельствуют, что яды и в самом деле постоянно использовались колдуньями. Профессор Кларк утверждает, что «сообщество ведьм имело обширные представления об искусстве отравления»[20] и особенно часто они использовали аконит, белладонну и болиголов.

Можно установить с документальной точностью немало таких фактов, причем опираться мы будем не на показания ведьм, которые нередко интерпретируют, как сделанные в припадке истерии или под влиянием галлюцинаций, а на вполне материальные свидетельства.

Для того чтобы продемонстрировать это, я сделал выборку фактов, относящихся ко времени от середины XIII до начала XVIII века. В этот период культ дьявола, подобно заразной болезни, распространился по всей Европе. Не следует, однако, думать, что только в Средние века колдуны и ведьмы подвергались преследованиям со стороны властей. На этих веках мы сконцентрируемся по той причине, что именно тогда ведовство достигло невиданного размаха и стало серьезно угрожать государствам и в какой-то мере спасению человечества. Уже римские императоры выпускали эдикты, в которых полностью запрещалась черная магия, конфискациям подвергались ложные книги (fatidici libri), некроманты же подвергались смертной казни. В 721 г. от основания Рима в триумвират Октавия, Антония и Лепида все астрологи и заклинатели подверглись изгнанию. [21] Меценат призывал Августа отправить волхвов на казнь, отмечая при этом, что люди, посвятившие свою жизнь магии, очевидно, презирают богов. [22] Однажды в Риме была найдена библиотека из двух тысяч томов, содержащих заклинания, на греческом и латыни; все они были всенародно преданы огню. [23] В правление Тиберия декретом сената все специалисты в оккультных искусствах подверглись изгнанию; Люций Питуан, печально известный маг, был сброшен с Тарпейской скалы, а другой волхв по имени Публий Марций был казнен more prisco за Эcквилинскими вратами. [24]

При Клавдии сенат вновь утвердил акт об изгнании: «De mathematicis Italia pellendis factum Senatus consultum atrox et irritum», – рассказывает Тацит [25]. В несколько месяцев своего пребывания у власти император Вителлий расправлялся со всей возможной суровостью с предсказателями и пророками, многие из которых после обвинения были немедленно казнены, причем не соблюдались даже минимальные юридические формальности того времени [26]. Его наследник, Веспасиан также запрещал гадателям с помощью магических кристаллов или волхвам пребывать в Италии, проводя в жизнь уже действующие на тот момент законы. [27] Этот список можно продолжить. Из существования всех этих строгих предписаний вытекает, что хотя во времена Цезарей с уважением относились к различным предзнаменованиям, регулярно консультировались с оракулами, уважали авгуров, благоговели перед предсказателям на внутренностях животных, люди вполне осознавали всю пагубность влияния сил тьмы и опасность магии, и те, кто занимался ею, подлежали репрессиям со стороны закона.

М. де Каузон весьма критично отзывался о тех авторах, которые прослеживают историю ведьмовства не далее Средних веков: «C’est une mauvaise plaisanterie, – пишет он, – ou une contraverite flagrante, d’affirmer que la sorcellarie naquit au Moyen-Age, et d’attribuer son existence a l’influence ou aux croy-ances de l’Eglise» (Полной глупостью было бы считать, что ведовство возникло лишь в Средних веках, и связывать его появление с влиянием или верованиями католической церкви). [28]

Не менее ошибочным является заблуждение, разделяемое многими историками, которые недостаточно сведущи в дошедшей до нас документации, что всеевропейский крестовый поход против ведьм, суровые и повсеместные мероприятия по их розыску, за которыми следовал неизбежный смертный приговор и сожжение на костре, произошли после издания буллы «Summis desiderantes affectibus» 5 декабря 1484 года Папой Иннокентием VIII. Во всяком случае, предполагается, что Папа инициировал Компанию против ведьм этим документом и разжег тлеющие и дымящиеся огоньки неприязни в пламенеющий костер ненависти. В наиболее, не побоимся сказать, абсурдной форме это предположение высказывалось Маккеем: [29] «В это время во главе Церкви стоял понтифик, который очень тщательно подошел к проблеме ведовства и который, желая с корнем уничтожить это предполагаемое им преступление, сделал больше для его распространения, чем любой другой человек в истории. Джон Креститель Кибо был избран Папой в 1485 году [30] под именем Иннокентия VIII. Будучи серьезно озабочен большим числом ведьм, он выпустил против них манифест, имевший серьезные последствия. В своей знаменитой булле 1488 года он призывает все нации Европы спасти Церковь Христову на земле, «угрожаемую искусством Сатаны»; на мой взгляд, последнее определение – всего лишь отражение реально сложившейся ситуации. Леки считает, что булла Иннокентия «дала колоссальной силы толчок к будущим казням». [31] Доктор Дэвидсон в своем кратком, но клеветническом, по сути, жизнеописании этого Папы особое место отводит его «предубежденной ненависти к магам, волшебникам и ведьмам». [32] Бесполезно дальше цитировать эти поверхностные и лживые книги; укажем лишь, что булла Иннокентия VIII была не более чем одним из многих документов, направленных на борьбу c распространением этого чудовищного и, можно сказать, вселенского зла. [33]



Папа Иннокентий VIII

Первая папская булла, направленная против черной магии и тех, кто ею занимался, была выпущена Александром IV 13 декабря 1258 года, и адресовалась она инквизиторам-францисканцам. Здесь стоит сказать о том, что в те ранние времена подразумевалось под терминами «инквизитор» и «инквизиция», которые часто совершенно неверно понимаются в нашу эпоху. Легкость, с какой авторы, приписывающие начало движения ведьм Средним векам, приходят к своим неправильным умозаключениям, может быть объяснена тем, что колдовство в Средние века практически не пыталось замаскировать себя и его разоблачители могли наблюдать за ним в полной мере и в наиболее отвратительных проявлениях, как оно действовало в реальности. В более поздние эпохи значительные силы прилагались к сокрытию им своей чудовищной сути.

Под термином инквизиция (inquirere – исследовать), как правило, подразумевается специально созданный церковный институт для борьбы и уничтожения ересей; инквизиторы же, соответственно, – чиновники этого органа, вернее сказать, судьи, назначенные с тем, чтобы расследовать обвинения в ереси и допрашивать людей, в ней обвиняемых. В первые двенадцать веков своего существования Церковь предпочитала воздействовать на еретиков методами аргументации и убеждения; упорствующие еретики лишались, разумеется, причастия, что во времена всеобщей веры ставило их в крайне затруднительное положение. св. Августин, [34] св. Иоанн Златоуст, [35] св. Исидор Севильский [36] в VII веке и многие другие доктора и отцы Церкви считали, что Церковь никогда не должна проливать кровь; с другой стороны, императоры, наследовавшие Константину, справедливо полагали, что они обязаны заботиться о материальном благополучии Церкви на земле и что ереси неразрывно связаны с покушением на социальный порядок и носят всегда анархический и политический характер. Это признавал даже гонитель христиан император Диоклетиан, хотя

еретики постоянно пытались скрыть и занизить значение этого факта. Так, в 287 году, менее чем через два года после вступления на престол, он отправил на костер лидеров движения манихеев; большинство их сторонников было обезглавлено, те, чья вина была сочтена меньшей, были навечно отправлены на принудительные работы в государственных шахтах. В 296 году он вновь приказывает провести против них репрессии (stirpitus amputari) как против участников корыстной и мерзкой секты. Поэтому христианские цезари, убежденные в том, что защита православия является их священным долгом, издавали эдикты против еретиков, предателей веры и врагов общества. [37] Но Церковь протестовала против репрессий и, когда Присциллиан, епископ Авилы, признанный виновным в ереси и колдовстве, [38] был приговорен к смерти императором Максимом в Трире в 384 году, св. Мартин Турский обратился к императору с такими словами, что тот дал торжественное обещание оставить в живых впавшего в ересь епископа. Клятва императора была, однако, нарушена, и гнев св. Мартина был так силен, что в течение долгого времени он отказывался разделять причастие с теми, кто нес в какой-то степени ответственность за эту казнь, которую св. Амвросий заклеймил как гнусное преступление. [39] Еще более суровую позицию занял папа Сириций, которому император Максим должен был принести покаяние. Епископ Феликс Трирский был даже отлучен от церкви за свое участие в этом процессе.

Время от времени еретики подвергались смертной казни в соответствии с нормами уголовного права, как это произошло в 556 году, когда в Равенне была казнена группа манихеев. Папа Пелагий I, занявший престол в Риме как раз в этом году, ограничился тем, что сослал Павлина Фоссомбронского в монастырь, когда этот беспокойный епископ открыто призвал к расколу и неподчинению. Св. Цезарий Арльский, умерший в 547 году, говоря [40] о наказании для тех, кто явно и открыто придерживается языческих заблуждений, рекомендует на первый раз ограничиться увещеванием и порицанием, с тем чтобы помочь таковым людям освободиться от своих ошибок; если же они не откажутся от заблуждений, то следует назначить им телесное наказание; наконец, в особых случаях предусматривается целый дисциплинарный курс, куда, в частности, входит обрезание волос до степени, почитавшейся неприличной, и заключение под домашний арест. Таким образом, меры, принимавшиеся при рецидивах язычества, носили частный характер; нет никаких свидетельств, что в таких случаях обращались к церковным авторитетам или тем более проводили широкомасштабные карательные акции.

Во времена Карла Великого престарелый Элипанд, архиепископ Толедский, впал в адопционизм, ответвление несторианской ереси, содержащей существенные искажения церковных догматов, и перетянул на свою сторону умелого диалектика Феликса Урхельского. Франкский прелат Феликс был вызван в О-ле-Шапель. Его заблуждения были прокляты синодом, и Феликс отрекся от них, но опять впал в ересь и вернулся к своим старым ошибкам. Он вновь был проклят и вновь отказался от исповедуемой им ереси. Но изворотливость его, видимо, была беспредельной. Во всяком случае, Агобард Лионский нашел среди бумаг Феликса, разбираемых после его смерти, свиток, в котором указывалось, что, независимо от того, какие бумаги будут подписаны последним, он до конца будет придерживаться исповедуемой им ереси. Тем не менее за исключением краткосрочного ареста в Риме Феликс не подвергался никаким преследованиям, Элипанд же так и умер в своих заблуждениях от старости. Можно предположить, что укреплению православия в значительной степени послужили церковные авторы, боровшиеся с упомянутой ересью, среди которых Беат, аббат Либанский, Этерий, епископ Осмы, св. Бенедикт Аньянский и знаменитый Алкуин. [41]

Около сорока лет спустя, в середине IX века Готшалк, монах из Фульды, вызвал немалый скандал, упорно и бесстыдно утверждая при всяком удобном случае, что Христос пострадал не за все человечество. Здесь он предвосхитил некоторые воззрения, присущие ереси кальвинизма. Он был предан анафеме на синодах в Майнце в 848 году и Кьерси-сюр-Озе в 849, приговорен к наказанию плетьми и тюремному заключению, наказанию, обычному для нарушителей монастырских правил. Данный случай был по всем канонам вопиющим, и поэтому Гинкмар, архиепископ Реймский, прелат, известный своей суровостью, настоял на заключении для преступника. Но ведь пагубные доктрины Готшалка привели к серьезным волнениям; и его возбуждающие речи вызвали беспорядки, нежелательные разговоры, смущение не только паствы, но и монастырской братии. Постановление же синода в Кьерси-сюр-Озе было таково: «Frater Goteschale…quia et ecclesiastica et ciuilia negotia contra propositum et nomen monachi conturbare iura ecclesiastica praesumpsisti, durissimis uerberibus te cagistari et secundum eccle-siasticas regulas ergastulo retrudi, auctoritate episcopali decernimus» (Брат Готшалк, поскольку ты осмелился, презрев твое предназначение монаха и клятвы и обеты, данные тобой при постриге, вовлечься в дела мирские и лукавые мудрствования, то епископской властью ты приговариваешься к суровому бичеванию и волей Церкви к тюремному заключению).

Из всех вышеперечисленных примеров видно, что на протяжении веков, наполненных насилием и грабежами, войнами и мятежами без конца и края именно Церковь, в то время как варварство и насилие были повседневным и повсеместным явлением, весьма осмотрительно и отнюдь не жестко обращалась с мятежниками и еретиками, которых могла при желании легко отправить на плаху; никто и не подумал бы протестовать против таких мер, за исключением понтификов, докторов и святых этой Церкви. Напротив, все слои общества, скорее, приветствовали бы подобные казни как в высшей степени справедливые. Привлечением же к суду за анархию и безверие занимались гражданские власти, которые, собственно, и отправляли еретиков на смерть.

После 1000 года, однако, яд манихейства обрел новую твердыню на Западе, где представители этого течения не появлялись с начала VI века. Между 1030 и 1040 годами обширное манихейское сообщество было раскрыто в замке Монтефорте, у Асти, в Пьемонте. Некоторые из членов группы были арестованы епископом Асти и представителями местного нобилитета. После их отказа отречься от манихейства они были сожжены гражданскими властями. Другие по приказу архиепископа Миланского Ариберто были доставлены в его город, где он надеялся обратить их в истинную веру. Но в ответ на его доверие манихеи попытались обрести в городе новых прозелитов своего движения; в конце концов лидер пополанов из знати Ланцано был вынужден вмешаться в происходящее и настоять, чтобы городские магистраты без промедления взяли дело в свои руки и предали еретиков смертной казни. В течение двух последующих столетий манихеи вели свою проповедь потаенно, распространяя зло, пока не заразили им к 1200 году всю Италию и Южную Европу, откуда эта чума перекинулась на Германию, где учение приобрело многих сторонников, весьма организованных. Ересь появилась и в Англии, уже в 1159 году здесь тайно осели тридцать манихеев. Их группа была раскрыта в 1166 году и передана представителям гражданского правосудия епископами из совета Оксфорда. В ярости король Генрих II постановил приговорить их всех к бичеванию, всем им выжгли на лбу клеймо и оставили на волю судьбы зимой, строго запретив оказывать какую-либо поддержку этим опасным преступникам. Все они скоро погибли от холода. В дальнейшем манихейство распалось на множество сект и систем, из которых наиболее известны катары, альдонисты и сперонисты, ломбардские конкорренсы, багноленсы, альбигойцы, павликиане, патарены, богомилы, вальденсы, тартарены, бегарды, Лионские бедняки.

Следует иметь в виду, что эти организации еретиков, обладающие весьма разветвленной системой, не только представляли собой группы людей, объединенных ошибочными религиозными и интеллектуальными воззрениями и пагубно действовавшими на всех, кто подпадал под их влияние, но также открыто выступали против закона и порядка, были отъявленными анархистами, готовыми на все для достижения своих целей. Террор и убийства использовались ими наиболее часто. В 1199 году патарены, бывшие сторонниками Эрманно Пармского и Готтарда Массийского, двух зачинщиков мятежа, совершили убийство св. Петра Паренцо, правителя Орвьето. 6 апреля 1252 года, возвращаясь из Комо в Милан, в глухом лесу, св. Петр Веронский был сражен ударом топора, который нанес манихей Карино, нанятый для этого преступления. [42] Таким образом они пытались запугать целые районы и сплотить свои ряды совместно пролитой кровью. Система манихеев может быть расценена как попытка атаковать одновременно Церковь и государство, разрушить общество, обратить цивилизацию в хаос. Как только Папы осознали исходящую от еретиков опасность, они призвали епископов оказать им достойное сопротивление. На Турском соборе в 1163 году Александр III призвал епископов Гаскони принять активные меры для предотвращения мятежей, однако Латеранский собор 1179 года показал, что нарушителям общественного порядка удалось добиться такого успеха в Лангедоке, что пришлось обращаться уже к гражданским властям для восстановления порядка.

В 1184 году Папа Люций III издал в Вероне буллу «Ad Abolendam», в которой упоминаются по имени группы еретиков – катары, патарены, хумилиаты, Лионские бедняки, пасагены, иосифиане, альдонисты. Ситуация все более усложнялась. Начались розыскные мероприятия в отношении еретиков и соответствующие карательные акции против них, которые, как правило, не включали смертную казнь. Иннокентий III, не добавив ничего принципиально нового к уже проводившимся в жизнь документам, расширил и уточнил их значение. В своих Декреталиях он говорит об обвинениях еретиков, отлучении их от Церкви и расследовании (инквизиции) их деятельности. Без сомнения, все эти мероприятия можно счесть оправданными, учитывая деятельность секретных обществ, стремящихся к разрушению существующего порядка и развернувших активную пропаганду во многих странах Европы. Члены этих обществ называли друг друга «брат» или «сестра», имели систему знаков и слов, с помощью которых они могли узнать друг друга, не выдав чужим свою тайну [43]. Иван Нарбоннский, который был обращен из этой ереси, в письме Гиральду, архиепископу Бордо, сообщает (об этом писал впоследствии Матвей Парижский), что в какой бы город он ни прибывал, везде по знакам он мог обнаружить своих сторонников. [44]

Итак, епископы, имеющие собственные диоцезы, не могли справиться собственными силами с задачей выслеживания еретиков, и

Святейший престол послал своих легатов, наделенных специальными полномочиями, для расследования подобных дел. В 1177 году легат Александра III Петр, кардинал Сан-Хрисогонский, отправился по просьбе графа Раймунда V в Тулузскую епархию, для того, чтобы выявить появившихся там во множестве катаров. [45] В 1181 году Анри, аббат Клервосский, бывший в его свите, став кардиналом Альбано и будучи легатом того же Папы, привел к покаянию многих еретиков. Полномочия его были столь велики, что он смог сместить с должности архиепископов Лиона и Нарбонна. В 1203 году Петр из Кастельно и Рауль действовали в Тулузе по поручению Иннокентия III, видимо, имея неограниченные полномочия. В следующем году к ним присоединился Арно Амори, аббат Сите, и вместе они образовали трибунал из трех человек для преследования еретиков в провинциях Э, Арль, Нарбонн и примыкающих епархиях. На момент смерти Иннокентия III (1216) существовала целая организация для расследования деятельности еретиков. Активно работали епископские трибуналы, часто возглавляемые асессором (позже асессор стал называться инквизитором), который наблюдал за ходом дела. Деятельность трибуналов контролировал папский легат, которому был подотчетен асессор. Легатом, как правило, был прелат, имевший в своем ведении множество дел, требующих немедленного разрешения, например, Арно Амори отсутствовал в течение долгого времени в связи с участием в Генеральном соборе в Клюни. Все полномочия постепенно переходили к асессору, который постепенно превратился в инквизитора, специального, но вместе с тем постоянно действующего судью, назначаемого Папой, с целью проведения его именем расследования преступлений, направленных против веры. Как раз в это время возникли два новых ордена, доминиканцев и францисканцев, члены которых прошли отличную богословскую подготовку и в силу уже самих клятв, данных ими при вступлении в орден, казались наиболее подходящими для успешной инквизиционной деятельности, будучи полностью свободными от мирских желаний. Было естественным назначить новых чиновников именно из их рядов, особенно из ордена доминиканцев, в котором наиболее активно разрабатывались теологические вопросы.

Вполне понятно, почему Святейший престол предпочел доверить столь важное дело как преследование еретиков специально созданному трибуналу, а не оставил его в руках местных епископов. Не говоря уже о том, что эта работа могла полностью поглотить все время епископов, прелаты в епархиях поставлялись, как правило, монархами, и по поводу преследования еретиков могло возникнуть множество всяких конфликтов и недоразумений, которые могли бы привести к осложнению как внутри, так и внешнеполитической ситуации. Совет, в который входили духовные деятели, ответственные лишь перед Папой, мог действовать намного свободней и справедливей, его члены не боялись монаршего гнева и не зависели от его милостей. Например, распутный Филипп I Французский за время своего долгого и неправедного правления (1060 – 1108) навлек на себя своими действиями церковное порицание, изгнав епископа Бюво из его епархии и отменив ряд решений епископских судов. [46] В письме [47] Вильгельму, графу Пуатье Папа Григорий VII сообщает, что если король не перестанет преследовать епископов и подвергать сомнению их право производить суд, то он будет отлучен от церкви. В другом письме, адресуемом французским епископам, тот же папа, жалуясь на неуважение, демонстрируемое королем по отношению к церковным трибуналам, восклицает: «Ваш король, которого вернее было бы назвать жестоким тираном от Сатаны, – вот глава и причина всех этих зол. Ибо все свои дни он провел в обдумывании и совершении преступлений, всегда следовал путями зла». [48] Конечно, конфликты епископов, чьи епархии располагаются на территории королевства, с монархом и правителем этих земель, – ситуация вполне обычная. Создание независимых от епископов судов предотвратило часть этих конфликтов.

Слова «инквизитор» и «инквизиция» стали принимать привычный для нас смысл в первой половине XIII века. Так, в 1235 году Григорий IX пишет архиепископу Сана: «Знай же, что мы обязали провинциала ордена проповедников в этом самом королевстве, чтобы он назначил известное количество братьев, наиболее пригодных для столь тяжелых трудов, дабы в качестве инквизиторов они приложили все необходимые усилия для борьбы со злочинцами в королевстве, и мы также обязуем тебя, дорогой брат, чтобы ты проявил должное усердие и ревность в учреждении инквизиции, назначая туда наиболее подходящих людей; итак, выступи на сие дело, препоясав чресла свои, и сражайся ради Господа нашего Христа». [49] В 1246 году Иннокентий IV направил руководству францисканцев послание, в котором разрешалось свободно покидать монастыри «тем братьям, что посылаются в мир проповедовать тайну Креста Господня, или тем, кто выискивает и борется с чумной заразой ереси». [50]

Все ереси и секретные общества еретиков, которые наводнили Европу в Средние века, были гностическими или, можно даже сказать, манихейскими по происхождению. Гностики появились практически одновременно с христианством и претендовали на то, чтобы образовать Школу Школ, объясняющую учение Христово, смешивая его с доктринами, выдуманными язычниками, и претендуя таким образом на владение Высшим Тайным знанием. Первым его исповедником был, без сомнения, Симон-маг. «Две проблемы, заимствованные у древних философов, – говорит Мансель, – привносились гностиками на почву христианского исповедания: проблема абсолютного существования и проблема происхождения зла». [51] Гностики отрицали существование свободной воли и соответственно объясняли наличие зла не грехопадением человека, а результатом деятельности самого Создателя. Рассуждая на эту тему, большинство гностиков сходилось в том, что Демиург, создавший ведомый нам мир, есть Властелин царства тьмы, враг высшего и невыразимого Бога. Эту доктрину исповедовали гностические секты Персии, находившиеся под глубоким воздействием зороастризма, в котором подразумевается наличие двух независимо произошедших и ведущих борьбу сил добра и зла. Они близки друг к другу по силе и полноправны в своих владениях, вместе с тем между ними идет постоянная война. Этой доктрины особенно придерживались сирийские гностики, офиты, наассены, ператы, сетиане, у которых основным символом был Змей. Поскольку Демиург почитался олицетворенным злом, искусителем, то Змей выступал воплощением добра. В некоторых вероучениях он идентифицировался с Логосом. Каиниты довели офитское учение до полного логического завершения. Поскольку Создатель, Бог Ветхого Завета – искуситель, то соответственно все, что он предписывает в Писании, является злом и наоборот, все, запрещаемое им, есть добро. Каин, Корей и прочие восставшие против Бога объявлялись героями, достойными подражания. Единственным праведным апостолом был Иуда Искариот. В Средние века этот культ был весьма распространен среди люцифериан; церемонии каинитов проходили во время ведьмовских шабашей. [52]

Все эти воззрения были обобщены в Евангелии перса Мани, который в возрасте 26 лет впервые провозгласил свое учение на улицах и базарах столицы Селевкии Ктесифона, в воскресенье, 20 марта 242 года, во время празднеств, посвященных восшествию на престол Шапура I. Нельзя сказать, что его учение сразу оказалось воспринятым, тем не менее во многих местах оно со временем укоренилось. В 276 – 277 годах он был заключен в тюрьму и затем распят внуком Шапура Бахрамом I, а ученики его подверглись безжалостным преследованиям. Где бы ни обнаруживали манихеев, их ждали быстрое и безжалостное правосудие и казнь; всенародная ненависть сопровождала их повсюду. Мусульмане не только не приняли их за верующих, но считали последователями мошенника, несущими угрозу государству и обществу. Вряд ли случайно то, что манихеев ненавидели и верующие христиане и те, кто почитал Мохаммеда пророком Аллаха. Впоследствии, однако, манихейство распространилось по всем направлениям и стало пользоваться значительной популярностью, думаю, потому, что оно явилось синтезом всей гностической философии, ярко выраженной теорией двух универсальных принципов, добра и зла. Более того, исторический Иисус, «еврейский Мессия, евреями же и распятый», был «диаволом, справедливо наказанным за вмешательство в дела Эона Иисуса», не рожденного и не умершего. Со временем отличавшаяся сложностью космогония манихейства исчезла, но идея отречения от Христа осталась. Вполне логично, что некоторые стали поклоняться врагу Христову. В секте мессалиан или евхитов учили, что божественные почести следует воздавать Сатане, другим же способом почтить его является нанести ущерб Иисусу Христу. Тут мы уже сталкиваемся с неприкрытым сатанизмом. Карпократ пошел столь далеко, что значительно расширил учение каинитов. Он считал, что необходимо нарушить все без исключения запреты, содержащиеся в Ветхом Завете; именно этот способ подходит лучше всего для того, чтобы выказать презрение Демиургу, злому Творцу сей юдоли слез и Князю мира сего. Подобные воззрения вполне разделялись средневековыми ведьмами и в дальнейшем были развиты современными сатанистами. Хотя манихеи и претендовали на то, что ведут беспорочный образ жизни, очевидно, что их взглядам противоречили лишь зачатие и рождение, в действительности же они практиковали чудовищные по непристойности вещи. [53] Особенно это касается мессалиан, которые превозносили свой трактат «Asceticus», проклятый Третьим Вселенским собором в Эфесе (431) как «грязная еретическая книжонка этой ереси». Впоследствии специальными эдиктами в Армении были ограничены непотребства этой секты, имя которой стало синонимично распутству и похоти. В Средние века мессалиане существовали под именем богомилов.

Уже упоминалось, что Диоклетиан принял ряд законодательных актов против манихеев – факт весьма значительный, тем более что и Валентиниан I, и его сын Грациан, вполне терпимые к другим организациям, также приняли суровые законы против этой секты (372). Феодосий I своим статутом 381 года объявил о лишении манихеев гражданских прав и прав наследования имущества; в следующем году он ввел смертную казнь за принадлежность к манихейству. В 389 году он настаивал на строгом проведении предыдущих эдиктов в жизнь без каких-либо ограничений.

Валентиниан II проводил конфискации их имущества, аннулировал их завещания, ссылал их в отдаленные провинции. Гонорий в 399 году

возобновил законы, принятые его предшественниками; в 405 году он подверг значительному штрафу всех губернаторов провинций и гражданских магистратов, проявивших небрежность в исполнении его приказов; в 407 году он объявил членов секты стоящими вне закона и государственными преступниками, не имеющими гражданских прав; наконец, в 408 году он переиздал все ранее принятые им законы слово в слово для того, чтобы помешать манихеям найти малейшую лазейку в правосудии. Феодосий II (423) вновь переиздал этот закон, а Валентиниан III принял новые законы в 425 и 445 годах. Анастасий подтвердил наказание смертной казнью для манихеев, и этот указ был расширен в применении императорами Юстином и Юстинианом на новообращенных из этой секты в том случае, если они не называли имен своих соратников по секте представителям властей. Таким образом, здесь мы имеем дело с редкой преемственностью законодательной деятельности, направленной на полное уничтожение ереси.

Около 660 года возникло павликианство, манихейская секта, отвергавшая Ветхий Завет, причастие и священство. В 835 году стало очевидно, что руководство этой организации имеет политические цели и стремится к революции и анархии. В 970 году Иоанн Цимисхий уничтожил штаб-квартиру этой секты во Фракии. В 1115 году Алексей Комнин остался на зиму в Филиппополе с тем, чтобы обратить еретиков в истинную веру. Единственным результатом его действий стало, однако, то, что еретики бежали на Запад и быстро распространились во Франции и Италии.

Богомилы также принадлежали к манихейству. Они открыто почитали Сатану, отвергали церковные службы и крестные муки Господа, вместо Святого Крещения ввели собственную непотребную церемонию. У них была своя весьма странная версия Евангелия от Иоанна. Катарский центр ереси этих отщепенцев находился во Франции, в Тулузе. В Германии их центром был Кельн. В Италии они гнездились в Милане, Флоренции, Орвието и Витербо. Свои собрания они проводили, как правило, на открытом воздухе, в горах или в отдаленных долинах; ритуал держался ими в секрете, но известно, что по ночам они проводили свои Евхаристии, называемые также Consolamentum, когда все вставали в круг вокруг стола, покрытого белой скатертью, зажигались многочисленные факелы, служба заканчивалась чтением первых 17 стихов их видоизмененного Евангелия. Преломлялся хлеб, но сопровождающие слова не соответствовали традиционной христианской формуле; в некоторых случаях они вообще не произносились.

В XI веке по Европе начали распространяться тайные организации, приверженцы которых в совершенной секретности практиковали странные ритуалы, отражающие их верования, в центре их неизменно стояло поклонение принципу зла – Дьяволу. Но что представляет из себя этот сатанизм или, иначе говоря, ведьмовство? Когда эти ереси явным образом входили в конфликт с доктринами католической церкви, они постепенно теряли некоторые свои аспекты и экстравагантность, привнесенную с Востока. Те м не менее движущий мотив у ведьм и манихеев был один и тот же, и одно было наказание – смерть на костре. То т факт, что эти еретики признавались чародеями, объясняет как нечто иное жесткость направленных против них статутов, да и многочисленность улик, указующих на греховную извращенность подозреваемых. В начале XI века понятия манихей и колдун стали синонимами.

Магические практики Средних веков, утверждает авторитет в данном вопросе Карл Хаас, были порождены ересями более ранних эпох, и христианские власти одинаково обращались как с ересями, так и с порожденным ими ведовством. Оба эти явления – результат сомнений, безверия, беспорядочного воображения, гордыни и самонадеянности, интеллектуального высокомерия; оба они – порождения болезненной фантазии, возникшие в потаенной тени греха и цветущие до тех пор, пока яркий свет разума не прольется на них и пока к ним не будет применена целительная сила. Авторы «Молота ведьм» недвусмысленно идентифицировали ведьмовство как ересь. Построив надежную тюрьму специально для магов и назвав ее Drudenhaus, князь-епископ Бамбергский, Иоганн Георг II Фукс фон Дорнхейм поместил над центральным входом фигуру Справедливости и приказал начертать там слова Вергилия: Discite iustitiam moniti et non temnere Diuos (Энеида, VI, 620):

Смотри и учись делать добро И не презирай благословенных богов.

Справа и слева от входа были выполнены две надписи, одна на латинском, другая на немецком языках, со стихами из Библии (3 Цар., 9:8, 9): «И о храме сем высоком всякий, проходящий мимо него, ужаснется и свистнет, и скажет: „за что Господь поступил так с сею землею и с сим храмом?“ И скажут: „за то, что они оставили Господа Бога своего, Который вывел отцов их из земли Египетской, и приняли других богов, и поклонялись им, и служили им, – за это навел на них Господь все сие бедствие“. Трудно более внятно объяснить, почему преследовались ведьмы, почему все христианские авторитеты сходились в том, что в основе своей ведовство является ересью и бороться с ним следует теми же средствами, и что одинаковым должно быть наказание.

Существует очень значимый факт, касающийся взаимосвязи между ересью и ведовством, значение которого явно недооценивается. Расцвет гонений пришелся в Англии на первую половину XVII века, то есть вскоре после эпохи краткого, но исторически важного религиозного возрождения, когда королева Мария I предприняла массовое восстановление в правах англичан. Ее труды были прерваны гордостью, вожделением и низостью сестры. В Шотландии, отравленной ядом Кальвина и Нокса, огонь и веревка не знали отдыха. Очевидно, что эти ереси повлекли за собой вспышку ведовства. В Ирландии, за редчайшими исключениями, практически не было преследования ведьм – можно здесь вспомнить разве что знаменитое дело дамы Алисы Кателер в 1324 году; в XVII веке было всего несколько судебных процессов, все из которых были инспирированы протестантами. Причины этого вполне ясны. Для появления ереси там не было никаких предпосылок, пока в эту страну не проникли чужеземцы. Ирландцы, безусловно, верили в ведьм, но когти дьявола были коротко острижены непреклонностью католической церкви.

В 1022 году некоторое количество манихеев было сожжено живьем по приказу Роберта I. Они были прокляты синодом в Орлеане и отказались покаяться в своих заблуждениях. [54] Современный тому времени документ свидетельствует о связи еретиков с ведьмами, поклоняющимися Дьяволу, предстоящему перед ними в обличии животного. Подробно описываются и другие отвратительные ритуалы, так что можно сравнить их с теми, о которых пишут Шпренгер, Боден, Боге, де Ланкр, Гуаццо и другие. В источнике говорится буквально следующее: «Перед тем как перейти к другим деталям, я хотел бы написать для тех, кто этого еще не знает, как делается та еда, которую они называют Пищей Небес. В определенные ночи все они собираются в условленном доме, причем каждый приносит с собой зажженную лампу. Затем они начинают напевно произносить имена различных демонов, как будто совершают литанию, и продолжают делать так, пока внезапно не ощутят, что среди них появился Дьявол в форме какого-либо животного или иным образом. И как только они ощутят его в своей среде, то немедленно тушат все лампы и каждый пытается овладеть той женщиной, которая случится быть в тот момент ближе к нему. Когда же рождается у них ребенок, на восьмой день все они собираются вместе и разжигают посреди своего собрания большой огонь, и затем ребенок проносится в ходе церемонии через огонь подобно тому, как язычники в старину свершали свои жертвоприношения, и наконец ребенка сжигают в огне. Оставшееся же они тщательным образом сохраняют, подобно тому, как христиане сохраняют Святое причастие Тела Христова, и дают тем, кто стоит на пороге смерти, как если бы это было последнее причастие. И дает Диавол такую силу этим уголькам, что тот, кто единожды попробовал их, пусть и в малом количестве, уже вряд ли может быть возвращен в истинную веру. Но следует ограничиться уже сказанным, дабы убедить всех христиан воздерживаться впредь от подобных заблуждений. И да воспретит Господь тому, чтобы кто-либо движимый любопытством начал разделять их». [55]

В Форфаре, в 1661 году, Хелен Гутри и четыре другие ведьмы извлекли из земли тело некрещеного младенца, похороненного в церковном дворе у юго-восточных дверей церкви, «и отрезали от него несколько кусочков, взяли ступни, ручки, часть головы, часть ягодиц и сделали из них пирог, для того чтобы съесть его и, таким образом, сделать невозможной исповедь (как они предполагали) о своем ведовстве». [56]



Похищение тела некрещеного младенца, похороненного в церковном дворе

Очевидна близость воззрений 1022 и 1661 года, и объясняется это тем, что придерживавшиеся их входили в одну организацию. Да и имя Vaudois – вальденсы сохранилось как вуду – понятия, важнейшего для африканского фетишизма, или, если хотите, ведовства, перенесенного на американскую почву.

В 1028 году граф Альдуин сжег немалое количество манихеев в Ангулеме, и хроника передает, что: «Interea iussu Alduiniflammis exustae sunt mulieres maleficae extra urbem» (В это время некие злые женщины, еретички, были сожжены за городом по приказу Альдуина). [57] Тамплиеры, чей орден был уничтожен, а члены его казнены по той причине, что придерживались магических практик, представляли сообщество гностиков-еретиков, активных агитаторов своих взглядов, тесно связанных с богомилами и мандеями, а также безбожными иоаннитами. [58]

В своем последнем труде «Религия манихеев» [59] доктор Баскит, дающий в своей книге множество интереснейших деталей, стремится показать, что богомилы, катары, альбигойцы и другие сомнительные организации не более чем отдельные фрагменты всей суммы последователей учения, содержащегося в манихейских источниках. Те м не менее он указывает, что «было бы неправильным называть эти секты, даже альбигойцев, именем манихеев». Несмотря на справедливость этого замечания, действительным остается тот факт, что проклятые верования многочисленных гностических сект и организаций являются разработкой тем, содержащихся в первоначальном учении Мани. Зло учения манихеев продолжило свою жизнь в их ересях, которые являлись естественным продолжением его воззрений.

В начале нашего столетия были сделаны открытия важных источников, относящихся к манихейским воззрениям. Три или четыре научные экспедиции в

китайский Туркестан вернулись с тысячами фрагментов, обнаруженных преимущественно в окрестностях города Турфан. Многие из этих текстов написаны специальной тайнописью манихеев, некоторые из них могут быть расшифрованы, хотя, к сожалению, в основном эти документы представляют из себя незначительные по объему тексты, обрывки книг и свитков, написанных на малоизвестных языках. Большая часть доктрины манихеев – это весьма странная и фантастично сформулированная теософия. Известно, что предпочиталось передавать важные основы этой доктрины в устной традиции. Один из наиболее значимых отрывков, «Хуастуанифт», или «Исповедание» был обнаружен практически полностью. Написан он на тюркском языке древнего Туркестана и полон самых удивительных противоречий и парадоксов, как следствие многочисленных двойных значений и тонкостей.

Вопрос заключается в том, должны ли мы относиться к манихейству, как к ереси, возникшей на христианской почве, или же воспринимать его как отдельную религию. Езних из Колба, армянский писатель V столетия, нападая на зороастризм, считает его разновидностью персидской религии. Православные документы, однако, начиная с Марка Диакона относятся к манихейству в основном как к христианской по происхождению ереси, и, видимо, подобный взгляд верен. Существует полемический фрагмент, пара плохо сохранившихся листков, в которых манихейский писатель призывает проклятия и бешено нападает на тех, кто почитает Сына Марии (Бар Марьям) Сыном Адонаи.

Может быть, здесь подходящее место для того, чтобы опровергнуть курьезное заблуждение, присутствовавшее в ряде книг об альбигойцах, эхо которого встречается и по сей день в литературе на эту тему, как, например, у миссис Гренсайд, которая пишет, что «альбигойцы – секта XIV столетия, которой пришлось в силу секретности своих доктрин перенести немало преследований от церкви». [60] Видимо, у многих осталось подобное ложное впечатление, и лет семьдесят назад альбигоец нередко выглядел твердым протестантом с мечом в одной руке и Библией в другой, защищающим домашний очаг от разбойников, возбужденных призывами католических священников. Ничего не может быть более далеким от правды. Альбигойцы были сатанистами, вставшими на путь зла, и, безусловно, они нашли бы себе скорую смерть от огня в пуританской Англии при Кромвеле или в кальвинистской Шотландии, если бы только протестанты прознали об их деятельности. Как хорошо сказал др. Арендсен: [61] «Альбигойство было не просто антихристианской и антицерковной ересью, это был бунт против природы, тлетворное извращение человеческих инстинктов».

В конце XIX столетия Фабром де Эссартом была основана неогностическая церковь, но выдающийся понтифик Лев XIII немедленно проклял ее с соответствующей суровостью как рецидив известной ереси альбигойцев, к которой добавились новые ложные и нечестивые доктрины. И до сих пор, как говорят, у этой организации есть некоторое число обманутых приверженцев. Эти неогностики верят, что мир был создан Сатаной, могучим соперником всемогущего Бога. Они также учат опасной разновидности коммунизма, благовидно прикрываемой именами вроде «Братства людей» или «Братства наций».

В 1900 году после призыва Жоана Брико, [62] патриарха всемирного гностицизма в Лионе, где он проживал еще в 1913 году по адресу rue Bugeaud, 8, неогностики объединились с валентинианами, союз их был одобрен в 1903 году псевдособором в Тулузе. Но несколько лет спустя д-р Фужарон, принявший имя Софроний, вновь объединил все ветви этого движения за исключением валентиниан в организацию Гностическая церковь Лиона. Валентиниане же продолжали добиваться спасения своими методами; известно, что в 1906 году они отправили на адрес республиканского правительства Франции официальный запрос, в котором защищалось право на создание религиозных объединений. Воистину верно сказал в свое время Гюисманс, что сатанизм процветает в Лионе, где «ou toutes les heresies survivent» – «каждая ересь зеленеет и дает плоды». Эти гностические собрания состоят из «совершенных» мужского и женского пола. У современных валентиниан существует нечто вроде спиритуальной свадьбы, при которой мистическая возлюбленная нарекается Еленой. Настоящий основатель этой секты Валентин, как пишет св. Епифаний (Haeresis XXXI), родился в Египте и получил образование в Александрии. В силу своих ошибок он был отторгнут от Церкви и умер на Кипре около 160 – 161 гг. от Р.Х. Его ошибочная теория представляет достаточно странное смешение греческих и восточных воззрений с легким оттенком христианских идей. Христология Валентина представляется наиболее абсурдной. Похоже, он полагал, что существуют три искупителя, при этом считая, что Христос, сын Марии не был воплощен и не пострадал. Наиболее известные ученики Валентина Ираклеон, Птолемей, Марк и Бардесан значительно разнились в своих учениях как друг от друга, так и от своего учителя. Немалая часть писаний этих гностиков и множество выдержек из трудов самого Валентина дошло до нашего времени.

Некоторые писатели XIX века обратили внимание на то, что существует связь между определенными моментами церемоний шабаша и ритуалами языческих божеств – наблюдение, безусловно, верное. Мы уже видели, что ведовство, в той форме как оно существовало в Европе, начиная с XI века, являлось порождением гностической ереси; ересь же в силу своей природы не может не опираться в значительной степени на языческие идеи. В определенном смысле ведовство выступает наследником старой дохристианской магии, но очень скоро оно видоизменилось или же, точнее, с приходом христианства вынуждено было предстать в своем настоящем виде и продемонстрировать истинную суть, заключающуюся в поклонении принципу зла, врагу рода человеческого, Сатане.

Нельзя отрицать того, что существуют символы общие как для христианства, так и для древних религий. Было бы весьма удивительно, если бы Церковь, начиная обращение язычников в греко-римской среде обратилась бы для общения с народом к совершенно новому языку и последовательно отвергала бы все существующие обряды и практики, которые ранее служили для выражения религиозного чувства.

В пределах региона, в котором господствовало единообразие обычаев, методы выражения важнейших для человека эмоций не могли сильно различаться, и было естественным, что новая религия вобрала в себя и абсорбировала все хоро-54

шее, что присутствовало ранее в ритуале, многие из элементов которого следовало лишь должным образом интерпретировать и исправить, для того чтобы христианские души обрели язык для общения с Истинным Богом. Некоторые элементы молитвы и обращения к Богу, использование благовоний и светильников, горевших день и ночь в святилище, приношение даров в знак благодарности за полученные блага, все эти распространенные с древних времен выражения благочестия и признательности по отношению к божественным силам известны издавна. Было бы странно, если их эквиваленты не встречались во всех религиях.

Цицерон передает, что в Агригенте существовала почитаемая статуя Геркулеса, рот и подбородок которой были едва различимы, так как многочисленные верующие прилагались к ним губами. [63] Бронзовое подножие статуи первого Папы Римского, св. Петра также было «зацеловано» поколениями приходивших к ней христиан. Но глупцом был бы тот, кто посчитал, что нынешние католики переняли подобные практики у сицилийских современников Верреса. В действительности аналогичные мысли просто пришли в голову людям разных эпох, но при сходных обстоятельствах, и нашли одинаковое выражение.

Так, греки считали некоторых из своих героев смертными сынами кого-либо из богов. Эти герои особо почитались в тех городах, где они родились и которым через их посредничество была дарована милость высших существ. После смерти они становились патронами и защитниками своего города. В каждой стране, городе, а подчас и деревне были местные божества, которым возносились молитвы и которым воздвигали памятники. Центром поклонения герою являлась, как правило, его гробница, которая нередко воздвигалась посреди агоры, средоточия общественной жизни. В ряде случаев над гробницей воздвигалось специальное здание, нечто вроде часовни, известной как ?????. В знаменитых храмах также нередко помещались многочисленные кенотафы прославленных героев, подобно тому как раки с мощами святых почитаются в христианских церквях. [64] Более того, в Греции нередки были случаи перенесения костей или пепла героев с одного места на другое. Так, в архонтство Апсефиона, в 469 г. до Р.Х. останки Тесея были перенесены из Скироса в Афины, причем в город их внесли посреди всеобщего ликования и после многочисленных жертвоприношений. [65] Фиванцы обнаружили в Трое кости Гектора, а также передали афинянам останки Эдипа, лебадейцам – мощи Архесилая, мегарцам – кости Эгилея. [66]

Аналогию между этими древними практиками и христианским почитанием святых можно развернуть еще шире. Подобно тому, как в наших церквях нередко выставляются на обозрение предметы, принадлежавшие святым и потому достойные почитания, так и в старых храмах показывали различные редкости, чья связь с богом или героем требовала к ним уважения. В Минихи Трегьер (Minihi Tregueir) мы можем поклониться фрагменту бревиария св. Ива, в Сане почтить епитрахиль св. Фомы Кентерберийского, в Байо – ризу св. Регноберта, в Санта Мария Маджиоре – пояс и вуаль св. Схоластики; таким же образом в Древней Элладе были выставлены кифара Париса, лира Орфея, фрагменты кораблей Агамемнона и Энея. Нужны ли новые доказательства тому, что почитание святых мощей есть не более чем языческий пережиток?

Если смотреть на вещи поверхностно, то эта версия кажется весьма правдоподобной, но она немедля рассыплется в прах перед суждением профессионального историка. Культ святых и их реликвий не является производным от древнего поклонения героям, но глубоким почитанием мучеников, и это может быть неопровержимо доказано. Мы имеем дело с двумя параллельными процессами, у обоих из которых было сходное начало, с двумя культами, развивавшимися по схожим законам, но не оказывавшим при этом друг на друга никакого взаимного влияния. Надо ли говорить, что незадачливый фольклорист, который бы не удержался от соблазна выдвинуть по этому поводу собственные теории, не обладая знаниями в области истории, потерпел бы здесь полный и незамедлительный крах. Также возвращаясь к ведовству, следует заметить, что в ритуалах шабаша просматриваются церемонии, определенно ведущие свое происхождение от языческих суеверий. Но они отнюдь не являются определяющими. Следует признать, что основной тезис антропологического

исследования мисс Мюррей «Культ ведьм в Западной Европе», [67] работы тщательно документированной и написанной с немалым мастерством, совершенно неверен. Мисс Мюррей утверждает, что «за христианской религией прослеживается культ, практиковавшийся многими классами общества», который «может быть прослежен в дохристианские времена и является древней религией Западной Европы». Автор дает нам скрупулезное описание основных праздников этого выдуманного культа, его иерархии, организации и множество других деталей. Пиры и танцы – непристойные кошмары шабаша – «показывают, какая это была веселая религия»! Трудно было прийти к более удивительному заключению. Но мисс Мюррей продолжает: «в силу последнего обстоятельства эта религия была совершенно непонятна мрачным инквизиторам и реформаторам, которые всячески подавляли ее».

Реформаторы, несмотря на всю свою непреклонную суровость, отлично понимали, с чем им приходится иметь дело; также и инквизиторы, сыновья св. Доминика, безграничного в милосердии, и св. Франциска, само имя которого дышит Христовой любовью к тварному миру, были людьми обширных знаний и глубокой любви к ближнему, первейший долг которых состоял в искоренении вредоносной заразы, угрожавшей проклятием всему обществу. Мисс Мюррей, видимо, и не подозревает, что ведовство представляло из себя злочестивую и нездоровую ересь, наследие манихейского яда. «Культ Дианы», как называет она эту «древнюю религию», и который, как она полагает, дожил до Средних веков и даже до более поздних времен и стал опасным соперником христианства, есть ничто иное, как черная ересь и поклонение Сатане, а отнюдь не некое первобытное верование, связанное с аграрными культами и пресеченное вследствие неправильной его интерпретации. Правда заключается в том, что в Средние века у христианства действительно был соперник, вечный враг Церкви Воинствующей, против которого и по сей день ведет она нескончаемую борьбу, темный властелин того города, что стоит супротив золотого Града Господня, чудовищная тень отчаяния и разрушения.

Мисс Мюррей с неутомимым усердием собирала детали, с помощью которых пыталась доказать свои надуманные постулаты. Но если временами ей и удается показать, что культ зла воспринял наиболее мерзкие суеверия язычества, в которых перемешались похоть и жестокость, что видно на примере неразвитых или склоняющихся к упадку народов, то и здесь мисс Мюррей не смогла проследить преемственность подобных практик. Чаще всего она – пусть и неосознанно – просто искажает факты в угоду своим теориям. Например, мисс Мюррей говорит о ведьмах, «которые подобно мученикам раннего христианства рвались навстречу своей судьбе для того, чтобы погибнуть за свою веру и своего бога». [68] И далее, обсуждая «Жертву Господню», тему весьма интересную и, без сомнения, неподходящую для дискуссий исследователей фольклора, которые, разрабатывая ее, делают самые удивительные и неверные выводы на этой основе, исходя из очень скудного и противоречивого материала и большого количества самых экстравагантных теорий и басен, мисс Мюррей говорит нам, что сожжение ведьм палачами есть ничто иное, как «жертвоприношение воплощенного божества». [69]

Можно даже предположить, что приговоренные к смерти шли добровольно и весело на этот жесточайший вид казни, так как исследователем используется выражение «самопожертвование на смерть». На самом деле в материалах ведовских процессов мы постоянно находим свидетельства о том, что обвиняемые использовали, что вполне естественно, совершенно любые способы для того, чтобы избежать своей судьбы, – с помощью побега, как было это в случае с Жилем де Силле и Рожером де Бриквиллем, соратниками Жиля де Реца; с помощью долгой и затянутой защиты, как в случае с Агнессой Финни, казненной в Эдинбурге в 1644 году; с помощью угроз и шантажа влиятельных персон – таким образом старой Бетти Лэнг из Питтенвина удалось покинуть тюрьму невредимой в 1718 году; рассказами о своей мнимой беременности, как в случае с матушкой Самуэль, ведьмы из Вербуа, повешенной 7 апреля 1593 года; с помощью самоубийства, как сделал известный колдун Джон Рид, повесившийся в тюрьме Пэйсли в 1697 году.

Мисс Мюррей пишет по поводу своей теории «жертвоприношения воплощенного божества» так: «Эта теория, в частности, объясняет, почему тела ведьм и колдунов, мужчин или женщин, всегда сжигались и оставшиеся угли разбрасывались; вплоть до XVIII века считалось, что это единственно возможный способ избавиться от их тел; есть ряд других случаев, связанных с образом смерти жертв инквизиции, которые не могут быть объяснены по-другому». [70] Три источника цитируются в качестве доказательства этих трех заключений, но при ближайшем рассмотрении оказывается, что ни один из них не подтверждает даже в малейшей степени ни одно из этих трех предположений. В первую очередь мы узнаем, что «в свете этой теории проясняется судьба Жанны д’Арк». Автор делает предположение, не делающее чести его интуиции ученого, что св. Жанна, оказывается, «исповедовала некую древнюю религию, а не христианство». Надо ли говорить, что не существует ни малейшего свидетельства, подтверждающего эту точку зрения.

Мисс Мюррей приводит дело Жиля де Реца для доказательства своих постулатов, но пример она выбрала явно неподходящий. Нам рассказывается, что «подобно Жанне он хотел пострадать за свою веру», под которой подразумевается выдуманный «культ Дианы». Но это предположение носит совершенно надуманный характер. Оно никак не подтверждается ни его поведением на суде, ни текстом самого дела, ни каким бы то ни было авторитетным источником. Жиль де Рец был повешен на виселице, расположенной над костром, но когда веревка прогорела, тело немедля было подобрано с ярко горящей древесины и впоследствии похоронено в ближайшей кармелитской церкви. Можно здесь вспомнить также казнь Савонаролы и двух его товарищей-монахов 25 мая 1498 года. Они приняли смерть на виселице, их тела были преданы огню, угли были собраны и сброшены в Арно. Жиль де Рец был приговорен к смерти тремя различными судами: святой инквизицией, президентами которой были Жан де Малеструа, епископ Нанта и Жан Блуан, вице-инквизитор, по обвинению в ереси и колдовстве; епископским судом по обвинению в святотатстве и нарушении прав церкви; гражданским судом, руководимым Иоанном V, герцогом Бретани по обвинению в серийных убийствах.

Третий случай, о котором говорит мисс Мюррей – дело майора Вейра, который «явился с повинной и был казнен за колдовство в Эдинбурге». Томас Вейр, твердолобый пуританин, лидер «строгого нрава пресвитерианской секты» почитался святым во всем Эдинбурге. Тем не менее тайно он вел жизнь, наполненную мерзкими преступлениями, и был запятнан самыми отвратительными и извращенными деяниями. В 1670 году, когда ему исполнилось семьдесят лет, его настигли поздние угрызения совести, сожаление и раскаяние в совершенном; он был на пороге безумия, и облегчить его страдания могла лишь полная и публичная исповедь во всех его преступлениях. В течение нескольких месяцев его бывшие сторонники во избежание скандала и позора сдерживали производство дела, но затем чиновник, «которого они полагали более прямым, нежели мудрым», открыл глаза на происходящее лорду-мэру этого города, и расследование было начато.

Изможденный старик, непрестанно восклицающий, что «страх Господень овладел его душой и заставил исповедаться в преступлениях и стать собственным обвинителем», был арестован вместе со своей сумасшедшей сестрой Дженет, вовлеченной в его мерзости. «И все время пребывания в тюрьме знал он, сколь тяжек гнев Господень, приведший его к столь великому отчаянию», и тем, кто навещал его, заявлял, что «известно мне, что на небесах скреплен уже печатью приговор мой о вечном проклятии… ибо ничего не осталось во мне, как ни вглядываюсь, кроме тьмы, черной мглы, серы и огня, из ада изшедшего». [71] Материалы дела представляют полный и вполне различимый психологический портрет этого грешника. Столь внезапный припадок отвращения к самому себе, ненависть к свершенному злу и невозможность искреннего раскаяния в грехах возможны в семидесятилетнем старце, тело которого истощено многолетними излишествами, а память ослабла из-за той сложной роли, которую приходилось ему лицемерно играть. Прилив столь сильных эмоций, как у этого человека, нередко уступает место ужасающим моральным страданиям, которым психиатр Маньян дал имя «мания тревоги», [72] разновидности психического заболевания, которое нередко приводит пациента к истерическим признаниям и безграничному отчаянию. «Я убежден, – пишет один автор о деле майора Вейра, – что заключенный был невменяем во время проведения процесса». [73] Его сестра неистово обвиняла своего брата в ведовстве, но примечательно, что в этом деле подобные обвинения даже не были приняты к рассмотрению. Я не хочу сказать, что Вейр не был заподозрен в колдовстве; по правде говоря, он получил широкую известность именно в этом качестве, и весьма странные истории рассказывались о его магическом жезле и прочих достойных осуждения вещах. На суде, однако, его обвиняли главным образом не в магии. Он был признан виновным в распутстве, прелюбодеянии, кровосмесительной связи и скотоложестве и по нескольким пунктам был приговорен к удушению между Эдинбургом и Лейтом в понедельник, 11 апреля 1670 года, тело же его было предано огню. Дженет Вейр была осуждена за инцест и ведовство и повешена 12 апреля на Сенном рынке в Эдинбурге. До конца эта несчастная лунатичка «полагала весьма большое доверие своей постоянной приверженности Писанию, кое она именовала делом Христовым [74]». [75]

Становится ясным, что процессы, предложенные в книге мисс Мюррей, в данном контексте не подтверждают правоты ее теорий. Майор Вейр не был казнен «как колдун». Более того, он, как и Жиль де Рец, был удушен, и подобные примеры мало подходят для доказательства того, что «тела ведьм и колдунов всегда сжигались, а прах их развеивался по ветру», тем более что последний был с честью похоронен в церкви братства белых монахов. Другими словами, попытки увязать судьбу Жанны д’Арк, казни Жиля де Реца и майора Вейра с теориями фольклористов о «жертвоприношении воплощенного божества» не более, чем фантазии.

Суть рассматриваемого явления лежит где-то в другом месте. Смерть на костре было наказанием для еретиков. Как мы уже обращали внимание, Диоклетиан безжалостно сжигал манихеев: «Мы приказываем, чтобы учащие (этому заблуждению) подвергались наисуровейшему наказанию, а именно сжигались вкупе со своими скверными книгами и писаниями». [76] Закон вестготов обрекал язычников или еретиков, совершивших святотатство, на костер и приравнивал к ним всех манихеев: «Известно, что многие проконсулы бросали богохульников зверям на растерзание, а некоторых даже сжигали живьем». [77] «Вестготская правда», написанная

при Рекцесвинте (652 – 672), обязует карать иудействующих смертью, «aut lapide puniatur, aut igne cremetur» (пусть они примут наказание камнями или будут сожжены). Но лишь в XI веке гражданская власть ввела впервые наказание на костре для еретиков, которые были, как необходимо помнить, сумасшедшими анархистами, слепо стремящимися разрушить любой социальный порядок, авторитет и благопристойность. «В Италии были обнаружены многочисленные приверженцы этого чумного поверья, и эти отступники были поражены мечом или сожжены на костре», – пишет Адемар Шаваннский, монах из Ангулема, в середине XI столетия. [78] В письме Вазона, епископа Льежского, содержатся намеки на то, что подобные наказания приходилось применять во Фландрии.

Удивительный пример того, как еретики-анархисты причинили немало неприятностей Европе, дает нам произошедший в начале XII столетия случай Танхелинa [79] и его последователей. Этот фанатик, происходивший из Зеландии, путешествовал по Фландрии, проповедуя свои чудовищные доктрины везде, где только находились у него слушатели, но особое внимание уделяя при этом Антверпену. В 1108 и 1109 годах он побывал в Аррасе и Камбре, где убедил многих озлобленных и невежд, заключив их в тенета ереси. Повсюду насаждал он плевелы и вот, случайно ли, что тремя столетиями позже, около 1469 года, ужасная эпидемия колдовства накрыла целую провинцию Артуа, о которой анонимный автор, вероятно, инквизитор, писал в то время в своей работе, озаглавленной «Erreurs des Gazariens ou de ceux que l’on prouve chevaucher sur un balai ou un baton», что на ее землях полно еретиков, именуемых газаренами, которые, по сути, есть катары и вадуа (ломбардские бедняки), среди которых немало колдунов и волхвов. В 1112 году Танхелин, который сам посетил Рим, был по возвращении арестован и посажен в тюрьму в Кельне, откуда он, однако, смог бежать. Скоро он обрел себе спутников, таких, как беглого священника Евервахера и иудея Манассию, который ранее был кузнецом, и набрал весьма многочисленную банду, состоящую из трех тысяч головорезов, преступников, игроков в кости, грабителей, убийц, нищих и воров, где были представлены отбросы всех трущоб и публичных домов округи. С ее помощью он терроризировал всю округу, народ его боялся, епископы же и светские князья, видимо, не могли с ним совладать.

Учение Танхелина было, как нетрудно предположить, весьма бессвязным и алогичным, представлявшим из себя порождение больного сознания, но тем не менее опасным и явно отступническим. Церковь, разумеется, подвергалась нападкам и проклиналась. Грубым языком, полным самых невозможных оскорблений, столь схожим с языком реформаторов XVI века, иерархия и весь заведенный в церкви порядок отвергались и презирались, священники должны были быть уничтожены, так как все священство – не более чем уловка и западня, литургия – насмешка, наконец, Святое причастие – пустая формальность, вовсе ненужная для спасения. [80] Церкви следовало считать за бордели и рынки позорных услуг. «И это отродье Сатаны и черный ангел скорби провозгласил, что церкви, сооруженные для молитв Господу Богу – дома терпимости, что во время проведения литургии в руках священников не было причастия; то же, что освящалось у алтаря, следует именовать грязью, а не гостией». [81]

Танхелин провозгласил себя Мессией, Богом, Сыном Бога, совершенным человеком, воплощением всех божественных достоинств в одном существе, на котором опочил Дух Божий. «Итак, этот несчастный переходил ото зла ко злу и в конце концов пришел к столь неслыханной извращенности, что посчитал самого себя Богом, полагая, что если Христос был Богом, поскольку на нем опочил Святой Дух, то также и он в степени не меньшей имеет право так называться, поскольку и он получил дары Святого Духа». [82] Здесь вполне очевидным становится гностический характер его учения. Он даже позволил построить своим поклонникам храм в свою честь, где ему проводились службы, делались жертвоприношения и пелись гимны. Действительно, его сторонники относились к несчастному лунатику с таким преувеличенным почтением, что даже грязную воду, в которой он купался, собирали в фиалы и торжественно распределяли между собой и потом выпивали, как если бы имели дело с чем-то священным.

Следует помнить о том, что программа Танхелина не являлась простым отрицанием догматов христианства, как можно сказать про писания большинства «новаторов» – реформистов. Его конечной целью было вызвать социальную революцию, перевернуть с ног на голову существующий порядок вещей и произвести коммунистический хаос, [83] при котором он смог бы стать властителем и диктатором. Но дорога к анархии шла через разрушение Церкви, главного представителя существующей власти и основного авторитета в этом мире, и против Церкви направлял этот сверхчеловек свои яростные филиппики. Продолжая свою работу, он стал поощрять, а затем и открыто призывать к открытому совершению тягчайших преступлений – прелюбодеяния, кровосмесительства, которые он объявил необходимыми для усовершенствования; чудовищные извращения происходили посреди бела дня, добродетель заняла место преступления; людей склоняли к пороку и насилию, пока они не погрузились в бездну бесчестия и полностью не деградировали.

Несчастный город Антверпен попал под влияние Танхелина. Там он правил как король, окруженный подобострастными слугами, которые могли обратить несчастных горожан в прах одним мановением руки и которые устраивали на каждой улице и перекрестке оргии, исполненные похоти и крови. Удивительны параллели, которые можно провести между деталями его нечестивой карьеры и нынешней ситуацией в России, порабощенной тиранией. Неудивительно, что в 1116 году некий священник, взбешенный насилиями и богохульствами этой адской компании, брызнул мозгами еретика на палубу его королевской барки в полдень того дня, когда Танхелин горделиво плыл вниз по Шельде: «После жизни, наполненной бесчестием, кровопролитием и ересью, плывя по реке, он получил удар по голове от одного священника, упал и здесь же скончался». [84] Однако, к несчастью, опасные заблуждения Танхелина не окончили жизнь вместе со своим автором. Антверпен оставался погруженным в рассеяние и мятеж, и хотя предпринимались энергичные попытки восстановить порядок, вначале они казались совершенно безуспешными и безнадежными. Бурхард, епископ Камбре, немедля послал двенадцать наиболее ученых и уважаемых каноников из своей братии под руководством Идольфа, священника, известного своей мудростью и опытом, попытаться вернуть город на путь истины своим примером и словом Божиим, но, казалось, все их усилия обречены на неудачу. Наконец, почти в отчаянии, добрый прелат попросил св. Норберта, [85] который за три года до этого организовал свой орден в Премонтре, взяться за эту неблагодарную и почти безнадежную задачу. Без колебаний или малейшего промедления святой с радостью взялся за столь трудную миссию и, сопровождаемый единственно св. Эвермондой [86] и блаженным Валтманом, а также некоторыми другими наиболее горячими своими сторонниками, появился в Антверпене и начал немедля свою работу в конце 1123 года. И тут же усилия его увенчались успехом; в очень короткий промежуток времени люди признались на исповеди в своих заблуждениях, отклонения от прямого пути были выпрямлены, проказой оскверненный город очистился от своих грехов, социальная безопасность и порядок были восстановлены и, что особенно хотелось бы подчеркнуть, в старинных хрониках говорится о том, что весьма великое количество мужчин и женщин пришло в глубоком раскаянии с частицами Святого Причастия, которое принесли они св. Норберту. Ранее они были похищены из дарохранительниц и хранились сокрытыми в разных местах для использования в магических целях, заклинаний и надругательства при поклонении Дьяволу в шабашах. Столь стремительно ночь сменилась днем, что год за годом орден премонстрантов по субботам [87] после праздника Тела Христова торжественно возглашает память достопамятного триумфа святого отца Норберта.

В упомянутом происшествии с похищенной гостией ясно прослеживается связь между гностической ересью и сатанизмом. Именно на почве, подготовленной антиномианизмом Танхелина, быстро взрастали семена колдовства. Власти осознали, что необходимо предпринимать жесткие меры, и в Бонне компания явных фанатиков, пытавшаяся проповедовать его идеи, была немедленно послана на костер.

Другие аргументы, выдвигаемые мисс Мюррей для поддержания ее версии о преемственности первобытных религий, вкратце таковы: «частое упоминание числа 13 при упоминании о ковенах (организациях ведьм. – Прим. пер.), ограниченное географическое пространство, для которого имеются сведения о наличии фамилиаров, отсутствие определенных форм животных как объекта трансформаций магов, лимитированное количество личных имен среди ведьм и сохранность имен некоторых из старых богов». [88] Даже если эти частные постулаты и были бы полностью доказаны и можно было признать их состоятельность, свидетельств о сохранении дохристианской религии в Европе было бы недостаточно. В лучшем случае нам пришлось бы убедиться в наличии некоторых странных коллективов, странным же образом выживших в неспособствовавших этому времени условиях, о которых знает каждый студент, изучавший агиографию, историю, мифы и легенды, старые религии, географию, иконографию, топографию, этимологию, антропологию и прочие связанные со стариной науки. Если мы приступим к изучению нашего предмета всесторонне, то скоро убедимся, что обстоятельства, о которых толкует мисс Мюррей, носят скорее локальный, чем общий характер, что нередко для них отсутствуют какие-либо надежные подтверждения и что свидетельства, на которые она опирается, противоречивы и скудны.

«Фиксированное количество» ведьм в Великобритании, -отмечает мисс Мюррей, – было, похоже, тринадцать на один ковен» [89]. Действительно, такое впечатление, что во многих случаях раскрытые на английских судах ковены состояли из тринадцати членов, хотя следует помнить, что во многих случаях подобные ячейки не были раскрыты и, соответственно, мы не можем судить о том, сколько человек в них входило. Однако мисс Мюррей совершенно не поясняет, какое отношение, собственно, число тринадцать имеет к дохристианским ритуалам и почему оно может являться здесь неким связующим звеном. С другой стороны, демонологи никогда не уставали повторять, что дьявол во всем является обезьяной Бога и что служители Сатаны с радостью пародируют все божественные установления и институты. Объяснение просто. Число тринадцать было принято ведьмами в их ковенах в насмешку над Господом и его апостолами.

«Ограниченность географического пространства, для которого имеются сведения о наличии фамилиаров» – далеко не очевидно, и было бы странным строить столь далеко идущие предположения на основании подобных сомнительных доказательств. «Отсутствие определенных форм животных как объекта трансформаций магов» – ничто иное, как отсутствие агнца и голубя, эти же формы, как хорошо известно, избегались магами, знавшими, что Христос есть Агнец Божий, Agnus Dei, голубь же – манифестация Святого Духа [90]. Известен случай, когда на расследовании

дела Агнессы Вобстер в Абердине в 1597 году выяснилось, что Дьявол имел обыкновение появляться перед ведьмой «в обличии ягненка, которого вы зовете богом, и блеял мне и говорил со мной таким образом» [91]. Но в этом редком исключении мы, вероятно, имеем дело с ягненком черного цвета и необычной формы, не с белым Agnus Dei. На картинах, рисуемых докторами Церкви, особенно св. Григорием Великим и св. Альфонсом де Лигьери, мы видим голубя, вдыхающим божественные глаголы в ухо святого мужа, пишущего небесное послание, самим Богом через Святого Духа ниспосылаемое. И соответственно на франко-немецкой миниатюре XI столетия «Сад наслаждений» видно черную странную птицу, вдыхающую в ухо волхва злые и тоскливые мысли. Этот мрачный и угрюмый дух, жестокий по виду, простирает свой тощий клюв к уху несчастного, который, сидя за столом, записывает на пергаменте зложелательные и гибельные заклинания, которые ему диктуют. Под видом птицы здесь изображен Дьявол [92].

Что касается аргумента о «лимитированном количестве личных имен среди ведьм», то все здесь сводится к тому известному факту, что в XVI и XVII веках использовалось (особенно в крестьянской среде) весьма немного имен, значительно меньше, чем в более поздние годы. Утверждение, что «имя Кристиан ясно указывает на присутствие иной религии» [93], совершенно абсурдно. Следует также отметить, что многие из имен, попавших в каталог мисс Мюррей, столь подробный, сколько же, увы, бесполезный, принадлежат хорошо известным христианским святым, чей культ был широко распространен по всей Европе: Агнесса, Алиса, Анна, Барбара, Христофор, Коллетт, Елизавета, Жиль, Изабелла, Джеймс, Иоанн, Екатерина, Лоренцо, Маргарита, Мария, Михаил, Патрик, Фома, Урсула. Этот список можно продолжать до бесконечности.



Демон Азазел

Речь также шла о «сохранности имен некоторых из старых богов». Однако лишь в очень редких случаях имена этих богов имеют какое-то отношение к ведовству. В одном-двух старых заклинаниях, бессмысленных рифмованных песенках, время от времени встречается слово, значение которого давно забыто, или старый рефрен. Вот, к примеру, заклинание, используемое ведьмами Нижних Пиренеев, цитируемое де Ланкром (1609), где находится упоминание о старом божестве басков Яникоте: «In nomine patrica, Aragueaco Petrica, Gastellaco Ianicot, Equidae ipordian pot». Боден рассказывает о танце под такой распев: «Har, har, diable, diable, saute icy, saute la, ioue icy, ioue la», припевом же шло повторение «sabath, sabath». Мисс Мюррей сообщает, что версия этой песни, которая и по сей день распространена в Гернси, включает слова: «Har, har, Hon, hon, danse ici» [94]. Хон был старым бретонским богом, и до сих пор существуют удаленные районы, где местные названия содержат намеки на то, что в древние времена ему здесь поклонялись. Важно, что в одном случае мы имеем дело с бретонским божеством, а в другом – с баскским. Страна Басков и Бретань находятся рядом друг с другом, и эти случаи тоже, возможно, взаимосвязаны. Подобные остатки древностей, безусловно, интересны, но носят уникальный характер, даже не единичный, пусть им можно найти параллели и в иных местах, и соответственно вряд ли можно на подобной базе основывать разработанную теорию существования отлично организованного религиозного культа. Ведь речь идет о весьма немногих и разбросанных по Европе диалектических названиях местечек да о малограмотных крестьянских виршах.

Приведем один отрывок для того, чтобы показать, как бессознательно мисс Мюррей подгоняет материал под свои теории. Она пишет: «На настоящий момент ничто не указывает на то, что ведьмовская месса (в которой использовались хлеб, вино и свечи черного цвета) каким-либо образом родилась из христианского ритуала или имеет какое-либо отношение к „культу Дианы“ (это имя, как мы писали, было дано мисс Мюррей гипотетической, но древней и всеобщей дохристианской религии); тем не менее, представляется вполне возможным, что ведьмовской ритуал возник раньше христианского и значительно на него повлиял» [95]. Последняя фраза заключает в себе поистине удивительное суждение. Более вопиющей ошибки в суждениях мне вряд ли приходилось встречать. Столь очевидна абсурдность этого предположения, что вряд ли требуются какие-нибудь комментарии; остается лишь надеяться, что при подготовке к изданию этого объемистого и сложного по содержанию труда автор невзначай пропустил слова, которые следовало бы вычеркнуть, и мы имеем дело лишь с простительной ошибкой. Любая молитва и каждое действо церковной службы с тех пор, как первая служба была проведена в Страстной четверг, были тщательнейшим образом исследованы поколениями специалистов по литургии, библиотека трудов которых почти безгранична и включает в себя как тоненькие памфлеты, так и огромные тома. Мы можем проследить каждое из нововведений, когда была добавлена та или иная фраза, когда тот или иной освящающий знак был сделан впервые в сопровождении каких слов и какой молитвы. Служба же ведьм является злобной пародией на Святую мессу. Мисс Мюррей предполагает, что пародия появилась раньше пародируемого. Правда, некоторые неразборчивые писатели и раньше провозглашали, что магия может предшествовать религии, но компетентные авторы, представлявшие самые разные школы, отвергли это мнение как несостоятельное. Сэр Джеймс Фрэзер, сэр Э. Л. Лайелл и г-н Ф. Б. Дживонс, например, распознали «фундаментальные различия и противостояние между магией и религией». [96]

Завершая критику теории о возможности преемственности в Средних веках некоей древней религии, которая существовала через сеть подпольных организаций и проявляла себя через процессы о колдовстве и магии, некоего соперника, которого боялась и ненавидела христианская церковь, мы приходим к выводу, что не прослеживается никакой связи между колдовством и надуманным «культом Дианы». Писать о том, что «в XV столетии открытая война была объявлена против последних остатков язычества в знаменитой булле Иннокентия VIII» [97], значит игнорировать историческую науку. Как уже подробно рассматривалось, булла «Summis desiderantes affectibus» 1484 года – лишь одно из весьма многочисленных папских постановлений, направленных против действительно ужасного зла, но зла еретического, а не языческого. Ересь, колдовство и анархия были тогда словами взаимозаменяемыми, и первая булла, направленная против сих черных искусств, была выпущена еще Александром IV в 1258 году, на 226 лет раньше.

То, что в разных местах сохранялись некоторые безобидные пережитки и празднества, пришедшие к нам из дохристианских времен, которые дозволяла и сама церковь, более того, даже санкционировала их существование, направляя к подлинному источнику, такие, как танцы у майского шеста и костры в середине лета, зажигаемые в честь Иоанна Крестителя, факт достаточно известный, но не дающий возможности говорить о преемственности языческого культа.

С первых столетий эры христианства и в течение всех Средних веков, да и вплоть до наших дней, существовало и существует открытое исповедание культа зла со стороны придерживающихся ведьмовских культов, причем чем больше бесчинств совершается ими, тем больше радуют они своего повелителя и господина. Их собрания были мерзки и отвратительны, на шабашах творились все бесчинства, которые только можно представить. Одним из существенных аргументов против теории мисс Мюррей является то, что ни одна из дохристианских религий не проповедовала зла во имя зла. В этом отношении имеет смысл прочитать отличное описание Элевсинских мистерий греческого ученого отца Кирилла Мартиндейла [98] и удивиться, сколь далеки от злобы или иных низменных чувств были их участники, как страстно желали они красоты, чистоты и святости, которыми наполняла сердца их богиня Персефона, ритуал поклонения которой предусматривал пост, купание в морских водах, самодисциплину, самоотречение, умеренность, особенно проявлявшиеся в зале инициаций, где освященная Матерью-Землей Деметрой символическая драма о жизни, смерти и воскресении представлялась иерофантом тем, кто боролся, победил и был признан достойным. Сколь прекрасна эта тень, хотя, увы! всегда не более чем тень вечной истины, коей предстояло еще спуститься на землю! Как отличаются эти мистерии от мерзких оргий ведьм, шабашей, черных месс, поклонения силам ада!

Таким образом, не против язычества Иннокентий VIII объявлял войну, но против ереси. Действительно, существовала тайная организация, ненавистная Церкви, но ведьмы и колдуны, которые в нее входили, вовсе не поддерживали вечнозеленое древо язычества, как предполагают некоторые авторы. Скорее, культ ведьм, о котором мы пишем, поддерживал традиции гностицизма, притом в наиболее мерзкой и деградировавшей форме.

Существует некоторый символизм, или, возможно, нечто иное, проникшее в местный говор Пиренеев. Колдуны были там известны под словом «poudouer», ведьмы же – как «poudoueros». Оба этих слова происходят от putere, что значит «иметь

скверный запах». Демонологи сообщают, и это поверье было повсеместно распространено, что еретиков можно нередко различить по испускаемой ими вони. Агиографы сообщают, что св. Филипп Нери мог узнать еретика по его запаху, и часто ему приходилось отворачиваться от кого-либо из них при встрече на улице. То же самое сообщается о многих других святых, и традиция эта интересна, в частности, тем, что показывает глубинную связь между ересью и магией [99]. Отшельник св. Пахомий мог различать еретиков по их невыносимым флюидам; аббат Евгендий рассказывал о добродетелях и пороках тех, кого он встретил по благому или, напротив, скверному запаху, который исходил от этих людей. Св. Иларион, как сообщает св. Иероним, мог даже различать грехи человеческие по запаху плаща или иного одеяния, недавно носимого. Блаженная Доминика Райская, проходя мимо солдата на улице, узнала по его скверному запаху, что он отошел от веры, однако после долгих молитв и горячих увещеваний ей удалось восстановить его в Церкви. Св. Бригитта Шведская однажды едва не задохнулась, когда к ней обратился один изрядный грешник. О том же рассказывала и Екатерина Сиенская; в то время как св. Людегарда, цистерцианская монахиня, встретив злобного нечестивца, почувствовала разлагающийся запах проказы и болезни.

Напротив, сами святые, как известно, источали приятнейшие для обоняния запахи, и выражение «аромат святости» – не просто слова. Как-то в 1566 году, входя в церковь Сомаччи, отдаленной деревушки между Миланом и Бергамо, св. Карл Борромео воскликнул: «Познал я по небесному аромату в этом святилище, что слуга Господень, один из великих, здесь похоронен!» Церковь же действительно заключала тело св. Иеронима Эмилиани, умершего в 1537 году. Св. Герман Иосиф мог быть выслежен по коридорам Стенфилда по редким и сладким ароматам, кои он непрерывно источал. То же можно сказать об удивительном мистике св. Иосифе Купертинском. Св. Фома Аквинский пах ладаном. Да и мне известен священник горячей веры, от которого временами исходит запах фимиама. Мария-Виттория из Генуи, Ида Лувенская, св. Коллетт, св. Хумилиана источали запахи прекраснейших цветов. Св. Франциск де Пол и Вентурини Бергамский источали божественные ароматы, причащая верующих Святыми Дарами. Миро св. Иоанна Крестового сильно пахло лилиями.

Мисс Мюррей проработала основной тезис своей работы с немалой тщательностью, но при обсуждении конкретных деталей, рассмотрении их с исторической точки зрения и при расстановке их в соответствии с их значимостью следует признать, что теория о преемственности древней религии совершенно беспочвенна. Подзаголовок же самой книги – «Антропологическое исследование», и тут, думается, сразу следует сказать о ее основной ошибке. Антропология сама по себе не может дать объяснения феномену ведовства. Только подготовленный ученый-теолог может адекватно описать этот предмет. Было собрано немалое количество интересного материала, но ключ к загадке сил тьмы мисс Мюррей подобрать не смогла.

В то же время, как показывают наши исследования, искать надо было не так далеко. Приведем сжатую фразу мудрого и глубокого ученого Томаса Стэплтона: «Crescit cum magia haeresis, cum haeresi magia» (Взрастает с магией ересь, с ересью же магия) [100].

ГЛАВА II.

Культ ведьм

Для того чтобы полностью осознать тот заставляющий содрогнуться ужас и удручающее уныние, вызываемое любыми сделками между людьми и злыми духами (в этом состоит смысл ведовства), которые наполнили весь христианский мир; для того чтобы понять, почему одна за другой по этой теме публиковались книги, вышедшие из-под пера ученейших мужей Европы, почему святейшие понтифики и мудрейшие судьи, серьезные философы и недоверчивые ученые, короли и крестьяне, беззаботные рыцари и умудренные богословы все как один придерживались одного мнения по поводу преследования ведьм, почему в католической Испании и пуританской Шотландии, холодной Женеве и теплом Риме решительно и без колебаний народ пытался излечить эту чумную болезнь самым сильнодействующим средством, огненным прижиганием; для того чтобы, избежав превратного понимания истории, мы, подобно людям поверхностным, не подумали, что монахи и городские судьи, миряне и юристы были тиграми в облике человеческом, сумасшедшими фанатиками, – а нередко клеветники в таком виде их и представляют, – мне кажется уместным кратко суммировать доктрину Католической церкви о силах тьмы, сведения о деятельности которых в наше время, увы, часто забываются или предумышленно игнорируются.

И здесь, подобно множеству других случаев, мы находим не так много определенных догм; некоторые же вещи отрицать было бы безрассудно, в то время как о многом мы пока пребываем в неведении. О многих реалиях мира духовного трудно вынести вердикт.

В первую очередь следует сказать, что слово «дьявол» относится к падшим ангелам, которых мы также привыкли именовать демонами. Собственно, объяснение различию, существующему между этими двумя терминами, используемыми в нашей Церкви, было дано в декрете IV Латеранского собора: [101] «Diabolus enim et alii daemones» (дьявол и прочие демоны). Другими словами, дьявол – руководитель сообщества демонов. Это различие сохранилось в Вульгате, где латинское слово diabolus так же, как и греческое ????????, как правило, относится к самому Сатане, в то время как в соответствии с греческой традицией подчиненные ему ангелы именуются daemones или daemonia. Однако в современном английском языке за исключением отдельных случаев, когда необходима особая точность, мы с одинаковым успехом используем слова «дьявол» и «демон». Для того чтобы подчеркнуть, что речь идет о Люцифере (Сатане), вожде демонов, мы используем перед словом «дьявол» артикль, пишем The Devil. Так и у апостола Матфея (25:41) сказано «диавол и ангелы его». Греческое слово ???????? означает «клеветник, обвинитель» и вполне относится к тому, о ком было сказано «клеветник (о ??????????) братий наших, клеветавший на них пред Богом нашим день и ночь» (Апок. 12:10). Таким образом, это имя соотносится с иудейским именем Сатаны, которое означает «противник, обвинитель».

Дьявол нередко упоминается как в Ветхом, так и в Новом Завете, но о многом можно судить лишь с большим сомнением и для того, чтобы понять учение Святого Писания о легионах зла, следует объединить разрозненные сообщения и прочитать их в свете патристической и богословской традиций. Авторитетное учение Церкви было обосновано в декретах IV Латеранского собора (cap. 1, Firmiter credimus), где после утверждения, что в начале Бог создал существа двух видов, духовных и телесных, другими словами – ангельских и плотских, т. е. людей, сделанных из праха земного и плоти, сообщается: «Итак, Диавол и ангелы прочие были вначале созданы Богом по природе благими; но сами по воле своей стали на путь зла». [102] Итак, согласно догме, демоны, и Дьявол в том числе, – это спиритуальные или ангелические создания, сотворенные Богом, свободными от вины и ставшие злыми по своей воле. Добавляется также, что человек согрешил по наущению дьявола и что в мире грядущем нечестивцы и нераскаявшиеся будут страдать едино с ним. Таков догмат Церкви, так сказать, обнаженные кости нашей доктрины. Впоследствии много здесь было добавлено богословами, и особое значение имеют слова превосходнейшего доктора Франциско Суареса [103]в его трактате «De Angelis», VII. Более того, выводы его практически не могут быть оспорены без того, чтобы жесткая цензура не наложила мету «Сие есть ложно» на труд того, кто вознамерился бы с ним спорить [104].

Весьма значительным представляется тот факт, что в вопросе о падении ангелов, случившемся до сотворения этого мира, мы должны обратиться к последней книге Библии – Апокалипсису апостола Иоанна. И хотя картины прошлого соединены в ней с видениями о том, что ожидает мир в будущем, нам следует рассмотреть то, что запечатлел сей апостол на острове Патмос. «И произошла на небе война: Михаил и ангелы его воевали против дракона, и дракон и ангелы его воевали против них, но не устояли, и не нашлось уже для них места на небе. И низвержен был великий дракон, древний змий, называемый диаволом и сатаною, обольщающий всю вселенную, низвержен на землю, и ангелы его низвержены с ним» (Апок. 12:7-9). К этому можно добавить слова апостола Иуды (1:6): «И ангелов, не сохранивших своего достоинства, но оставивших свое жилище, соблюдает в вечных узах, под мраком, на суд великого дня». К сделанным уже ссылкам необходимо добавить впечатляющий отрывок из святого пророка Исайи: «Как упал ты с неба, денница, сын зари! Разбился о землю, попиравший народы. А говорил в сердце своем: „взойду на небо, выше звезд Божиих вознесу престол мой и сяду на горе в сонме Богов, на краю севера; взойду на высоты облачные, буду подобен Всевышнему“. Но ты низвержен в ад, в глубины преисподней» (Исайя 14:12-15). Слова пророка, с одной стороны (и, видимо, в первую очередь), относятся к Меродах-баладану, царю Вавилонскому, но все ранние отцы Церкви и поздние комментаторы соглашаются, что в более глубоком смысле этот пассаж говорит о падении восставших ангелов. Такая интерпретация подтверждается и словами самого Спасителя ученикам его: «Я видел Сатану, спадшего с неба как молния» – «Uidebam Satanam sicut fulgur de coelo cadentem» (Лк. 10:18).

Здесь может возникнуть вопрос, который активно обсуждался теологами: какова была природа греха восставших ангелов? Разрешение этой проблемы связано с определенными сложностями, поскольку никто из богословов не сомневается в совершенстве ангелической натуры, огромных возможностях и обширном знании, которым они обладают. Грехи плоти и вовсе немыслимы для ангелов; также они, вероятно, избавлены и от многих духовных и интеллектуальных прегрешений. Таким образом, великим преступлением Люцифера было желание обрести независимость от Бога и равенство с Богом.

Имеются весьма очевидные доказательства богословского плана, что Люцифер занимал важную позицию в небесной иерархии, и вполне ясно, что он сохранил некую власть над теми, кто последовал за ним в его падении: «Si autem, – cказал Господь, – et Satanas in seipsum diuisus est quomodo stabit regnum eius?» – «И если Сатана Сатану изгоняет, то он разделился сам с собою: как же устоит царство его?» Также и апостол Павел говорит о «Principem potestatis aeris huius, qui nunc operatur in filios diffidentiae» (князе, господствующем в воздухе, духе, действующем ныне в сынах противления) (Эфес. 2:2.) Кажется странным, что мятежные духи, восставшие против своего Создателя, стали подчиняться тому из своих собратьев, кто привел их к крушению, но само по себе это уже доказательство того, что Люцифер превосходит других демонов в интеллекте; познания же ангелов указали им, что больше зла и беспорядка они внесут в мир совместными действиями, пусть их организация будет сплочена узами ненависти, через анархию и разделение. Не вызывает сомнения, что среди них есть немало мелких и зловредных духов [105], по крайней мере, в сравнении с Люцифером, однако и они могут оказывать влияние и завлекать души глупых и невежественных людей. Мы вновь обретем твердую почву под ногами, если последуем за Суа-ресом, который счел Люцифера старшим из ангелов ада, хотя многие, и среди них великие архангелы Михаил, Гавриил, Рафаил, могут именоваться равными ему.

Существовали сомнения по поводу того, что старший из ангелов, будучи интеллектуально высшим по сравнению с другими, не мог не понимать полную невозможность достичь равенства с Богом. Так, св. Ансельм в труде «De Casu Diaboli» (IV), говорит: «Non enim ita obtusae mentis erat, ut nihil aliud simile Deo cogitari posse nesciret?» («Неужто не ведал дьявол того, что нельзя быть подобным Богу?») Св. Фома пишет по поводу проблемы, хотел ли дьявол стать подобным Богу, что «если под этим понимать равенство с Богом, то дьявол этого не возжелал, ибо знал, что сие невозможно». Но преподобный Дунс Скот, утонченнейший доктор, указывает нам, что должно делать различие между действенным волеизъявлением и внутренним возжеланием, и последним образом и ангел мог восхотеть невозможного. Также он указует нам, что хотя и нельзя созданию возжелать своего разрушения, но оно все же может сделать это consequentur, то есть пожелать того, за чем неизбежно последует его гибель.

И хотя должно человеку осознавать, что не может быть он Богом, были однако же люди, которые требовали, чтобы их приветствовали с теми почестями, которые лишь Богу воздавать должно, и даже чтобы им поклонялись, как Богу. Таким был Ирод Агриппа I, который на празднике в Цезарее облачился в одеяние, целиком сделанное из серебра, и явился рано утром в театр, полный народу. Его одеяние стало сверкать под лучами восходящего солнца, и суеверная толпа, наученная подосланными им людьми, разразилась криками, что он-де бог, и стала молиться ему, как божеству, восклицая: «Будь милосерден к нам, ибо ранее поклонялись мы тебе лишь как человеку, теперь же поняли, что ты и бог» [106]. Калигула также приписывал себе божественное достоинство. «Templum etiam numini suo proprium, et sacerdotes et excogitatissimas hostias instituit» [107] – «Он также построил храм в честь своего божества и лично посвятил священников, чтобы они проводили ему как можно более роскошные службы». Более того, этот император распорядился, чтобы ему поставили статую в Иерусалимском храме и чтобы ему там приносились жертвы. Марциал, и это больше, чем литературный комплимент, называл Домициана «Dominus Deusque noster» [108] (Господин и Бог наш).

Гелиогабал связывал себя неким мистическим образом с божеством, которому поклонялись в Эдессе, и приказал, чтобы никаким богам, кроме него, не поклонялись в Риме, а затем и во всем мире: «Принял меры, чтобы в Риме не был почитаем ни один бог, кроме Гелиогабала… И не только хотел он прекращения всех римских культов, но желание его было таково, чтобы и во всем мире лишь один бог, Гелиогабал, почитался» [109]. Воздержимся от цитирования других примеров, коими изобилует римская история. [110] Пожалуй, наиболее известный случай подобного рода связан с именем персидского правителя Хосрова II, который в VII веке, ограбив Иерусалим, перенес Крест Господень в свою столицу. Опьяненный успехом, он торжественно объявил, что он – Всемогущий Бог. Он построил необычной формы дворец, или башню, потолки обширных зал которой были наполнены сияющими солнцами, лунами и звездами с тем, чтобы походить на небосвод. Та м он восседал на величественном троне из золота, на голове его возвышалась тиара, риза была украшена столь богато, что материи и видно не было, скипетр и держава в его руках, с одной стороны крест, с другой – украшенный драгоценными камнями голубь. Хосров приказал своим подданным, чтобы они почитали его как Бога-Отца, воскуряли ему фимиам и молились ему через Сына. Это непристойное богохульство было сокрушено императором Ираклием, вернувшим весной 629 года Крест в Иерусалим. [111]

Монтан, фригийский еретик, живший во II столетии, который, как передает св. Иероним, был сначала жрецом Кибелы, претендовал на то, чтобы его считали Троицей. «Я Отец, Слово и Параклит [112], – говорит он, и опять: – Я Господь Бог Всемогущий, нисшедший на человека… не ангел, не посланник, но Я Сам, Бог-Отец, спустился с небес» [113]. Элипанд Толедский в VIII столетии говорил о Христе, как о «Боге среди богов», подразумевая, что имеется множество других. С этим можно сопоставить богов, которые и по сей день почитаются в Китае и Тибете. Некая женщина из Богемии по имени Вильгельмина, умершая в Милане в 1281 году, произвела немалые беспорядки, объявив себя третьим лицом Троицы. Ей поклонялись толпы фанатиков, вызвавшие немалые неустройства и скандал. Хлысты в России были не только пророками, но также христами и искупителями и молились друг другу. Около 1830 года в одном из американских штатов, граничащим с Кентукки, появился обманщик, называвший себя Христом. Он угрожал миру немедленным судом, и немалое количество истеричных слушателей было впечатлено его откровениями. Однажды, когда он, как водится, обращался к большому собранию, один из присутствующих, немец по национальности, попросил его повторить сказанное по-немецки, дабы пользу из этих речей извлекли и те, кому известен лишь этот язык. Оратор ответил, что оказался не в состоянии выучить этот язык; ответ этот выглядел столь смехотворным для претендующего на божественность, что многие из слушателей так и покатились со смеху, и вскоре несчастный шарлатан остался без последователей. Монсеньор Флаже, епископ Бардстоуна, рассказал об этом необычном обманщике в письме, датированном 4 мая 1833 года. [114] Он сообщает, что этот случай произошел тремя годами ранее. Около 1880 года в Патале, штат Пенджаб, фанатик грязной наружности по имени Хаким Сингх объявил себя Христом и в короткое время собрал около четырех тысяч приверженцев, но за несколько месяцев они рассеялись. [115] Многие секты в России организовывались такими лже-Христами. В 1840 году некто, объявив себя Спасителем, вытягивал деньги из крестьян Симбирска и Саратова; около 1880 года основатель одной секты, неграмотный фанатик Сава объявил, что он Бог-Отец, а один из его сподвижников, Самуил – Бог-Сын. Иван Григорьев, основатель секты русских мормонов, учил, что имеет божественную природу; другие неприятные персонажи русской истории – Филиппов, Лупкин, Исраил из Селенгинска претендовали на то, чтобы именоваться Мессией и Богом.

Таким образом, можно счесть доказанным, что хотя трудно представить себе, что какой-либо разумный человек станет претендовать на божественность, на практике мы видим обратное. Грех Сатаны состоял в том, что он попытался узурпировать верховную власть Бога. Это также подтверждается известным фактом. Во время искушения Господа дьявол, показывая ему «omnia regna mundi, et gloriam eorum» «все царства мира и славу их», сказал «Haec omnia tibi dabo, si cadens adoraueris me» – «Все это дам тебе, если, пав, поклонишься мне». Господь же его отверг: «Uade, Satana: Scriptum est enim: Dominum Deum tuum adorabis, et illi soli seruies» – «Отойди от меня, Сатана, ибо написано: Господу Богу Твоему поклоняйся и Ему одному служи». Следует сказать, что и здесь Люцифер лгал. Не в его власти предлагать царства мира сего, но лишь грехи и безумства, разочарование и смерть может он дать. Здесь же дьявол требует, чтобы ему оказали почести, как Богу. И это требование отчетливо проходит через все ведьмовские процессы. Ведьмы верили, что их господин, Сатана, Люцифер, демон, принцип зла, является Богом, и соответственно поклонялись ему, обожали его, свидетельствовали ему почтение и благодарность, молились ему, приносили жертвы. Так, Ламберт Дане в «Диалоге ведьм» пишет, что «Дьявол приказывает им, чтобы признали они его своим богом, призывали его, молились ему и верили в него… И все они повторяют, что верят в него; признавая его своим богом». Каннаерт сообщает, что в обвинительном заключении против Елизаветы Фламинек из Алоста (1595), было сказано: «И не постеснялась ты склонить колени перед Вельзевулом, которому поклонялась». [116] Де Ланкр в своей книге «Tableau de l’Inconstance des mauvais Anges» (1613) сообщает нам, что когда ведьмы принимали в свой круг юную девушку, то становились на колени перед демоном и говорили: «Grand Seigneur, lequel j’adore» (Великий Господин, которому поклоняюсь). Новичок, присоединяясь к ведьмам, должен был произнести новое исповедание в таком виде: «Полностью предоставляю себя твоей власти и вкладываю себя в твои руки, и не будет у меня другого Бога, потому что ты мой Бог». [117] Слова Сильвана Невильона, допрошенного в Орлеане в 1614 году, еще более откровенны: «Мы говорим дьяволу, что признаем его нашим господином, нашим богом, нашим создателем» [118]. В Америке [119] в 1692 году Мэри Осгуд исповедовалась в том, что «дьявол рассказал ей, что был ее богом и что она должна служить и поклоняться ему».

Существует множество вариантов молитв, с которыми обращались к дьяволу его слуги. Анри Боге в труде «Discours des Sorciers» (Лион, 1608) сообщает, что в 1598 году Антида Колас призналась, что «Сатана склонял ее молиться ему утром и ночью перед тем, как приступить к какому-либо делу». [120] Елизавета Сойер, печально известная ведьма из Эдмонтона (1621), была научена некоторым заклинаниям своим фамилиаром. В своей исповеди преподобному Генри Гудколу, посетившему ее в Ньюгейте, на его вопрос: «Не бывало ли так, что дьявол заставал тебя во время молитвы и не запрещал ли он тебе молиться Иисусу Христу, но ему одному? И не склонял ли он тебя молиться лишь диаволу, не учил ли он так тебя?» ведьма отвечает: «Он спрашивал меня, кому я молюсь, и я отвечала ему, что Иисусу Христу, и он тогда склонял меня не молиться больше Иисусу, но ему, Диаволу, и научил меня Диавол такой молитве: «Sanctibecetur nomen tuum, Amen» [121]. Cтерн сообщает в «Confirmation and Discovery of Witchcraft» (1648) о ведьмах из Суффолка: «Эллен, жена Николаса Гринлифа из Бартона в Суффолке, исповедовалась, что молитвы она произносила, но не Богу, а дьяволу».

Более того, в подражание Богу дьявол может творить чудеса, хотя они и ???????, другими словами, вводящие в заблуждение чудеса, от которых нет пользы и которые не убеждают. Так, известно сделанное Йанном и Мамбрием, египетскими чародеями, которые в соперничестве с Моисеем превратили свои посохи в змеев. Подобные прецеденты могут быть обнаружены в многочисленных рассказах о восточных фокусниках. «Я убежден, – пишет благородный и высокопоставленный английский офицер, – что представления местных мудрецов проходят не без участия известных нам духов. Происходящий на глазах зрителя рост дерева манго из пустого сосуда, в который подкладывают немного земли, никем не был раскрыт. Можно приписать секрет этого явления деятельности тех же оккультных сил, которые позволили египетским магам древности имитировать те чудеса, которые с Божьего соизволения сотворил Моисей перед лицом фараона и всем его народом» [122]. В трюке с корзиной, который может быть проделан в любом месте и местности, на почве, покрытой слоем дерна, на замощеном дворе столовой, под большую плетеную корзину конической формы помещается мальчик, каждому дается возможность проверить корзину и место, где она ставится, затем факир многократно протыкает корзину длинным мечом со всех сторон. За каждым ударом меча следует громкий вскрик боли, на оружии можно различить следы свежей крови. Крики звучат все приглушенней и в конце концов умолкают полностью. Затем фокусник с криками и песнопениями танцует вокруг корзины, неожиданно ее поднимает, и зрители видят, что в корзине нет мальчика, исчезли прорехи, не видно пятен крови на стали. И через несколько секунд мальчик, здоровый и смеющийся, появляется откуда ни возьмись из совершенно неожиданного места. В связи с этим можно вспомнить слова Суареса: «(Дьявол) может обмануть и запутать чувства, так что кажется, что голова у кого-то отрублена и течет кровь, на самом же деле ничего подобного не происходит». [123]

Маги Монголии (Tartary) и Тибета, бокте, в определенные дни после продолжительных церемоний появляются в храмах, которые всегда в таких случаях переполнены народом, и пока их ученики издают громкие завывания, неожиданно сбрасывают с себя свои одеяния и острым ножом взрезают себе живот сверху донизу. Из открытой глубокой раны течет кровь. Паства застывает на месте, затем падает на пол и простирается перед магами, бешено дергаясь на полу. Маг брызгает на людей кровью и где-то через пять минут прижимает руки к раскрытой ране на животе, после чего рана исчезает и не остается даже малейшего следа от разреза. Чувствует он себя достаточно слабо, но других сколько-нибудь заметных последствий этой операции не ощущает. Те, кто видели этот мерзкий спектакль, уверяют, что его невозможно объяснить галлюцинациями или ловкостью рук, и единственное возможное объяснение заставляет признать, что мы имеем дело с чарами, наброшенными на толпу властью невоплощенной злой воли. [124]

Удивителен рост популярности спиритизма [125], который за время жизни одного поколения вышел за пределы обычного шарлатанства и потребовал к себе серьезного внимания и исследования со стороны экспертов, затронув внимание известных ученых и философов и предоставив нам немалое количество примеров самых экстраординарных феноменов, как физических, так и психических, причем самые тщательные разыскания показали, что эти феномены совершенно необъяснимы в пределах известной нам научной парадигмы. Их классификация была проведена сэром Уильямом Круксом в его труде «Researches in the Phenomena of Spiritualism». Они включают: движение тяжелых тел, не вызванное контактами с другими телами или при контактах, которые не могут объяснить траекторию и дальность движения; изменение веса тел; поднятие в воздух столов и стульев без всяких контактов; левитацию людей; «аппорты», объекты вроде цветов, монет, кусков камня, переносятся в герметически закрытую комнату без всякой видимой возможности внести их туда физически; появление более-менее различимых фантомных лиц и форм. Несмотря на продолжающиеся и поныне многочисленные и сложные жульничества, устраиваемые организаторами сеансов, сколь длительные, столь и унизительные скандалы, не только в случаях с дешевыми шарлатанами, но и с известными медиумами, такими, как Уильям Эглинтон, случались и случаются феномены, в пользу истинности которых свидетельствуют несомненные авторитеты. Следует ли объяснять подобные инциденты вмешательством душ мертвых или деятельностью созданий, никогда и не бывших воплощенными?

Даже горячие поклонники спиритизма, на все готовые, чтобы обрести контакт с умершими друзьями, должны были признать, что весьма нередки случаи вмешательства сознания нечеловеческого. Это заключение базируется на долгих и детальных наблюдениях, которые здесь мы лишь кратко суммируем. Практически невозможно точно установить идентичность того или иного духа, определить, тот ли он индивид, за которого выдает себя вышедшее на контакт существо. Информация, которая получена таким образом, совсем не та, которую можно было бы ожидать от ушедшего из жизни, ответы неизменно тривиальны и банальны до крайности. Свое нынешнее состояние духи описывают крайне противоречиво. Тон переданных посланий постепенно переходит из неопределенного в оскорбительный и подчас явно угрожающий. Все эти моменты ясно свидетельствуют о вмешательстве демонов и искушении. [126]

Второй пленарный собор в Балтиморе (1866), констатируя частые случаи обмана и мошенничества среди спиритов, признал вместе с тем, что за частью феноменов стоит вмешательство Сатаны и по-иному их объяснить сложно (Decreta, 33 – 41). Декрет Святейшей канцелярии от 30 марта 1898 года проклинает спиритические практики даже при условии, что общение искалось лишь с добрыми ангелами и не было вмешательства злых демонов.

Не только в чудесах, но также и в пророчествах Люцифер стремится превзойти Бога, трона которого он возжаждал. Об этом писал в книге «De Maleficis» (1589) Петр Бинсфельд: «Nunc videndum est an daemones praescentiam habeant futurorum et secretorum, ita ut ex eorum reuelatione possit homo prognosticare [127] et occulta cognoscere?… Prima conclusio: Futura, si in seipsis considerentur, anullo praeterquam a solo Deo cognosci possunt» (Далее мы исследуем вопрос о том, могут ли демоны иметь какое бы то ни было знание о грядущем или о вещах сокрытых, так что и человек из их рассказов сможет нечто предвидеть или открыть для себя неизвестное… Первое заключение: будущее может быть открыто разве что Господу Богу). Но следует помнить о том, что ангелы, пусть и павшие, обладают весьма развитым интеллектом, как пишет Симон Майоло в книге «Dies caniculares»: «Astucia, sapientia, acumine longe superant homines, et longius progrediuntur ratiocinando» (По проницательности, мудрости, понятливости они весьма превосходят людей, и в будущее с помощью логических заключений могут заглянуть намного дальше).

Потому демоны и могут порой сделать верное предсказание, хотя намного чаще они лгут или скрывают свой ответ за фразами бессмысленными и неясными, как это делали древние оракулы. Довольно показательным примером таких лжепророчеств может служить случай камизардов (вероятно, от сamise, черной рубахи, служившей им униформой), секты злобных фанатиков, терроризировавших Дофинэ, Виврэ и особенно Севенн в начале XVIII века. Они обязаны своим происхождением главным образом альбигойскому духу, который никогда не удавалось искоренить в этом регионе и который был раздут до масштабов настоящего пламени анархическим учением и памфлетами французских кальвинистов, таких, как «Accomplissement des propheties» Жюре. Папа Климент XI называет камизардов «отвратным отродьем мерзких альбигойцев». Де Серр, рядовой кальвинист из Дюльфи в Дофинэ, нежданно объявил, что ему было некое видение, и волна нездоровой истерии захлестнула всю провинцию.

В 1702 году безгрешный аббат Шали был предательски убит этими ничтожествами, которые вооружились и сформировали отряды, ведомые такими негодяями, как Сегюр, Ла-порт, Кастане, Равеналь и Кавалье. Людовик XIV послал войска на их усмирение, но католическое руководство на местах вначале не осознало серьезность ситуации, и отдельные стычки и партизанские действия продолжались еще несколько лет. Кавалье бежал в Англию [128], откуда он вернулся в 1709 году и попытался устроить восстание в Вивре. 8 марта 1715 года специальной прокламацией и медалями Людовик XIV утвердил полный разгром этих демонистов.

Часть этих пророков бежала в Англию, где они вызвали значительные волнения. Вольтер в «Siecle de Louis», XIV, XXXVI, сообщает, что один из главных бунтовщиков, печально известный Эли Марион, стал таким несносным из-за своих avertissements prophetiques и ложных чудес, что его пришлось изгнать из этой страны в силу угрозы общественному порядку, которую он создавал. [129]

Существование злого невоплощенного разума подтверждается церковными истинами, равно как и существование царства зла с одним правителем и, видимо, многочисленными слугами, разветвленной иерархией. Это царство ведет войну с силами добра, пытается поработить человека и сотворить зло. Если человек задался целью войти в контакт с миром теней, чего бы это ему ни стоило, то так он и сделает. Случаи такие редки, но, без сомнения, бывают. Подобные связи в совокупности со своими последствиями и всем, что их окружает, как раз и называются ведовством или колдовством. Эрудит Шпренгер в «Молоте ведьм» с чувством заявляет, что с его точки зрения отрицание возможности ведовства является ересью. «Ведь Сам Господь говорил о магах и волшебниках, какой же неверный может утверждать, что они не существуют?» – пишет Пьер де Ланкр в книге «L’Incredulite et Mescreance du Sortilege» (Paris, 1622) [130]. Знаменитый адвокат Блэкстоун в своих Комментариях (1765), IV, 4, заключает: «Отрицать возможность существования ведовства и колдовства, значит, неумело противоречить откровению слова Божьего, выраженного в разных местах как Ветхого, так и Нового Завета; каждая нация подтверждает или известными примерами, или законодательными запретами по меньшей мере возможность сговора со злыми духами». Даже сверхосторожный, я чуть было не сказал, скептичный, отец Тарстон признает: «Перед лицом Святого Писания и учения отцов церкви и богословов трудно отрицать теоретическую возможность заключения пакта с дьяволом и вмешательства дьявола в дела людские». Ошибки, хитрость, самообман, гипнотизм, больное воображение, без сомнения, сыграли немалую роль в создании легенд о таких контактах. Одно дело говорить об обладании какими-то магическими способностями, другое дело реально их иметь. Понятно, что если человек твердо верит во власть сил тьмы, если считает, что эти силы могут вмешиваться в дела и судьбы людей и постоянно это делают, то он может посвятить себя служению этим силам, может отказаться от своей воли, может призвать дьявола для выполнения своих желаний и целей и убедить себя, что он действительно вошел с ним в контакт и стал его рабом и слугой. [131] Больше того, как и можно было ожидать, протоколы переполнены записями о разнообразном шарлатанстве, хитростях и преступлениях, при совершении которых учитывалась суеверность населения. Умелая игра и фиглярство нередко вводили в заблуждение глупцов и людей недалеких. Больное тщеславие заставляло шарлатанов искать репутации ведьмы или колдуна-знахаря, а создание такой славы нередко влекло за собой и весьма приличный прибыток.

Но даже с учетом всех этих поправок, после того, как мы детально рассмотрим долгую и кровавую историю ведовства, убедимся в нередкости массового фанатизма и многочисленных жестокостях охоты на ведьм, после того, как мы рассмотрим все эти события в свете достижений науки, оценим их с психологической и физиологической точек зрения, и все случаи разберем в деталях; после того, как, расследуя заново преступления ведьм, мы убедимся, что в одних случаях под ведьмами подразумевались истерички, в других – больные каталепсией, эпилепсией и другими редкими нервными болезнями, даже сегодня не распознанными; после того, как станет очевидным, что процессы нередко вызывались личной враждой к осужденным, а порою выжившие из ума старушки становились жертвами разъяренной толпы и невежественного суеверия; что разочарованные шантажисты или воры могли стать инициаторами подобных процессов; что обвиняемые были иногда просто эксцентричными или не вполне нормальными людьми; что множество подозреваемых обвинялось на основании признаний ведьм, сделанных на дыбе или при пытке испанским сапогом; после того, как мы проанализируем все эти обстоятельства и вполне осознаем весь ужас творящегося порой судебного произвола – нам не останется ничего, кроме как признать, что большое количество важных процессов не может быть объяснено только упоминавшимися выше моментами. Как написал один непредубежденный автор: «В большом количестве случаев судебное разбирательство здесь основывалось на реальном факте совершения преступления» [132]. И единственная возможность объяснить эти случаи заключается в признании реальности ведовства и контрактов с дьяволом. Следует хорошо помнить, что лучшие умы Европы, тонкие интеллектуалы, ученейшие из ученых, люди благороднейшие, знавшие о таких делах, все твердо верили в ведовство. Среди них возвышаются такие авторитеты, как св. Августин, «перворазрядный гений философии и богословия, возвышающийся подобно пирамиде над античностью и последующими веками» [133]; блаженный Альберт Великий, универсальный доктор энциклопедических знаний; св. Фома Аквинский, ангелический доктор, один из лучших умов, когда-либо обитавших на земле, серафический св. Бонавентура, возлюбленнейший из мистиков; многие Папы, в том числе Александр IV, друг францисканцев, благоразумный, добрый, глубоко религиозный человек, «прилежный в молитве и твердый в воздержании» [134]; Иоанн XXII, «человек серьезный, с привычками аскетичными и простыми, как было признано» [135]; Бенедикт XII, набожный цистерцианский монах, весьма сведущий в богословии; Иннокентий VIII, блестящий прелат, ученый и дипломат; Григорий XV, эксперт канонического и гражданского права, справедливейший и снисходительнейший из понтификов, человек весьма талантливый. Мы знаем имена таких ученых, как Жерсон, канцлер Нотр-Дама и ректор Парижского университета, «справедливо признаваемый обладателем одного из острейших интеллектов своей эпохи» [136]; Яков Шпренгер, который, несмотря на свои этимологические ошибки, многого достиг в области науки; Жан Боден, «один из основателей политической философии и политической истории» [137]; Эразм; епископ Джьюэлл из Солсбери, «один из способнейших и авторитетнейших толкователей учения реформированной Церкви Британии» [138]; галантный Райли; лорд Бэкон; сэр Эдвард Коук; кардинал Мазарини; прославленный Бойль; Кадворт, «возможно, самый выдающийся из ученых, воспевавших деятельность английской церкви»; Селден; Генри Мор; сэр Томас Браун; Джозеф Гленвилл, «лишь немногими из своих последователей превзойденный в гении»; Мерик Казабон, ученый кентерберийский пребендарий; сэр Мэтью Хэйл; сэр Джордж Макензи; Уильям Блэкстоун и многие другие, не столь известные священники, адвокаты и ученые. Трудно представить, что все они, пусть временами и ошибаясь в деталях, были полностью неправы в оценке ведовства. Ученый Синистрари в своем труде «De Demonialitate» [139], основываясь на авторитетном мнении Франческо-Марии Гуаццо из братства св. Амброзия (Compendium Malefi-carum, Кн.1.7) пишет: «Primo, ineunt pactum expressum cum Daemone aut alio Mago seu Malefico uicem Daemonis gerente, et testibus praesentibus de seruitio diabolico suscipiendo: Demon vero uice uersa honores, diuitias, et carnales delectationes illis pol-licetur» (Сперва (новообращенный демонист. – Прим. пер.) заключает в присутствии свидетелей контракт с демоном, а возможно, магом или колдуном, действующими за него, в котором оговаривается, что он поступает на службу к дьяволу, а тот взамен обязуется предоставлять ему почести, богатства и телесные наслаждения).

Известно, что иногда этот договор носил устный характер, иногда речь идет о подписанном документе. В любом случае заключался он, как указывает Герр, на добровольной основе и носил характер инициации в мистерии зла некоего секретного сообщества, на ассамблее которого неофит скреплял себя страшной клятвой и богохульствами на путь служения Сатане. Существуют, однако, случаи, которые могут быть объяснены лишь материализацией темного разума, реально, таким образом, получавшего долговое обязательство от своих слуг. Случаи эти, безусловно, весьма редки; тем не менее порой судьям приходилось рассматривать и такие действия, а также документы, их подтверждающие. В 1453 году Гильом Эделин, приор Сен-Жермен-ан-Лэ, подписал контракт с Дьяволом, и этот контракт позже был найден на его теле. Пьер де Ланкр сообщает, что ведьма Стевенот де Одебер, сожженная в январе 1619 года, показывала ему «le pacte et conuention qu’elle auoit faict auec le Diable, escrite en sang de menstrues, et si horrible qu’on auoit horreur de la regarder» [140]. В библиотеке Упсалы сохранился контракт, подписанный Даниэлем Сальтениусом, впоследствии профессором иврита в Кенигсберге, в котором он продает себя Сатане.



Форма заклинания


Форма заклинания демона Азазеля

В архивах Святейшей канцелярии сохранилась икона с изображением распятия, о которой тут же написано следующее: некий молодой человек, известный порочностью своей жизни, редкостный богохульник, потерял вследствие расточительности свое имущество и, будучи в сильной нужде, решил продать свое тело и душу Люциферу с тем, чтобы тот снабдил его деньгами, достаточными для того, чтобы он снова мог проводить жизнь в роскоши и предаваться тем порокам, какие он пожелает. Сказано, что демон принял видимую форму и потребовал письменный документ о том, что имярек передает себя целиком в распоряжение сил ада. Юноша согласился это сделать, но при одном условии. Он спросил дьявола, был ли тот при распятии Господа на Голгофе, и, получив утвердительный ответ, настоял на том, чтобы Дьявол начертал подлинное изображение распятия, чтобы через него передать составленный документ. Враг рода человеческого после немалых раздумий согласился и вскоре набросал рисунок распятия. Но при виде мучимого и истекающего кровью Тела Господня, распростертого на Кресте, юноша почувствовал раскаяние столь сильное, что упал на колени и воззвал о помощи к Господу. Собеседник его тут же исчез, оставив ужасный контракт и картинку. Кающийся, желая обрести отпущение столь непростительных грехов, вынужден был обратиться за помощью в Главный пенитенциарий, и благодаря этому картинка попала в Святейшую канцелярию. Впоследствии князь Барберини получил разрешение копировать ее и передал копию капуцинам Св. Марии делла Консеционе.

Контракт с Сатаной, как говорят, всегда подписывался кровью самого отступника. «Подпись практически неизменно ставилась кровью самого автора… Так, в Аугсбурге Иосиф Эгмунд Шульц объявил, что 15 мая 1671 года около полуночи, где-то между 11 и 12 часами вечера, он бросил на землю в месте, где сходятся три дороги, иллюстрированный пергамент, написанный его собственной кровью и завернутый в красивый платок, и так заключил контракт с дьяволом… Видман также рассказывает, как несчастный безумец Фауст надрезал большой палец и каплями крови посвятил себя письменно служению телом и душой дьяволу, полностью отвергая в себе принадлежащее Господу». [141] C древних времен доходят до нас свидетельства, что у многих народов было принято использовать человеческую кровь для заключения нерушимых договоров. [142] Рохольц (I, 52) сообщает, что в привычке новичков немецких университетов (Burchen) «расписываться друг у друга в альбомах своей кровью». Говорят, что до сих пор существует пергамент, на котором расписался своей собственной кровью Максимилиан, великий человек, баварский электор, посвятивший себя, таким образом, служению Богородице. Кровь была самой священной и ненарушимой субстанцией, скреплявшей соглашения, как видно из обряда кровного братства, когда таким образом заключались альянсы и клялись во взаимной дружбе. В таких случаях пили кровь или вино, смешанное с кровью. Геродот (IV, 70) рассказывает, что скифы имели обыкновение заключать договоры, сцеживая вино в глиняный сосуд, в который перед этим представители сторон, предварительно порезав пальцы, пускали свою кровь и взаимно ее смешивали. После чего они и наиболее знатные из их окружения отпивали из этого сосуда. Помпоний Мела в «De Situ Orbis» (II, 1), пишет, что и в его дни сохранился этот обычай: «Так что даже и свои союзы не могут они заключить без пролития крови: сторонники по соглашению наносят себе раны и, когда пойдет кровь, они смешивают два ее потока и потом пробуют на вкус. Они полагают, что это наиболее верный способ добиться вечной преданности и доверия друг к другу» [143]. Гиральд в «Topographia Hibernorum» (XXII, 743), пишет: «Когда ирены заключают договоры, то пьют кровь друг друга, которая добровольно пускается с этой целью». В июле 1891 года в Южной Италии была раскрыта и уничтожена банда разбойников, существовавшая уже три года. Передают, что частью ритуала этих бандитов из Бари, организация которых называлась «Mala Vita», было то, что «новички пили кровное братство с капитаном банды, высасывая и проглатывая кровь из царапины, которую он сам себе наносил в области сердца».

В некоторых гримуарах и книгах по магии, таких, как «Книга черной магии и договоров», «Ключ царя Соломона», «Sanctum Regnum», можно найти описания ритуалов и тексты заклинаний, и если они, к счастью для произносящих их, не работают, то лишь по той причине, что демонический разум находится под контролем сил Добра. Но, как справедливо отмечает Суарес, даже если не ответит демон, коего призывают, «то происходит это или по той причине, что Господь не дозволяет этому случиться, или по другой причине, о которой нам ничего не известно» [144]. Вина же призывающего демона в его грехе от этого не смягчается. [145] В конце XVIII века некий Хуан Перес, доведенный до полного отчаяния, поклялся отдать свое тело и душу Сатане, если только тот отомстит тем, в ком он подозревал своих врагов. Он консультировался со многими колдунами и ведьмами, совершил немало теургических церемоний, но все это без какого-либо успеха. Ад был глух к его призывам. Тогда Перес открыто провозгласил свое неверие в сверхъестественное, в реальность демонов и посмеялся над Священным Писанием, как над сказкой для детей. В конце концов это поведение привело его к ответу перед трибуналом Святейшей канцелярии, которому на первом же допросе он поведал всю эту историю, добавляя, что понесет любое наказание, которое сочтут на него должным возложить.

От исполнения контракта с дьяволом, уже заключенного, можно, тем не менее, уклониться. Таково авторитетное мнение св. Альфонса, который пишет, что некромант или человек, имевший общение со злыми духами, но решивший отказаться от своей магии, должен: «1. Полностью отречься и отказаться от всяких контрактов или каких-либо сделок с демоническим разумом, в которые он входил. 2. Сжечь все книги, писания, амулеты, талисманы и другие инструменты, используемые в черном искусстве (т. е. кристаллы, планшетки, доски, языческие амулеты и тому подобное). 3. Сжечь письменный контракт с дьяволом, если подобный находится во владении бывшего некроманта; если же контракт находится у дьявола, то нет смысла требовать его возвращения, так как он полностью аннулирован покаянием. 4. Возместить все убытки и потери, нанесенные магией» [146]. Следует заметить, что эти правила были признаны весьма полезными и практичными в случаях с медиумами и другими людьми, которые отказались от спиритизма, его заблуждений и опасностей.

Из истории и даже агиографии нам известны примеры колдунов, которые были обращены. Один из наиболее известных – св. Теофил Кающийся; [147] еще более удивительным было обращение св. Киприана Антиохийского, который вместе со св. Юстиной принял мученичество во времена гонений Диоклетиана в Никомидии 26 сентября 304 года. [148] Блаженный Жиль Сантаремский, португальский доминиканец, еще в молодости стал превосходным философом и медиком. Однажды, путешествуя из Коимбры в Сорбонну, он оказался в компании с неким учтивым незнакомцем, который обещал научить его черным искусствам в Толедо. В качестве оплаты незнакомец потребовал, чтобы Жиль передал свою душу дьяволу и подписал с ним контракт кровью. Согласившись с условиями, он посвятил семь лет занятиям магией, а затем отправился в Париж, где легко получил звание доктора медицины. Жиль, однако, покаялся, сжег книги с заклинаниями и вернулся в Португалию, где вступил в орден доминиканцев. После долгой жизни, наполненной покаянием и молитвами, он умер в Сантареме 14 мая 1205 года, где до сих пор почитают его мощи. [149] Культ этого святого был официально одобрен Бенедиктом XIV 9 марта 1748 года. Память празднуется 14 мая.

Контракт с дьяволом заключался, как правило, на всю жизнь, но известны случаи, когда предусматривалось, что дьявол по истечении определенного периода убьет своего почитателя. Реджинальд Скотт отмечает: «Иногда они приносят оммаж с соответствующими клятвами и заключают контракт на определенное количество лет, иногда навечно» [150]. Магдалена де ла Круц, францисканская монахиня, рожденная в Агиларе в 1487 году, в 1504 году вступила в монастырь св. Изабеллы в Кордове. Она пользовалась отличной репутацией по причине святости своего поведения и избиралась аббатисой в 1533, 1536 и 1539 годах. Но не прошло и пяти лет, как она оказалась в заключении у инквизиции в связи с тем, что против нее было выдвинуто обвинение в ведовстве. Она призналась в том, что в 1499 году, когда ей было всего 12 лет, перед ней появился некий дух, назвавший себя гротескным именем Бальбар, вместе с компаньоном по имени Питон, и она заключила с ними контракт сроком на 41 год. В 1543 году она серьезно заболела и в связи с этим исповедовалась в своих сношениях с дьяволом и прочих достойных осуждения деяниях. В качестве кающейся до конца жизни она была заключена в некоем доме с весьма суровыми условиями содержания. Джоанна Виллифорд, ведьма из Фавершэма, признала, «что дьявол обещал ей служить 20 лет, и время это сейчас почти подошло к концу» [151]. В 1646 году Елизабет Вид, ведьма из Грейт Кэтворта в Хантингдоншире, призналась, что «тогда дьявол обещал ей, что будет делать все, какую бы мерзость она его ни попросила; и потребовал, чтобы она заключила с ним соглашение, по которому через год и еще двадцать лет он заполучит ее душу, что она и обещала». [152] В 1664 году волшебница из Сомерсета, Елизабет Стайл, признала, что дьявол «обещал ей деньги и что она будет вести светскую жизнь и получит все блага мира сего в течение двенадцати лет, если подпишет своей кровью его бумагу, в которой душу свою передаст ему». [153]

Сатана обещал дать своим поклонникам все, что только они пожелают, – знания, богатства, славу, удовольствия, месть врагам; но все, что он мог дать, так это разочарование, бедность, несчастья, ненависть, власть нанесения ущерба и уничтожения. Он постоянно держал перед их глазами ускользающие надежды и одурманивал их таким образом, что они верили ему и возлагали на него свои упования до тех пор, пока все не было потеряно. Иногда в случаях с теми, кто был молод, пакт заключался на непродолжительный срок, но он всегда возобновлялся. Так, в Лилле в 1661 году ученики Антуанетты Буриньон признались: «Дьявол дал им знак, и этот знак они возобновляют, как только у кого-либо из них появляется желание его покинуть. Дьявол тогда относится к ним более сурово и понуждает их давать новые обещания, делая им новые знаки для уверения подлинности клятвы, что эти люди останутся ему верными». [154]

Знак или клеймо дьявола, о котором здесь шла речь, или ведьминский знак, как его иногда называют, воспринимался, возможно, как самый верный признак при установлении факта ведовства. Это был подлинный знак и печать Сатаны, начертанная на плоти его слуги, и любой человек, у которого был такой знак, воспринимался как, безусловно, находящийся в союзе с дьяволом и посвятивший врагу рода человеческого все свои усилия; дальнейшие доказательства были в таком случае излишними. Говорится, что этот знак был совершенно нечувствительным к боли, и когда его кололи иглой, то, как бы глубоко это ни делалось, из этого места не текла кровь. Так, мистер Джон Белл, священник из Глэдсмура, в своем трактате «Расследование ведьмовства, или ведьмовство, обвиненное и проклятое», опубликованном в начале XVIII века, разъясняет: «Ведьминский знак иногда подобен вздувшемуся пятну, порой с прожилками или красному пятну, как от укуса насекомого; иногда кажется, что поверхность кожи втянута внутрь, или можно нащупать пустоту под кожей, причем пятна эти находятся в тайных местах тела, например, среди волос на голове или в бровях, на внутренней стороне губ, под мышками или в интимных частях тела».

Роберт Хинк, священнослужитель из Аберфойла, в книге «Тайное содружество» (1691) пишет: «Пятно, которое я видел, было подобно маленькой родинке, роговато на ощупь и цвета коричневого; и когда протыкали ведьминские знаки большой иглой (как на ягодицах, так и на носу, и на небе во рту), то пока игла не начинала гнуться, ведьмы, как мужчины, так и женщины, не чувствовали боли и не кровоточили, и не могли сказать, когда с ними это делают (глаза им при этом закрывались)». Иногда пятно имело вид жабы или летучей мыши; или, как говорит дель Рио, «форму следа зайца, лягушки, вид паука, деформированного щенка или мыши». [155] Этот авторитетный ученый сообщает нам также, на каких частях тела обычно располагаются такие знаки: «У мужчин нередко можно встретить этот знак на нижних веках, под губами, под мышками, на плечах, на ягодицах; у женщин же сверх того на грудях или в области половых органов». [156]

В своем глубоком трактате «De Daemonialitate» известный своей эрудицией францисканец Лодовико-Мария Синистрари пишет: «[Sagae seu Malefici] sigillantur a Daemone aliquo charactere, maxime ii de quorum constantia dubitat. Character vero non est semper eiusdem formae, aut figurae: aliquando enim est simile lepori, aliquando pedi bufonis, aliquando araneae, uel catello, uel gliri; imprimitur autem, on locis corporis magis occultis: uiris quidemaliquando sub palpebris, aliquando sub axillis, sub labiis, aut humeris, aut sede ima, aut alibi: mulieribus autem plerumque in mammis, seu locis muliebribus. Porro sigillum, quo talia signa imprimuntur, est unguis Diaboli» (И поставляет Диа-вол [на ведьмах и колдунах] некоторые знаки, особенно на тех, в чьей верности он сомневается. И не должно быть скрыто, что не всегда эти знаки одной формы: иногда в виде зайца, иногда жабьей ноги, иногда паука, щенка, сони. И отпечатывает он сие клеймо на самых закрытых частях тела: у мужчин – под веками, под мышками, под губами, на плечах, ягодицах или еще где; у женщин обычно на грудях или в местах приватных. И ничем иным проставляет Диавол сие клеймо, как своими когтями).

Этот знак делался самим дьяволом или его наместником на шабашах при инициации новой ведьмы. «Дьявол делает каждой новой ведьме знак, своими зубами или когтями», – говорит Реджинальд Скот в «Discoverie of Witchcraft» (1584).

Молодые ведьмы из Лилля в 1661 году признались, что «Дьявол клеймил им железным шилом некоторые части тела». [157] В Шотландии Джилли Дункан, служанка помощника бейлифа из Транента, некоего Давида Ситона, вовлеченная в знаменитый процесс доктора Фиана, Агнессы Сэмпсон, Эувфимии МакКаллэн, Барбары Напье и их помощников, даже под пыткой отказалась сделать признания: «в то время как они, подозревая, что она имеет клеймо Дьявола (а оно есть у всех ведьм), тщательным образом ее осмотрели и нашли метку врага у нее на лице, на передней части ее гортани; и как нашли они ее, она призналась в том, что все, что она сделала, произведено было ею по злобному обольщению и дьявольскому наущению и при помощи ведовства». [158] В 1630 году Кэтрин Освальд из Ниддри была обвинена в чародействе и «в присутствии двух свидетелей в плечо подсудимой (где у нее было клеймо дьявола) была целиком воткнута булавка, но кровь не потекла, и она не реагировала…» [159]

В 1643 году Джанет Баркер из Эдинбурга призналась, что у нее было общение с демоном и сообщила, что он пометил ее между плечами. Знак был найден, «и булавка была воткнута в него и оставалась там около часа, подсудимая же ее не чувствовала». [160]

10 марта 1611 года Луи Гофриди, священника из Аккуля в марсельской епархии, находящегося в тюрьме по многочисленным обвинениям в чародействе, посетили два врача и два хирурга, которым было поручено обыскать его на предмет обнаружения дьявольского клейма. Их совместный отчет дошел до нас в следующем виде: «Мы, нижеподписавшиеся доктора и хирурги, в соответствии с указаниями, полученными нами от мессира Антуана де Торрона, сира де Торона, королевского советника в парламенте, посетили мессира Л. Гофриди, на чьем теле мы обнаружили три маленького размера метки, по цвету мало отличные от обычного цвета кожи. Первая находилась на его правом бедре, где-то посредине. Когда мы проткнули ее иглой на глубину в два пальца, он не почувствовал боли; ни крови, ни другой жидкости из ранки не вытекло.

Вторая метка находилась в области поясницы, справа, в дюйме от позвоночника и где-то в четырех пальцах над бедренными мускулами. Туда мы вогнали иглу на глубину в три пальца, оставили там на некоторое время зафиксированной, как это было проделано и при исследовании первой метки, но, тем не менее, упомянутый Гофриди не чувствовал боли, также из раны не вытекало крови или какой-либо иной жидкости.

Третья метка находилась в области сердца. Сначала игла вводилась без каких-либо жалоб со стороны Гофриди, как это было в предыдущих случаях. Но когда это место подверглось протыканию с применением известной силы, он сказал, что чувствует боль, но из раны не вытекло никакой жидкости. Рано утром на следующий день мы вновь посетили его и обнаружили, что на частях тела, которые мы испытали, отсутствует покраснение или какие-либо иные следы. По нашему суждению подобные нечувствительные участки тела, из которых не выделяется жидкость при повреждении, не может быть объяснена какими-либо старыми кожными инфекциями, и, исходя из этого мнения, мы предоставляем наш отчет на десятый день марта 1611 года.

Фонтэн, Грасси, доктора; Мериндоль, Бонтамп, хирурги». [161]

26 апреля 1634 года во время знаменитого Луденского процесса обвиняемый Урбан Грандье был осмотрен с целью обнаружения ведьмовских знаков. Он был раздет, ему были завязаны глаза, и в присутствии официальных лиц Рене Маннори, один из ведущих медиков города, произвел осмотр. Были обнаружены два клейма, одно на лопатке, другое на бедре, оба они были нечувствительны к боли, даже когда их протыкали острой серебряной иглой.

Поскольку раскрытие клейма дьявола стало восприниматься как важнейшее указание, если не решающее доказательство виновности обвиняемого, так как оказывалось, что сам Сатана начертал свою печать на плоти подсудимого, то вполне понятно, что со временем распознавание и испытание подобных знаков переросло в профессию, в которой преуспело немалое количество одаренных людей, сделавшихся в этой области экспертами и признанными авторитетами.

В Шотландии, например, «прокалыватели» образовывали даже отдельную гильдию. Они получали неплохие деньги за каждую раскрытую ведьму и, как можно было ожидать, нередко пожинали золотые плоды.

На процессе Джанет Пистон, в 1646 году, магистраты Далкита «призвали Джона Кинкэйда из Транента, общественного прокалывателя, для того, чтобы он продемонстрировал на ней свое искусство. Он нашел на ней две метки дьявола, поскольку она не чувствовала боли, когда он погружал булавку в одно из этих мест; также не было кровотечения, когда он ее вытаскивал. Когда ее спросили, куда, по ее мнению, только что втыкали булавку, она показала на участок тела, далеко отстоящий от того, куда ее действительно втыкали. Длина этих булавок была около трех дюймов». [162] Другого печально известного «протыкателя» звали Джон Бэйн, и по его ничем не подтвержденным свидетельствам на смерть было отправлено немалое количество незадачливых бедняг.

Около 1634 года Джон Бальфур из Корхауза привел всю сельскую округу в ужас своими изысканиями; а двадцать лет спустя Джон Дик едва не превзошел самого Кинкэйда. Регулярная основа, на которой трудились эти «общественные прокалыватели», стала представлять известную угрозу общественному спокойствию и даже, прямо скажем, открыла двери разнообразным мошенникам.

Нижеследующий из ряда вон выходящий случай наглядно покажет, насколько опасной и подлой может стать подобная практика, когда ею занимается шарлатан. Кажется, если подобные исследования и следует вообще проводить, то вначале надо принять все возможные меры предосторожности. В любом случае заниматься этим должны профессиональные медики, которые сообщат результаты достойным и серьезным представителям Церкви. «И вот прибыл в Инвернесс некий мистер Патерсон, который объехал все королевство, проводя процессы ведьм, и которого обычно называли прокалывателем, так как ведьм он выявлял с помощью длинной медной булавки. Раздевая их догола, он утверждал, что зачарованный участок тела обнаружен и раскрыт. Обследовав все тело своими ладонями, он втыкал булавку и казалось, со стыдом и ужасом, бывшим очевидным, они не чувствовали этого; он же оставлял булавку в теле, вогнанную до головки, и просил их, чтобы они нашли и вынули ее. Конечно, так ему удалось раскрыть известное количество ведьм, но и немало честных мужчин и женщин было запятнано и погублено этим фокусом. В Элджине было двое убитых, в Форресе двое, Маргрет Дафф, явная ведьма, была сожжена в Инвернессе. Затем этот Патерсон прибыл в церковь Вордлоу и в самой церкви прокалывал 14 женщин и одного мужчину, которых привел туда Чизхольм из Коммера и еще четверых, приведенных Эндрю Фрэзером из Ферринтоша. Сперва он остриг всем им волосы и собрал все отрезанные волосы воедино, сложил их в каменную нишу и приступил к прокалыванию. [163] Некоторые из них умерли в тюрьме, так ни в чем и не признавшись. Этот мерзавец собрал немало денег и нанял двух слуг; в конце концов стало известно, что это женщина, переодетая в мужское платье. Подобная жестокость и суровость подкреплялись низким жульничеством». [164]

Без сомнения, в очень многих, даже в большинстве случаев, эти ведьминские знаки были природными деформациями кожи, уплотнениями ткани, родимыми пятнами. Мне самому был известен человек, у которого в результате дородовой травмы на предплечье появилось изображение крысы, состоящее из родинок, нечувствительных бородавок и пятен. Но это объяснение не подходит ко всем случаям, и даже скептичная мисс Мюррей, которая пишет: «Кажется, в ряде случаев имела место местная анастезия, так что, возможно, за многими из таких сообщений стоит нечто реальное», вынуждена честно добавить: «но на текущий момент я не могу предложить решения этой проблемы» [165]. Более того, как уже отмечалось, этот знак нередко проставлялся на теле новичка при инициации, часто мастером шабаша, председательствующим на сборище, иногда же, надо признать, силами нечеловеческими.

Таким образом, «маленький сосок», столь часто находимый на теле магов и ведьм, выделявший молоко, предназначенное для кормления фамилиара, не следует путать с нечувствительным клеймом дьявола. Этот феномен по причинам, пока не установленным, характерен лишь для Англии и Америки, зато здесь он действительно представляется весьма распространенным. Следует сказать, что в последнем акте пьесы Шедвелла «Ланкаширские ведьмы» (1681) проведением следственных мероприятий с ведьмами занимается одна женщина, которая в конечном итоге сообщает: «и у всех у них имеются весьма большие соски во всех частях тела, за исключением матушки Мадж, у которой они размера весьма небольшого». Шедвелл, объемистые выкладки которого содержат цитаты из пятидесяти авторов, пишет по этому поводу: «наличие сосков подтверждается нынче всеми охотниками за ведьмами». [166] В 1597 года на суде над старой Елизабет Райт из Степенхилла у Бартон-он-Трент «обнажили они старую женщину и нашли у нее на правом плече нечто похожее на вымя овцы с двумя сосками, похожими на две большие бородавки, один у подмышки, немного сзади, другой ближе к вершине плеча. И когда ее спросили, как давно у нее эти соски, она отвечала, что в таком виде и родилась». [167]

В случае с эдмонтонской ведьмой Елизабет Сойер, которая, несмотря на свое сопротивление, была обследована по указанию судей, Маргарет Вивер, вдова, известная честным образом жизни, и две другие порядочные женщины, в обязанности которых входило провести это расследование, нашли на ее теле «нечто подобное соску, величиной с мизинец и длиной в полпальца, помеченное на вершине чем-то вроде соска, причем казалось, что кто-то сосал его». [168]

Джон Палмер из Сент-Олбанс (1649) признался, что, «заключив договор с дьяволом, получил от него знак на теле, точнее, клеймо у себя на боку, которое давал сосать двум фамилиарам». [169] Кентская ведьма Мэри Рид из Ленхэма (1652) «имела видимый сосок под языком и многим его показывала». [170] В Сент-Олбанс около 1660 года жил некий чародей, который «имел нечто вроде груди у себя на боку» [171]. В том же году в Киддерминстере подпали под обвинение в колдовстве вдова, две ее дочери и один мужчина; «у мужчины нашли пять сосков, у матери три, у старшей дочери один». [172] В 1692 году Бриджит Бишоп, одна из салемских ведьм, предстала перед судом: «Жюри, составленное из женщин, обнаружило противоестественный сосок на ее теле: но при вторичном обследовании, в течение трех-четырех часов, ничего подобного обнаружить не удалось». [173]

Существуют схожие показания, относящиеся к протоколам по делам Рози Каллендер и Эми Дани, двух саффолкских ведьм, казненных в 1664 году; Елизабет Хорнер, девонской ведьмы (1696); вдовы Коман, эссекской ведьмы, которая умерла в своей постели (1699); наконец, во множестве других подобных документов, которые содержат более чем достаточный иллюстративный материал. Безусловно, многие из этих случаев следует объяснять полимастией (mammae erraticae) или полителией (наличием нескольких сосков). Подобные случаи были описаны в медицинской литературе. Приходится согласиться, что подобные анатомические девиации более обычны, чем предполагалось до недавнего времени. Часто они столь незначительны, что их легко проглядеть. Понятно, что в ряде описаний, относящихся к XVII веку, мы сталкиваемся с весьма значительными преувеличениями. И тем не менее следует признать, что, сделав все возможные допущения, у нас останется немало случаев, которые невозможно объяснить физическими отклонениями и анатомическими особенностями строения организма. Протоколы старых богословов и охотников на ведьм содержат гораздо больше правды, чем многие сегодня готовы признать.

ГЛАВА III.

Демоны и фамилиары

Один из наиболее авторитетных авторов былых времен, писавших о ведовстве, Франческо-Мария Гуаццо, член братства св. Амброзия в Немю [174] в своем энциклопедическом труде «Compendium Maleficarum», впервые опубликованном в Милане в 1608 году, распределил по одиннадцати пунктам моменты, являвшиеся, с его точки зрения, определяющими для тех, кто занимался ведовством:

Первое. Кандидат в сообщество ведьм должен заключить с дьяволом или каким-либо магом или волхвом, выступающим от его имени, специальный договор, в котором в присутствии свидетелей он обязуется вступить на путь зла. Дьявол же взамен этой клятвы дает ему богатства, роскошь и все, чего он только ни пожелает.

Второе. Он отрекается от католической веры, совершенно удаляется от послушания Господу, отвергает Христа и особенно покровительство и заступничество Богородицы, проклинает всех святых, презирает церковные таинства. В 1617 году в Гернси Изабелла Бекет отправилась в замок Роквэин, «место, где дьявол имел обыкновение проводить шабаши; и как только она там появилась, дьявол подошел к ней в обличии собаки, у которой было два могучих рога, и одной из своих лап (которые ей казались, скорее, руками) взял ее за руку; и, назвав ее по имени, сообщил, что он рад, что она пришла; сразу после этого дьявол заставил ее стать на колени; потом сам он встал на передние ноги; затем он заставил ее отказаться от вечного такими словами: «Я отвергаю Бога-Отца, Бога-Сына и Бога-Духа Святого»; затем он заставил ее прислуживать ему и поклоняться ему» [175]. Де Ланкр рассказывает, что Жанетта д’Абади, девушка 16 лет, призналась, что ее заставили «отвергнуть и отказаться от своего Создателя, Богородицы, святых, Крещения, отца, матери, родственников, неба, земли и всего, что только есть в этом мире» [176]. В очень полном признании, сделанном Луи Гофриди 2 апреля 1611 года двум капуцинам, отцу Анже и отцу Антуану, он раскрывает формулу отречения от католической веры. Выглядит она так: «Я, Луи Гофриди, отвергаю все блага как духовные, так и временные, которые могут быть дарованы мне Богом, Блаженной Девой Марией и Небесными Святыми, особенно моим покровителем св. Иоанном Крестителем, так же, как и св. Петром, св. Павлом, св. Франциском, и отдаю мое тело и душу Люциферу, перед которым я предстою так же, как и все блага, которыми когда-либо я буду пользоваться (за исключением той пользы, которую получают все прикасающиеся к Святым Дарам). Все вышесказанное подписываю и закрепляю печатью». [177] Мадлен де ла Палюд, одна из его жертв, использовала более длинное и детализированное отречение, в котором имели место следующие ужасные богохульства: «Всем сердцем своим непритворно и всей силой воли своей совершенно добровольно и полностью я отвергаю Бога-Отца, Сына и Святого Духа; Святейшую Матерь Господа; всех ангелов и особливо моего Ангела-Хранителя, Страсти Господа Нашего Иисуса Христа, его драгоценную кровь и блага, от нее происходящие, мой удел в раю, все благие побуждения, которые в будущем может даровать мне Господь, все молитвы, которые были сделаны или могут быть сделаны за меня». [178]

Третье. Он с презрением отбрасывает святейшие четки, дарованные Богородицей св. Доминику [179]; Перевязь св. Франциска; пояс св. Августина; кармелитский наплечник, возложенный на св. Симона; он бросает на землю и топчет в гневе ногами Крест, святые медальоны, Agnus Dei [180]в том случае, если он их носил на себе или у него есть какой-нибудь из этих предметов. Св. Франциск опоясывался грубой веревкой в память об узах, в коих пребывал Христос во время Страстной недели, посему белый пояс с тремя узлами по сю пору является частью наряда францисканцев. Сикст IV буллой «Exsupernae dispositionis» воздвиг архибратство Перевязи св. Франциска в базилике Сакро Конвенто в Ассизи, обогатил его различными индульгенциями и привилегиями, которые неизменно подтверждались сменяющимися понтификами. Архибратства основывались не только во францисканских, но и во многих других церквях и группировались вокруг центра в Ассизи. Архибратство Богородицы Утешительницы или Черного Кожаного Ремня св. Моники, св. Августина и св. Николая Толентинского было образовано вследствие видения, которого сподобилась св. Моника, получившая от Богородицы черный кожаный ремень. Св. Августин, св. Амвросий и св. Симплициан носили такую перевязь, которая является характерной чертой одеяния августинских отшельников. После канонизации св. Николая Толентинского стало общепринятым мнение об особой святости этого предмета, и Евгений IV в 1439 году основал в его честь архибратство. Булла Григория XIII «Ad ea» (15 июля 1575 года) подтвердила это решение и приняла новые индульгенции и привилегии в пользу архибратства. Архибратство было воздвигнуто в августинских церквях, и часть монахов должна была получить от генерала ордена разрешение об отлучке для того, чтобы расширить его и на другие храмы.

Четвертое. Все ведьмы клялись дьяволу слушаться его и во всем подчиняться; они приносили ему присягу и при посредстве мерзких церемоний становились его вассалами, при этом они возлагали руки на большую черную книгу, которая им давалась. Они скрепляли себя богохульными клятвами с тем, чтобы никогда не вернуться на прямой путь веры, и обещали никогда не слушать наставлений священников, не делать добрых дел, но подчиняться лишь дьяволу и неуклонно посещать ночные сборища. Они клялись, как можно чаще прибывать на эти полуночные ассамблеи.[181] Сборища эти или ковены [182] (от conuentus) представляли собрания ведьм, состоящие из мужчин и женщин, как правило, руководимых специальным лицом, причем все они были для безопасности сборища из одного прихода. Те, кто принадлежал к определенному ковену (как свидетельствуют судебные протоколы), должны были посещать еженедельный Есбат. Арест одного из членов ковена позволял обычно выявить и других его представителей. Коттон Мэзер замечает: «У ведьм та же организация, что и у церковных конгрегаций».

Пятое. Ведьмы обещали прилагать все усилия и использовать все возможности и приманки с тем, чтобы вовлечь других мужчин и женщин в свои отвратительные занятия и службы Сатане.

Ведьмам отнюдь не чужд был миссионерский дух, что делало их вдвойне проклятыми в глазах клириков и вдвойне виновными с точки зрения закона. Так, в случае с Джанет Брейдхейд из Олдерна мы узнаем, что муж «совратил ее в это дело» [183]. Девушка по имени Беллот из академии мадам Буриньон призналась, что ее мать взяла ее с собой на шабаш, когда она была еще ребенком. Другая девушка утверждала, что все поклонники дьявола «вынуждены предлагать ему своих детей». Элизабет Фрэнсис из Челмсфорда, ведьме, осужденной в 1566 году, было всего двенадцать лет, когда бабушка стала учить ее чародейству. [184] Известная карга из Пендла, Элизабет Демдайк, «взрастила своих детей, выучила своих внуков и весьма заботилась о том, чтобы они также стали ведьмами» [185]. В Салеме Джордж Бэрроуз, священник, был обвинен немалым количеством женщин в том, что он «человек, соблазнивший и вовлекший их в силки ведовства».

Шестое. Дьявол предусмотрел для ведьм нечто вроде святотатственного псевдокрещения, и после того, как очередная ведьма отвергнет своих крестных мать и отца, бывших при христианском Крещении и конфирмации, она получает новых попечителей в лице тех, чья задача отныне будет наставлять ее в колдовстве. Ведьмы отвергают свое прежнее имя и берут вместо него прозвище, как правило, гротескное и непристойное.

В 1609 году Жанетта д’Абади, ведьма с Нижних Пиренеев, призналась, что «нередко видела она детей, получающих крещение на шабаше, и, как она сказала, это были дети исключительно колдунов, но не других людей, главным же образом, ведьм, которые предпочитают крестить своих сыновей и дочерей на шабаше, а не в купели» [186]. 20 июня 1614 года в Орлеане Сильвен Невильон помимо других преступлений признался в том, что часто посещал ассамблеи ведьм и «что там они крестили детей помазанием елеем и при этом нашептывали какие-то фразы на латыни» [187]. Жентьен ле Клерк, который в это время также предстал перед судом, «сказал, что его мать, как ему рассказывали, представила его на шабаше, когда ему было всего три года, чудовищному козлу, которого они называли л’Аспик. Он сказал, что был крещен на шабаше в Каррир д’Оливэ с четырнадцатью или пятнадцатью другими детьми…» [188]

Помимо всего остального, в мае 1611 года Луи Гофриди сделал такие признания в Эксе: «Признаюсь, что на шабашах проводится крещение и что каждый маг, посвятивший себя служению дьяволу, связывает себя определенной клятвой относительно того, что все его дети будут крещены на шабаше, если это будет каким-либо образом возможно осуществить. Каждый ребенок, крещенный таким образом на шабаше, получает имя, совершенно отличающееся от его собственного. Признаю, что при этом крещении используются вода, сера и соль: сера же делает ребенка рабом дьявола, соль же утверждает его крещение на службу ему. Признаю также, что при таком крещении полагается говорить, что исполняется оно во имя Люцифера, Вельзевула и других демонов, при этом делается знак креста, но в обратном порядке, когда рука движется от ног к голове». [189]

Такому крещению подвергались и шведские ведьмы (1669): «они добавили, что и их он заставил креститься через тех своих служителей, которые там были, и принудил их подтвердить свое крещение чудовищными клятвами и проклятиями». [190]

Обычай давать новые имена на шабашах был, видимо, очень распространен. Так, в мае 1569 года в Сент-Эндрюс «известная волшебница, именуемая Никнивен, была приговорена к смерти и сожжена». Ее христианское имя не дается, ведьмовское же имя было, очевидно, дано ей демоном. В знаменитом деле Фиана было установлено, что во время встречи в кирхе Северного Бервика, когда Роберт Грирсон был назван по имени, это вызвало великий переполох среди ведьм и колдунов, которые «весьма вознегодовали на него, ибо было обещано, что будет прозываться он Роберт Сдерживатель, чтобы забыть свое первое имя». [191] Так, Евфимия МакКален из того же ковена прозывалась Кэйн, а Барбара Напье – Нэйп. Изабел Гуди из Олдерна (1662) говорила, что многие известные ей ведьмы были крещены собственной кровью и получили такие имена, как Able-and-Stout (Умелая-и-Стойкая), Over-the-dike-with-it (Сквозь-все-препятствия), Raise-the-wind (Подними-ветер), Pickle-nearest-the-wind (Озорница-у-ветра), Batter-them-down-Maggie (Бей-их-Мэгги), Blow-Kate (Дуй-Кэт) и подобные им.

Седьмое. Ведьмы отрезают часть своего одеяния, и в качестве знака покорности передают его дьяволу, который забирает его и сохраняет.

Восьмое. Дьявол рисует на земле круг, в который становятся новички, колдуны и ведьмы, и здесь они подтверждают клятвами все сделанные ими обещания. Все тут имеет мистическое значение. «Приносят они эти клятвы демону, стоя в круге, нарисованном на земле, поскольку круг это символ Божественности, и земля – Престол Господень, и так видно, что желает он, дабы верили они, что он – господин Неба и земли». [192]

Девятое. Колдуны просят дьявола вычеркнуть их из книги Христовой и вписать их имена в его книгу. Вносится большая черная книга, та же, на которую возлагали они руки, когда приносили свои первые клятвы, и туда их вписывает дьявол своими когтями.

Эти книги или свитки содержались в великом секрете главой ковена или даже великим мастером района. Их следовало хранить, как самое драгоценное, подобно самой жизни, поскольку в них содержались полные материалы, изобличающие деятельность ковена. Та м был список ведьм провинции или графства и, видимо, туда же вписывались магические формулы, заклинания, способы наложить чары и, вероятно, время от времени деяния разных ведьм. О подписании такой книги постоянно говорится в материалах процессов, проходивших в Новой Англии. Так, когда Деливеренс Хоббс решила облегчить душу, рассказав о своем колдовстве, она сказала: «Теперь я свидетельствую, что Бишоп (Бриджит Бишоп, обвиненная в том, что много лет занимается колдовством, и казненная) настаивала, чтобы я вновь подписала книгу и отказалась от всех своих признаний». Враги печально известного Мэтью Хопкинса извлекли немалую пользу из его рассказа о том, что он с помощью некоей магии получил одну из таких книг у дьявола, из которой он скопировал список ведьм, и именно это позволяло ему безошибочно следовать за ведьмами по их следу. Генерал-охотник за ведьмами с трудом мог защититься от обвинений и был поистине жалок, говоря о своей невиновности. Существует несколько расплывчатая история, недатированная, в которой рассказывается, что дьявольская книга была унесена м-ром Вильямсоном из Кардроны (Пиблз). Он похитил ее у ведьм, когда они танцевали в Минчмуре. Но за ним немедля погнался весь ковен, и он был немало рад, что ему удалось уйти оттуда живым.

Иногда каталог ведьм мог содержаться в отдельном пергаменте, книга же использовалась лишь для того, чтобы записывать в нее различные заклинания и способы наложения чар. Здесь следует упомянуть Красную книгу Эппина, которая действительно существовала еще столетие назад. Рассказывали, что она была похищена у дьявола с помощью хитрости. Она представляла собой манускрипт, содержащий большое количество магических рун и инкантаций для излечения больного скота, возрастания поголовья животных, увеличения плодородия полей. Этот документ, представляющий, по-видимому, огромную ценность и немалый научный интерес, находился, когда в последний раз о нем просочились сведения, во владениях Стюартов из Инвернхэйла. Странный том, как о нем рассказывают, делал своего владельца обладателем темных энергий, который заранее знал, какой вопрос ему зададут. И столь наполнена была эта книга оккультными силами, что читающий ее должен был надеть на голову железный обруч, иначе, листая ее страницы, он понес бы немалый ущерб.

Еще одна книга, о которой следует здесь сказать и которую часто путают [193] с другими, но совершенно отличающаяся от вышеупомянутых, это так называемый служебник дьявола. Вероятно, он дошел до нашего времени из глубины столетий от первых еретиков, передавших свои мерзкие традиции последователям, альбигойцам и вальденсам. Об этом пишет эрудированный де Ланкр, который в своем детальнейшем описании черной мессы, служившейся в Нижних Пиренеях (1609), сообщает: «Нечто вроде алтаря было воздвигнуто на столбах адского вида и затем, не прочитав ни Confiteor, ни Alleluya, переворачивая страницы книги, которую он держал, (служитель) начал бормотать какие-то фразы из литургии». [194] Cильвэн Невильон (Орлеан, 1614) сделал признание, что «шабаш проводился в доме… Он увидел там высокого черного человека, напротив того, который находился в углу у зажженного очага, и у этого человека была книга, чьи листы казались то черными, то алыми, и он что-то бормотал сквозь зубы, хотя, что именно, я не мог различить, а затем он поднял черную гостию и потрескавшийся оловянный сосуд, мерзкого вида и весьма грязный». [195] Жентьен ле Клерк, также обвиняемый, признал, что на этих адских собраниях «произносилась служба самим дьяволом. Он был облачен в ризу, на которой виднелся сломанный крест. Он повернулся спиной к алтарю, когда приготовился возгласить (лжеевхаристию), и поднял гостию и чашу, которые были черного цвета. Он прочел неразборчиво что-то из книги, переплет которой был мягким и волосатым, как шкура волка. Одни ее листы были белыми и красными, другие черными». [196] Мадлен Бавен, бывшая ключевой фигурой на процессе лувьерских монахинь (1647), сообщает: «Месса читалась из некоей богохульной книги, в которой содержался канон. При процессиях использовалась та же книга. И было там немалое количество самых страшных проклятий против Святой Троицы, Святых Таинств и церемоний Церкви. Написана же она была на языке мне совершенно не-известном» [197]. Вполне возможно, что эта богохульная книга – та самая, которую и по сей день используют сатанисты при совершении своих богомерзких обрядов.

Десятое. Ведьмы обещают дьяволу проводить ему службы и делать подношения в определенные сроки; каждые две недели, или хотя бы раз в месяц, совершить убийство ребенка или отравить кого-нибудь, каждую неделю отравлять жизнь человечеству своими злодеяниями и непотребствами, ураганами, бурями, пожарами, эпидемиями скота и тому подобным.

«Liber Penitentialis» св. Теодора, бывшего архиепископом Кентерберийским в 668 – 690 годах, самый ранний из церковных законников Англии, содержит пункты, проклинающие тех, кто вызывает демонов и таким образом заставляет погоду меняться («si quis emissor tempestatis fuerit»). В «Капитуляриях» Карла Великого (умер в Аахене 28 января 814 года) наказание смертью предназначалось для тех, кто, призывая демонов, нарушал атмосферу, вызывал бури,


уничтожал урожай, иссушал молоко коров и наводил на скотину болезни и прочие бедствия. Все лица, виновные в подобных преступлениях, должны были быть казнены немедля после признания их вины в суде. Иннокентий VIII в своей знаменитой булле «Summis desiderantes affectibus», выпущенной в декабре 1484 года, детально обвиняет колдунов практически в том же, что им инкриминировалось и в более ранние эпохи. Наиболее известный случай, когда ведьмы устроили шторм, сыграл важную роль в процессе доктора Фиана и его ковена в 1590 – 591 годах. Тогда ведьмы для того чтобы утопить короля Якова и королеву Анну во время их возвращения из Дании, «взяли кота и крестили его» и затем привязали расчлененный труп к животному, «и в следующую за этим ночь кот был перевезен всеми этими ведьмами в середину моря, плыли же они в их решетах и ситах… и, сделав это, они подняли на море такую бурю, что большей никто и не вспомнит» [198]. Наложение чар на скот известно с ранних времен и в Дорнохе, в Зюдерланде; уже в 1722 году некая старуха была сожжена за то, что наслала чары на свиней и овец своих соседей. Приговор был провозглашен помощником шерифа Дэвидом Россом из Малого Дина. Это была последняя казнь ведьм в Шотландии.

Что же касается жертвоприношения детей, то тут существует немалое количество разнообразных свидетельств. Реджинальд Скот [199] пишет в 1584 году: «Можно считать твердо установленным, что каждые две недели или хотя бы каждый месяц любая ведьма должна убить ребенка». Когда убивать ребенка было слишком опасно или невозможно, следовало применять яд. Так, в 1645 году Мэри Джонсон, ведьма из Вивенго, в Эссексе, была обвинена в убийстве двух детей, несомненно, в колдовских целях [200]. Неизвестно, сколько детей было зверски убито Жилем де Рэ во время его отвратительных оргий. Более двух сотен трупов было найдено в отхожих местах Тиффажа, Машекуля, Шамптока. В 1666 году Людовик XIV впервые узнал о мерзостях, наполнивших его столицу, о «des sacrileges, des profanations, des messes impies, des sacrifices de jeunes enfants». Ночь за ночью на улице Борегард в доме загадочной Катерины ла Вуазен аббат Гиборж убивал маленьких детей при проведении своих чудовищных ритуалов, удушая их или разрезая им гортань острым кинжалом и выпуская поток горячей крови в сосуд, восклицая при этом: «Astaroth, Astaroth, je vous conjure d’accepter le sacrifice que je vous presente! (Астарот! Астарот! Прими, умоляю тебя, приносимое мною подношение!)». Священник по имени Турнье также служил Сатане мессы, во время которых в жертву приносились дети; видимо, подобные практики были столь распространены, что ла Шофрен, подруга Гибура, даже поставляла ему детей по кроне [201] за голову.

Одиннадцатое. Дьявол поставит на теле ведьм некий знак… Когда все вышесказанное бывает проделано в соответствии с поучениями тех учителей, которые восприняли новичка в это сообщество, последний скрепляет себя страшной клятвой – никогда не поклоняться Святым Дарам; осыпать проклятиями всех святых и особенно отречься от Пречистой Девы Марии; попирать ногами и осквернять плевками все святые иконы и статуи, Крест и мощи святых; никогда не ходить причащаться и не использовать причастия, разве что с некой магической целью; не исповедоваться чистосердечно перед священником; всегда сохранять в тайне свой договор с силами ада. Дьявол со своей стороны обязуется предоставлять в любое время незамедлительную помощь; исполнять все желания колдуна или ведьмы в этом мире и делать их вечно счастливыми после смерти. Принеся это торжественное обещание, каждый новичок получал особого демона, называвшегося Magistellus (фамилиар). Фамилиар этот мог принимать обличие как мужчины, так и женщины; иногда он предстает как обычный человек, иногда – как сатир; если же он был дарован ведьме, то, как правило, принимал облик крупного козла.

Вполне очевидно, что речь здесь идет не о том, что фамилиары были животными, а о том, что они представляли собой демонов, которые, как считалось, могли принимать вид существ из плоти. В целом здесь мы имеем дело с одной из наиболее сложных проблем, связанных с магией и ведовством. Детали договоров таковы (ибо как святые становились по чистоте сродни ангелам, так и добровольные рабы Сатаны оскверняли себя всевозможными непотребствами), что многие авторы освещали этот предмет в излишне общих словах и таким образом, что навряд ли смогли удовлетворить вдумчивого и серьезного читателя. Хочу вначале сказать, что многие из рассматриваемых случаев можно объяснить истерией и галлюцинациями, кошмарами и расстроенным болезнью воображением. Однако сделав все эти допущения, согласившись с тем, что под инкубом или суккубом здесь следует нередко понимать человеческое существо, как правило, некоего представителя великого магистра области, все же мы сталкиваемся с достаточным количеством фактов, расследуя которые, человек непредубежденный должен признать, что многие признания подсудимых отражают реальность. Как сказал каноник Рибе в своем энциклопедическом труде «La Mystique Divine», работе, одобренной славным своей ученостью Папой Львом XIII, «после того как мы изучили записи и личные признания, вряд ли могут оставаться какие-либо сомнения, и своим прямым долгом я почитаю противостоять, пусть словом, тем многочисленным авторам, которые по предубежденности или опрометчивости считают, что все эти ужасы не более чем невежественные разговоры или же галлюцинации». [202] Бизар в своем авторитетном труде «Rapports de l’homme avec le demon» пишет об инкубах и суккубах: «Отношения (между людьми и демонами), имевшие место в реальности, можно проследить по протоколам официальных расследований, подтверждающим их подлинность. Процедура расследования проводилась учеными и просвещенными судьями, которые во все эпохи пытались выявить подлинные факты». [203]

Итак, мне кажется, что если, вообще, придавать какое-то значение свидетельствам очевидцев, если авторитет тончайших и внимательнейших умов всех эпох и стран стоит того, чтобы придавать ему значение, то приходится признать, что возможность (слава Богу, я не настаиваю на том, что это случалось часто) общения с демонами не следует отбрасывать. Конечно, трудно переубедить уже убедившего себя в том, что подобное невозможно, даже с помощью демонстрации, и тут остается лишь сослаться на авторитет св. Августина: «Hanc assidue immunditiam et tentare et efficare, plures talesque asseuer-ant, ut hoc negare impudentiae uideatur». [204] Здесь святой доктор сообщает: «Учитывая, что сообщения об этом весьма обычны и что столь многие люди неоспоримой честности и достойные доверия рассказывают об этом, исходя как из своего опыта, так и основываясь на чужих словах, можно утверждать, что сильваны и фавны, обыкновенно именуемые инкубами, нередко наносят ущерб женщинам, вызывая в них желание и ложась с ними; и что некоторые демоны, которых галлы именовали дузами, нередко поступали именно таким образом и искушали других, что подтверждается людьми уважаемыми и так определенно, что было бы дерзостью не внимать им».

Ученый Вильгельм Парижский, исповедник Филиппа Красивого, утверждает: «Существуют те, кого мы обыкновенно зовем инкубами или суккубами, и случается, что, воспламенясь похотью, они даже, как общепризнанно, могут дать жизнь ребенку, о чем свидетельствуют определенные, не подлежащие сомнению рассказы многих мужчин и женщин, которых демоны наполняли дурными мыслями и которым пришлось выдержать их похотливые нападки». [205]

Cв. Фома [206] и св. Бонавентура [207] также весьма определенно высказываются по этому поводу.

Франциско Суарес, знаменитый богослов-иезуит, пишет более осторожно, но достаточно ясно: «Таково учение св. Фомы, за которым последовали и все прочие теологи… Причина же их мнения следующая: подобные действия, безусловно, превышают обыкновенные возможности демонов, хотя возжелать такое соответствовало бы их природе. С Божьего попущения и по грехам многих людей сие возможно. Видимо, нельзя отвергнуть это учение без многочисленных оговорок и исключений. Та к что правду сказал св. Августин, что поскольку учение об инкубах и суккубах основывается на мнении людей ученых и опытных, то было бы дерзостью его отвергать». [208] Саламанкцы, т. е. авторы курсов по схоластической философии и богословию, а также моральному богословию, опубликованных лекторами теологического колледжа ученых кармелитов в Саламанке, в своем обширном труде «Theologia Moralis» [209] постановляют: «Некоторые отрицают это, считая невозможным, чтобы демоны осуществили плотский акт с человеческим существом», – но добавляют при этом, – «тем не менее, следует исходить из прямо противоположного мнения». [210] Шарль-Рене Биллар, известный доминиканец, в своем «Tractatus de Angelis» заявляет: «Один и тот же злой дух может выступать как инкуб для женщины и как суккуб для мужчины» [211]. Один из наиболее ученых – если не самый ученый – римских понтификов Бенедикт XIV в своем удивляющем эрудицией труде «De Seruorum Dei Beatificatione» рассматривает этот вопрос в деталях и делает массу ссылок, в кн. IV, часть I, c. 3 [212]. Комментируя отрывок «сыны Божии стали входить к дочерям человеческим» (Быт. 6:4), понтифик пишет: «Речь здесь идет о демонах, известных нам как инкубы и суккубы… Правда, что почти все авторы соглашаются с этим, хотя некоторые отрицают, что от них может быть потомство… С другой стороны, некоторые писатели признают как то, что взаимоотношения такого рода возможны, так и то, что от них могут произойти дети; более того, они утверждают, что это имело место, хотя и происходило неким новым и загадочным образом, как правило, человеку неизвестным» [213].

Св. Альфонс Лигьери в труде «Praxis confessariorum», VII, с. 111, пишет: «Некоторые отрицают существование злых духов, инкубов и суккубов; но большая часть авторитетных авторов признает их существование». [214]

В книге «Theologia Moralis» он говорит вполне конкретно, как грешат ведьмы с инкубами [215]. Того же мнения придерживались Мартино Боначина [216] и Винченцо Филлиуччи [217]. «Бузембаум совершенно верно подметил, что плотские грехи со злыми духами подпадают технически под понятие bestialitas». [218] К тому же мнению пришли Фома Тамбурини (1591 – 1675); Бенджамин Элбел (1690 – 1756) [219]; кардинал Каэтан (1469 – 1534), «лампада Церкви»; Хуан Азор (1535 – 1603), «по мудрости и глубине учености, по серьезности суждений заслуженно занимающий высокое место среди богословов» (Гури); многие другие авторитеты. [220] О том, что должен в таком случае при исповеди сказать кающийся, писал монсеньор Крэсон, ректор Главной семинарии Валенсии и генеральный викарий диоцеза, в своем трактате «De Rebus Uenereis ad usum Confessariorum» [221]. Жан-Батист Бувье (1783 – 1854) знаменитый епископ Ле Ман, в своем «Dissertatio in Sextum Decalogi Praeceptum» [222](с. 78) пишет: «Все богословы говорят о… злых духах, являющихся как в виде мужчины, женщины, так иногда и животного. Речь идет или о действительном и реальном их присутствии, или об эффекте воображения. Богословы считают, что этот грех связан с особой виной, в которой следует специально исповедоваться для того, чтобы преодолеть вредное суеверие, суть которого состоит в договоре с дьяволом. В этом грехе соединены два различных зла – преступление против святой веры и против целомудрия». [223] Доминик Шрам [224] в книге «Institutiones Theologiae Mysticae» отмечает следующее: «Ставится вопрос, может ли демон… напасть





на мужчину или женщину и сделать кого-либо одержимым, если тот старается всеми силами достичь духовного совершенства и предается высоким помыслам. Здесь мы должны различать между истинным и ложным. Вполне определенно, что бы ни говорили усомнившиеся, что существуют демоны, инкубы и суккубы, и св. Августин утверждает (Град Божий, кн. XV, глава 23), что было бы опрометчивым утверждать противное… св. Фома и большинство других богословов поддерживают ту же точку зрения. Итак, мужчины и женщины, страдающие от этого бесстыдства, есть грешники, которые или сами пригласили демонов… или позволили демонам свободно искушать себя таким образом. Не приходится сомневаться, что подобные нечестивцы действительно могут быть атакованы демонами… и самому мне известны несколько человек, которые хотя и были весьма встревожены совершенными ими преступлениями и от всей души проклинали демонов и контакты с ними, тем не менее, вынуждены были терпеть помимо своей воли эти выходки Сатаны». [225]



Женщина, ставшая жертвой демонов

Мы покажем, что великие святые и ученые и все, кто писал о моральном богословии, признавали возможность сообщения с воплощенным злым сознанием. Демонологи также все как один соглашались с этим мнением. Герман Тираус [226]в книге «De Spirituum apparitione» говорит: «Было бы весьма опрометчиво да и попросту глупо отрицать эти (вещи), поскольку, делая это, вы должны также отвергнуть и презреть сдержанные и выверенные суждения наиболее святых и авторитетных авторов; более того, для этого следует отказаться от данных человеку чувств и рассудка и в то же время показать свое непонимание мощи дьявола и той власти, которую могут иметь злые духи над человеком» [227]. Дель Рио в книге «Disquisitiones Magicae» еще более выразителен: «Столь многие глубокие авторы и священники поддерживали это мнение, что отличаться здесь чем-то от них было бы безрассудством и невежеством; помимо того, что отцы Церкви, богословы и все ученейшие философы соглашались по этому поводу, истина их суждений неизменно подтверждалась опытом всех эпох и народов». [228] Эрудит Шпренгер в «MalleusMaleficarum» говорит то же самое [229]. Иоганнес Нидер (1380 – 1438) в своем труде «Formicarium» (Муравейник), который можно считать трактатом, посвященным решению богословских, философских и социальных проблем тех дней, отмечает с присущей ему проницательностью: «Причина, по которой злые духи появляются как инкубы и суккубы, на мой взгляд, следующая… таким образом они наносят двойной урон человеку, как его телу, так и духу, для демонов же повредить человечеству, как известно, наивысшая радость». [230] Пол Гриллан в книге «De Sortilegio» (Лион, 1533) пишет:

«Демон принимает форму суккуба… Таково верное учение богословов». [231]

«Довольно часто случается, что, как нам известно из опытного наблюдения, женщины, несмотря на свое сопротивление, в конечном итоге становились жертвами демонов». Таковы слова знаменитого Альфонса де Кастро [232], чье авторитетное толкование Писания имело большое влияние на Тридентский собор и который был избран архиепископом Компостеллы, где и умер. Петр Бинсфельд в книге «De confessione malefi-carum» подводит итоги: «Таковы несомненные и очевидные факты, не только доказанные насущным опытом, но также и мнением авторитетов всех эпох, что бы ни утверждали отдельные доктора и правоведы». [233]

Гаспар Скотт (1608 – 1666), физик, доктор и священник, «один из ученейших людей своего времени, чья скромная жизнь и глубокая религиозность сделали его объектом восхищения не только католиков, но и протестантов Аугсбурга», где прошли последние годы его жизни, пишет: «Столь многие авторитетные авторы поддерживали это мнение, что представляется невозможным его отвергнуть». [234] Боден, де Ланкр, Боге, Герр, Бизар [235], Гуно де Муассе [236] настаивали на истинности тех же печальных фактов. И над всеми этими справедливыми утверждениями гремит гром буллы Иннокентия VIII, провозглашающей весьма недвусмысленно: «Дошло до нас и глубоко опечалило известие, что многие люди обеих полов, совершенно презрев радение о спасении своей души и, весьма удалясь от Святой католической веры, имеют связи со злыми духами, инкубами и суккубами». [237]

Итак, здесь были перечислены многие великие имена людей науки, людей ученых, людей авторитетных, тех, к кому и сейчас в мире относятся с уважением, более того, на кого взирают с любовью и признательностью. В то же время следует сказать, что для сегодняшнего человека весьма трудно, почти нереально поверить в возможность всех этих темных деяний демонов, в злобную похоть инкубов и суккубов. [238] Все это производит впечатление некоей фантазии, порожденной больным воображением средневекового человека, вполне возможно, поджариваемого на решетке над разожженным огнем, и затем записанной в давно забытые тома фанатиками, поверившими в детские рассказы и более невежественными, чем дикари. «Даже если подобные ужасы и имели место в Темные века, – думают люди, – то теперь это явно невозможно». То т же, кто знает, как обстоят дела на самом деле, священник, сидящий в зарешеченной исповедальне, говорит про себя: «Господи, если бы так оно и было!» Но пусть скептики остаются в счастливом неведении в своей простоте и отстраненности от мира. Пусть они никогда не узнают о чудовищных вещах, притаившихся на границе нашей гибнущей цивилизации с вечностью.

Вполне уместно задать вопрос о том, как стало возможным, что демоны и наделенные злым сознанием сущности могут не только представать в обличии человеческом, но и осуществлять сугубо телесный акт соития. Синистрари, следуя за мнением Гуаццо, утверждает, что или демоны способны оживить труп какого-либо человеческого существа, мужчины или женщины, или что они могут создать из различных материалов новое тело, наделенное способностью двигаться, и посредством его соединяются с человеком. «Ex mixtione aliarum materiarum effingit sibi corpus, quod mouet, et mediante quo homini unitur». [239] В первую очередь демоны, вероятно, пользуются тем преимуществом, которое дает им погруженность жертвы в медиумический транс или гипнотический сон. Вторая вероятность выглядит гораздо более правдоподобной. Не следует ли нам обратиться за разгадкой к феноменам, наблюдаемым в связи с проявлениями эктоплазмы? Следует заметить, что это объяснение основывается на изучении феномена, при котором во время сеанса материализуются предметы. Их можно потрогать и подержать в руках, и затем они быстро дезинтегрируются. Мисс Скетчерд на симпозиуме «Выживание» [240] поделилась своими впечатлениями, которые в значительной степени доказывают возможность частичной рематериализации мертвых с привлечением материальной субстанции и эктоплазмических эманаций живых людей. И если лишенные тела души могут при определенных условиях, пусть и редко достижимых, быть материализованными, то почему нельзя допустить возможность того, что порождения зла, чьи попытки обрести телесность опираются на длительные раздумья и концентрированную волю людей, их призывающих, могут проделать то же самое?

Это объяснение представляется тем более правдоподобным, что нередко фиксировалось явление инкуба ведьме в обличии того человека, чьи объятия были для нее особенно желанными. [241] Бриньоли в своем труде «Alexicacon» сообщает, что когда он в 1650 году был в Бергамо, молодой человек 22 лет, разыскав его, долго и подробно ему исповедывался. Этот юноша рассказал, что как-то раз, несколько месяцев назад, когда он лежал в постели, дверь помещения открылась и девушка по имени Тереза, которую он любил, быстро проскользнула в комнату. К его удивлению, она сообщила, что ее выгнали из дома и что она готова остаться с ним. И хотя он более чем подозревал некий подвох, в конце концов он поддался на ее приставания и провел ночь в ничем не сдерживаемых удовольствиях вместе с нею. Перед рассветом, однако, визитерша открыла свою истинную природу, и молодой человек понял, что возлег с суккубом. Те м не менее, столь сильно оказалось его любовное безумие, что ночь за ночью повторялось то же самое, пока, пораженный ужасом и раскаянием, он, наконец, не нашел священника, чтобы исповедоваться ему и получить освобождение. «Сия ужасная связь продолжалась несколько месяцев; но в конце Господь позволил ей завершиться благодаря моим скромным усилиям; юноша же весьма сожалел о совершенных им грехах». [242]

Нередко случалось, что дьяволом или фамилиаром, приписанным к новой ведьме на шабаше при ее приеме, выступал в действительности мужчина, один из ковена, который или приближался к ней в некоем демоническом наряде, или имел с ней общение известного рода и, не пытаясь скрывать свою личность, выступал в роли похотливого прислужника, и далее нередко ее посещавшего. Всегда следует помнить о том, что многое из показаний, данных на ведовских процессах, можно объяснить деятельностью людей, а не демонов; что отнюдь не снижает тяжести совершенных ими преступлений, поскольку они добровольно стали рабами Сатаны, выступая под его руководством и действуя по вдохновению, дарованному силами ада. Когда враг имеет немалое количество слуг, вероятно, у него становится меньше причин для того, чтобы являться in pro-pria persona. Однако вновь и вновь при чтении протоколов этих процессов мы сталкиваемся с тем, что часть описанных в них событий не может быть объяснена естественными причинами, но лишь материализацией властного злого интеллекта. Но несмотря на то, что мы обладаем весьма детализированными описаниями, нередко бывает чрезвычайно сложно определить в том или ином конкретном случае, действительно ли ведьма общалась и заключила договор с дьяволом или же она была одурачена демонами, которые посмеялись над ней, позволив полагать себя находящейся с ними в союзе и таким образом подводя несчастную к страданиям и смерти. В последнем случае несчастная простофиля становилась жертвой отца лжи, которому она продалась за иллюзию и бесприбыльное исповедание зла. Есть тут и немалое количество дел, которые находятся как бы на границе между галлюцинацией и реальностью. Сильвен де ла Плэн, ведьма 23 лет, была осуждена парижским парламентом 17 мая 1616 года. Ее случай относится к последней категории [243]. Антуанетт Бренихон, замужняя женщина в возрасте 30 лет, сделала признание практически теми же словами. Сильвин, ее муж Бартелеми Минге и Бренихон были повешены, а их тела сожжены.

Анри Боге, судья Высшего суда Бургундии в труде «Discours des Sorciers» посвящает главу 12 «плотскому общению демонов с ведьмами и колдунами». Он обсуждает здесь следующие пункты: 1. Дьявол знает всех ведьм и почему. 2. Он принимает обличье женщины для соблазнения колдунов, и почему. 3. Другие причины, по которым дьявол так поступает с ведьмами и колдунами. [244] Франсуа Секретен, Клод Йан-прост, Якима Паже, Антуан Турнье, Антуан Гандильон, Клод Йангиллем, Тьюн Паже, Роланд дю Вернуа, Жан Плате, Клод Паже и немало других ведьм призналось «в связях с дьяволом».






href="#note245" type="note">[245] Пьер Гандильон и его сын Жорж также признались, что общались с Дьяволом. В третьем разделе своего труда Боге подробно высказывается по этому поводу. [246]

О специфичном холоде, исходящем от демонов, говорили многие ведьмы всех стран Европы и во все века, когда они подвергались преследованиям. Как говорилось выше, в некоторых случаях, видимо, имела место полная материализация в силу неких процессов, связанных с превращением эктоплазмы. Эктоплазма описывается [247] как холодная и вязкая на ощупь ткань, прикосновение к которой сравнимо с прикосновением к рептилии. Некоторые детали, таким образом, начинают проясняться. Возможно, здесь и заключен ответ на многие тайны. В 1645 году вдова Бэш, ведьма из местечка Бартон в Суффолке, сказала, что представший перед ней дьявол был темнолицым молодым человеком, «холоднее обычного мужчины» [248]. Изабель Гуди и Джанет Брейдхейд из ковена в Олдерне в 1662 году признались, что дьявол «темный человек, очень холодный; этот холод напоминал воду из весеннего колодца». [249] Изабель, которая была перекрещена на шабаше, проведенном в полночь в олдернской церкви, и которой был приписан фамилиар по имени Red Riever (хотя он всегда был одет в черное), рассказывает и многое другое о дьяволе: «он умеет обращаться с женщинами лучше, чем любой мужчина, только слишком уж он велик, его (фаллос) холоден как лед» [250].

Во многих случаях присущего шабашам разврата, о чем весьма подробно и полно рассказывали на допросах ведьмы, их партнерами были, несомненно, присутствовавшие там мужчины; Великий магистр, писарь или председатель ковена, которые могли ради своего удовольствия выбрать тех женщин, которых они желали. Это следует из одного отрывка в книге Де Ланкра: «Дьявол на шабаше осуществляет браки между колдунами и ведьмами и, соединяя их руки, он громко произносит:

Esta es buena parati Esta parati lo toma». [251]

Наконец, очевидно, что в ряде случаев использовался искусственный фаллос. [252]

Искусственный пенис – достаточно обычный предмет в эротической практике многих древних цивилизаций; существует немало сведений о его использовании в Египте, Ассирии, Индии, Мексике и других странах. Его находили в гробницах; часто он изготовлялся по обету [253], в несколько измененной форме он дошел до нас как талисман-маскот, известный всем, кто бывал в Южной Италии [254]. Нередко его изготовители и не пытались как-то изменить форму этого предмета. Аристофан упоминает его в «Лисистрате» (411 до Р. Х.), один из наиболее известных диалогов (VI) Герода (300 – 250) повествует о том, как Коритто и Метро весело обсуждают свои Вбэвюг, а в другом представлении (VII) женщины посещают Кердона-кожевника, который изготавливает шедевры в этой области. Герод не менее современен в сегодняшнем Лондоне или Париже, чем был на острове Кос много столетий назад. Fascinum, объясняет Glosssarium Eroticum Linguae Latinae [255], это «Penis fictitius ex corio, aut pannis lineis uel sericis, quibus mulieres uirum mentiebantur. Antiquissima libido, lesbiis et mile-siis feminis praesertim usitatissima. Fascinis illis abutebantur mere-trices in tardos ascensores». Как можно было ожидать, Петроний уже стоит в очереди, чтобы предоставить свою цитату, вернее, фрагмент, в котором старая карга [256] Энотея пугает Энколпия своим scorteum fascinum, о котором испанский ученый дон Антонио Гонсалес де Салас говорит: «Rubrum penem coriaceum ut Suidas excertim tradit uoce ??????, Confecti et ex uaria materia uarios in usus olim phalli ex ligno, ficu potissimum qui ficulnei saepius adpellati, ex ebore, ex auro, ex serico, et ex lineo panno, quibus Lesbiae tribades abutebantur» [257]. И Тибулл говорит о внешнем виде Приапа: [258]

Placet Priape? Qui sub arboris coma Soles sacrum reuincte pampino caput Ruber sedere cum rubente fascino.

Церковь, конечно, без устали проклинала все подобные практики, независимо от того, были ли они, пусть и отдаленно, связаны с ведовством и колдовством или нет. Арнобий, считавший употребление таких вещей серьезным преступлением, в труде «Aduersus Nationes», V (около 296 года) рассказывает до смешного неприличный анекдот, указывающий на использование фасцинума галлами-жрецами берекинтинской Кибелы [259], оргии которой весьма похожи на дионисийские. Ту же историю передает Климент Александрийский в «???????????? ???? ???????», Юлий Фирмик Матерн в «Deerrore profanarum Religionum» (337 – 350), Никита (около 414 года), св. Григорий Назианзин в речи XXXIX, Феодорит (около 457 года) в «Sermo octaua de Martyribus». Речь здесь идет о весьма примитивных ритуалах.

Лактанций, в труде «De Falsa Religione» (Diuinarum Institutionum), написанном около 304 года, говорит о некоем фаллическом суеверии, о чем-то вроде фасцинума, почитавшемся весталками, причем отмечает, что этот культ весьма распространен в его время. Возвышенный Отец Церкви, св. Августин в «De Ciuitate Dei» (VII, 21) рассказывает, как фасцинум использовался при поклонении Бахусу, и затем, описывая церемонию заключения брака (VI, 9), пишет: «Sed quid hoc dicam, cum tibi sit et Priapus nimius masculus, super cuius immanissimum et turpissimum fascinum sedere nona nupta iubeatur, more honestissimo et religiosissimo matronarum». Историк Евагрий Схоластик (около 504 года) в «Historia Ecclesiastica» (XI, 2) говорит, что поклонение Приапу было весьма распространено в его дни и фасцинум хорошо известен. Никифор Каликст, византийский автор более позднего времени, умерший где-то в середине XIV столетия, чья хроника заканчивается со смертью Льва Философа (911), пишет о фаллических церемониях и использовании ложного фаллоса. [260]

Собор за собором запрещал использование фасцинума, и уже частота этих запрещений говорит о том, насколько глубокие корни имели связанные с ним практики. Второй собор в Шалон-сюр-Саон (813) высказался определенно и недвусмысленно; также и синоды в де Мано (1247) и Туре (1396). Бурхард из Вормса (умер 25 августа 1025 года) в своем знаменитом декрете писал: «Fecisti quod quaedam mulieres facere solent, ut facere quoddam molimen aut mechinamentum in modum uirilis membri, ad mensuram tuae uoluptatis, et illud loco uerendo-rum tuorum, aut alterius, cum aliquibus ligaturis colligares, et for-nicationem faceres cum aliis mulierculis, uel aliae eodem instrumento, siue alio, tecum? Si fecisti, quinque annos per legitimas ferias poeniteas». И далее: «Fecisti quod quaedam mulieres facere solent, ut iam supra dicto molimine uel alio aliquo machinamento, tu ipsa in te solam faceres fornicationem? Si fecisti, unum annum per legitimas ferias poeniteas».

В другой пенитенциарной книге написано: «Mulier qualicumque molimine aut per seipsum aut cum altera fornicans, tres annos poeniteat; unum ex his in pane et aqua».

«Cum sanctimoniali per machinam fornicans annos septem poeniteat; duos ex his in pane et aqua».

«Mulia qualicumque molimine aut seipsam polluens, aut cum altera fornicans, quatuor annos. Sanctimonialis femina cum sancti-moniali per machinamentum polluta, septem annos».

Таким образом, очевидно, что распространенные в античности искусственные методы соития практиковались во все эпохи так же, как и в наше время, и снова и снова подвергались запрету со стороны Церкви. Уже это должно было заинтересовать сатанистов, и вряд ли кто сомневается, что среди прочих темных безумств шабаша всеобщее распространение получило и использование фасцинума. Но, разбирая детализированные и полные материалы судебных протоколов, мы сталкиваемся с ужасными загадками темной похоти, которые не могут быть объяснены обычным половым актом или использованием механических приспособлений. Однако богословы и инквизиторы в совершенстве понимали, какие невыразимые кошмары царят в запредельной мгле.

Животное-фамилиар весьма отличалось от фамилиара в человеческой форме. В Англии о них рассказывалось особенно много, и даже сегодня художник, вознамерившийся написать портрет ведьмы, изобразит ее с большущими зубами, в остроконечной шляпе, красном плаще, ковыляющей с клюкой, и, конечно, рядом с ней будет ее большой черный кот. Следует заметить, что в других странах упоминания о таких животных крайне редки, так что епископ Фрэнсис Хатчинсон даже говорит: «Нигде мне не приходилось слышать о бесах (Imps), кроме нашей страны, где кормление, поощрение и позволение им сосать себя приравнивалось к уголовному преступлению» [261]. Интересно, что такие фамилиары встречались, как правило, в Суффолке, Эссексе и восточных графствах. Животное практически любого вида могло выступать в этом качестве – собаки, коты, хорьки, ласки, жабы, крысы, мыши, птицы, ежи, зайцы, даже осы, мотыльки, пчелы и мухи. Печально думать, что в ряде случаев несчастные женщины, отвергнутые своими соотечественниками, искали дружбы у кошки или собаки, кормили своих бессловесных друзей лучшими кусочками, которые они могли достать, и единственно в силу этого своего чувства оказывались на костре или виселице. Но весьма часто ведьма действительно содержала маленькое животное на диете из молока, хлеба и ее собственной крови с тем, чтобы совершать при его посредничестве магические действия. Детали действий этих доморощенных авгуров, на мой взгляд, ясны. Вероятно, ведьмы наблюдали за походкой животных, их действиями, тоном издаваемых ими звуков и придавали им некое особое значение. Нет сомнений, что собаку или таких птиц, как





ворона или галка, можно обучить некоторым трюкам с тем, чтобы воздействовать на воображение обывателей.

Особое значение крови в жизни человека было известно, надо думать, в самые отдаленные от нас времена. Люди испытывали слабость после потери крови и, соответственно, считали ее за силу, саму жизнь. Во все эпохи кровь почиталась важным элементом при проведении терапии и имела особую магическую ценность. Несколько капель крови, которые ведьма давала своему фамилиару, были не только наградой, возобновляющей силы, но и элементом, устанавливающим более близкие отношения между ней и собакой, кошкой и птицей. Кровь представляла на уровне психики скрепляющее звено.

В ходе суда над Элизабет Сойер в Челмсфорде, 1556 год, обвиняемая призналась, что ее фамилиар, полученный ею от бабушки, известной ведьмы, был «в обличии кота с белыми пятнами» и ее бабка «научила ее кормить этого кота хлебом и молоком, как она и делала; научила ее также называть кота Сатаной и держать его в корзине. Также всякий раз, когда он делал что-либо для нее, она говорила, что он заслужил каплю крови, и давала ему ее, уколов себя в то или иное место» [262]. Было бы излишним умножать подобные факты; во время процессов над ведьмами в Эссексе, особенно в разгар работы Мэтью Хопкинса и его подручного Джона Стеарна с 1645 по 1647 год, животные-фамилиары вновь и вновь упоминаются в протоколах. Уже в 1694 году в Бёри Сент-Эдмундс пожилая матушка Маннингс из Хэртиса в Суффолке была доставлена к Верховному судье Холту по обвинению в том, что у нее был бес в образе черного хоря. Но судья отверг свидетельства компании деревенских дурней и приказал жюри вынести вердикт о неви-новности. [263] «После особого исследования я установил, – говорит Хатчинсон, – что многие в городе и его окрестностях считают, что решение это было весьма правильным». В 1712 году было установлено, что фамилиаром Джейн Венхем, ведьмы из Волкерна в Хертфордсшире, был кот.

В пьесе Форда и Деккера «Эдмонтонская ведьма» фамилиар появлялся на сцене в обличии пса. Конечно, это прямое заимствование из памфлета Генри Гудкола «Удивительное разоблачение Элизабет Сойер» (London, 1621), в котором ведьма признается, что дьявол приходит к ней в обличии собаки, причем иногда черной, а иногда белой. Какие-то дети сообщили суду, что видели ее кормящей двух белых хорьков белым хлебом и молоком, но это обвинение Сойер стойко отрицала. Во второй сцене первой части «Фауста» Гете Мефистофель впервые является Фаусту за городскими вратами в облике белого пуделя и затем возвращается с ним в его кабинет, причем рычит и повизгивает, когда читается In Principio. Это часть старой легенды. Манлий (1590), рассказывая о своем разговоре с Меланхтоном, цитирует его слова: «Он (Фауст) всегда ходил с собакой, которая была дьяволом». Паоло Йовио сообщает [264], что Агриппу всегда сопровождал демон в обличии черного пса. Но Жан Вейер в своем знаменитом труде «De Praestigiis Daemonum» [265] сообщает, что в течение ряда лет он общался с Агриппой и что его черная собака по кличке Монсир, о которой рассказывали столь необычные истории, была совершенно невинным животным, которое он часто выводил гулять на поводке. Агриппа очень любил свою собаку – она ела с ним с одного стола и по ночам лежала в одной кровати. И поскольку он был видным ученым и по характеру затворником, то Агриппа никогда и не пытался противоречить слухам, которые повсюду распространяли его соседи. В том, что эти слухи возникли, удивительного немного, учитывая известность герметических работ Агриппы, прославивших его имя уже при жизни. Многие полагали, что он могущественный волшебник.

Среди фамилиаров были весьма распространены гротескные имена: Лизабет, Верд-Жоли, мэтр Персиль (петрушка), Верделе, Мартине, Абрахель (суккуб); животные-фамилиары получали такие имена (в Тисси, Англия), как Гриссел, Гридигут, Блэкмэн, Иезавель (суккуб), Альманзор, Йармара, Пиваккетт.

Фамилиар в образе человека часто сопровождал ведьму и был виден людям прозорливым. Так, в 1324 году одно из обвинений, выдвинутых против леди Элис Кителер, заключалось в том, что ее посещал демон в образе «quandoque in specie cuiusdam aethiopis cum duobus sociis». Вот почему не так-то и легко отбросить факты, свидетельствующие о встречах на шабашах многочисленного общества приспешников Сатаны.

ГЛАВА IV.

Шабаш ведьм

Собрания ведьм весьма разнились друг от друга. На некоторых празднествах шабаши проводились с особой торжественностью, собиралась большая (насколько это было возможно) аудитория, причем обязаны были присутствовать все принадлежащие к культу тьмы, и наказание ждало уклоняющихся и медлящих. В других обстоятельствах шабаши проводились время от времени, участвовали в них лишь лица, проживающие в определенном районе. Так, в собрании могли участвовать представители лишь одного ковена из 13 человек, иногда же – чуть больше. Можно выделить разновидности ковенов для различных государств и великое множество региональных особенностей в проведении шабашей. Трудно определить порядок проведения шабашей, да и вряд ли стоит делать подобные попытки. Литургия тьмы во всем была противоположностью упорядоченному богослужению, при котором, как сказал апостол, все должно происходить «благопристойно и чинно». [266]

Покрытые тайной мерзкие церемонии ада были весьма сложными, и довольно трудно составить себе мнение о них, тем более что рассказы ведьм сочетают в себе немало привходящих обстоятельств; они противоречивы, многие детали взаимоисключающи. Те м не менее, можно нарисовать достаточно полную картину этих оргий, хотя некоторые детали до сих пор трудно объяснимы и неясны и носят характер абсурдный и иррациональный. «Le burlesque s’y mele a l’horrible, et les puerilites aux abominations» (Ribet. La Mystique Divine, III, 2. Les Parodies Diaboliques) – «Клоунада и шутки сочетались с обстоятельствами, внушающими ужас, ребячество и смех – с неописуемыми мерзостями». На немногочисленных собраниях многое, безусловно, зависело от непостоянства и прихоти руководства шабаша. Проведение более обширных собраний было в значительной степени регулировано, они проходили в соответствии с определенными традициями. Слово «шабаш» подходит к любой из этих ассамблей [267], хотя следует иметь в виду, что здесь может подразумеваться как секретная встреча нескольких безумцев, посвятивших себя Сатане, так и обширное собрание, на котором председательствуют воплощенные демоны, и участники его могут в злодеяниях, богохульстве и мятеже превзойти первых последователей Люцифера. Шабаш – воплощенный земной пандемониум.

Происхождение слова «шабаш» до сих пор не установлено с достаточной ясностью. Вряд ли надо указывать, что оно не имеет отношения к числу «7» [268] и тем более к известному еврейскому празднику. Сент-Круа и Альфред Мори [269] пришли к выводу, что происходит оно от искаженного слова «вакханалия». Сабазий (????????) – фригийское божество, иногда идентифицировавшееся как Зевс, иногда как Дионис, но неизменно воспринимавшееся в качестве покровителя всякой распущенности и споклоняемое безумным развратом. Он был патроном сквернословящего старого сирийского евнуха из сочинения Апулея: «omnipotens et omniparens Dea Syria et sanctus Sabadius et Bellona et Mater Idaea (ac) cum suo Adone Venus domina». [270] Вот божества, которых Филеб призывает для мести. ???????? можно вспомнить и в связи с «Птицами» (874) Аристофана, вакхическое восклицание ????? упоминается в пьесе Евпола «Baptae». У географа Страбона более полный вариант – ???? ?????. Современные греки называют человека, которому нужна помощь психиатра, ?????. Но Литтрэ отвергает все эти излишне легкие этимологии: «Делались попытки вывести этимологию слова „шабаш“, означающего собрание ведьм, из имени божества Сабазия. Но форма этого имени не позволяет это сделать. Да и что могли знать о Сабазии люди в Средние века?» [271]

Даже время проведения основных ежегодных праздников сильно различалось в отдельных странах. В большей части Западной Европы один из главных праздников приходился на канун майского дня, 30 апреля [272]; в Германии [273] – знаменитая Вальпургиева ночь (Die Walpurgis-Nacht). Cв. Вальбурга (Walpurgis, Waltpurde – в области Perche Gauburge, в других частях Франции – Vaubourg или Falbourg) родилась в Девоншире около 710 года. Она была дочерью св. Ричарда, одного из младших королей западных саксов, который был женат на дочери св. Бонифация. В 748 году Вальбурга, на тот момент монахиня в Вимбурне, отправилась в Германию для того чтобы основать обители в этой стране. После жизни, украшенной подвигами святости, она скончалась в Хейденхейме 25 февраля 777 года. Немедленно она стала объектом почитания, и около 870 года ее мощи были перенесены в Эйхштадт, где до сих пор действует бенедиктинское братство, пекущееся об их сохранности. Св. Вальбурга была одной из самых известных английских святых; равным образом ее почитали в Германии и Нидерландах. Она является патроном Эйхштадта, Оденарда, Фурне, Гронингена, Вайльбурга, Цутфена и Антверпена, где до принятия службы по римскому образцу ее память праздновали четыре раза в год. В римском мартирологе ее праздник приходится на 1 мая, но в монастырском календаре – на 25 февраля. 1 мая отмечался древний праздник друидов, когда они приносили жертвы на священных горах и зажигали майские огни. Их традиции были продолжены ведьмами в более поздние времена. Не было в Финляндии такой горной вершины, как считали местные крестьяне, где бы в полночь последнего апрельского дня не толпились бы демоны и маги.

Второй праздник ведьм приходится на канун дня св. Иоанна Крестителя, 23 июня. Тогда зажигались костры св. Иоанна – традиция, до сих пор сохраняющаяся во многих регионах [274]. В старые времена праздник, подобно Рождеству, отмечался тремя службами; первая полуночная проводилась в честь св. Иоанна как Предтечи Господа, вторая на рассвете в воспоминание о Крещение, которое он проповедовал, в третьей вспоминалось о его святости.

Другие дни проведения Великих шабашей (Grand Sabbat), особенно в Бельгии и Германии, приходились на праздник св. Фомы (21 декабря) и переходящую дату, вскоре после Рождества. В Британии также на праздник свечей (Candlemas), 2 февраля, Хэллоуин (31 октября) и праздник урожая (Lammas) 1 августа (судя по данным процессов). Райт в «Narratives of Sorcery and Magic» (I, p. 141) упоминает также день св. Варфоломея, но хотя тогда, возможно, и проводились шабаши, однако, судя по всему, крайне редко или же они имели





местное значение.

Во время знаменитого процесса зимой 1610 года в Логроно, городе Старой Кастилии, проведенного апостолическим инквизитором Алонсо Бекарра Холгвином, братом Алкантаранского ордена, с двумя помощниками, Хуаном Валле Альварадо и Алонсо де Салазаром-и-Фриасом, многие наваррские ведьмы признались, что основные шабаши проводились в Цугаррамурди и Берроскоберро в Стране басков, и что дни шабашей были приурочены к «девяти основным праздникам года», а именно Пасхе, Крещению, Вознесению, Преображению, Рождеству и Успению Пресвятой Богородицы, Празднику Corpus Christi, Всех Святых и особенно Дню св. Иоанна Крестителя (24 июня). Довольно странно, что в этом списке нет Рождества и Дня Св. Духа, но в ходе процесса, а мы обладаем всеми материалами по этому делу, никто не говорил, что шабаши проводились на эти праздники [275].

Сатана, как верно замечает Боге, «Singe de Dieu en tout» [276], посему обычной практикой стало проведение Великих шабашей во время больших христианских праздников, словно бы в злую насмешку над этими священными торжествами. Боге тонко подмечает, что шабаши «se tient encor aux festes les plus solem-6 История колдовства nelles de l’annee» [277] (до сих пор проводятся на крупнейшие праздники годового цикла богослужений). Так, он пишет о признании Антиды Колас (1598), которая «auoit este au Sabbat a vn chacun bon iour de l’an, comme a Noel, a Pascues, a la feste de Dieu». Ланкаширские ведьмы встречались в Страстную пятницу; вторым же по важности праздником для них был День Всех Святых (1633). Ведьмы из Кинросса (1662) собирались 30 ноября на праздник патрона Шотландии св. Андрея, именовавшийся Днем св. Андрея на Святки, чтобы отличить его от второго праздника Перенесения Мощей св. Андрея, 9 мая. Ведьмы Новой Англии собирались на главный шабаш на Рождество. Во многих частях Европы, где особо торжественно праздновался День св. Георгия, 22 апреля, на его канун проводился основной шабаш года. Карпатские гуцулы верят, что именно в этот день всякое зло имеет особую силу, а ведьмы становятся особенно опасными. Каждый болгарский или румынский крестьянин закрывает окна и тщательно запирает двери с приходом ночи, оплетает оконные рамы ветками колючего кустарника и ежевики, выкладывает дерном подоконник для того, чтобы ни демоны, ни ведьмы не смогли бы найти там прохода.

Как видно, весьма многие места подходили для проведения больших шабашей. Тем более легко было организовать небольшие по масштабу собрания. Ковен района мог выбрать для этого поле недалеко от деревни, лес, скалистую вершину холма, долину, пустошь у пораженного молнией дуба, кладбище, покинутое здание, отдаленную часовню или редко посещаемую церковь, иногда дом одного из членов ковена.



Шабаш ведьм

Было разумно выбирать место отдаленное и покинутое для того, чтобы обезопасить себя от шпионов или случайных свидетелей, и во многих провинциях пользовавшиеся скверной славой лощины или одинокие холмы имели репутацию мест, регулярно посещаемых ведьмами и их слугами. Де Ланкр рассказывает, что Великий Шабаш следует проводить у реки, озера или какого-либо водного источника [278], и Боден добавляет: «Места, где встречаются колдуны, заметны благодаря неким деревьям или даже кресту, их отмечающим». [279] Древние кромлехи и гранитные дольмены, камни Марэ де Дол, монолит между Саном и Эллмеллем (Кандроз), даже кресты на рынках сонных старинных городков и английских деревень были излюбленными местами встреч прорицателей и ведунов всей округи. В одном случае, правда, исключительном, шабаш провели в центре города Бордо. В Германии ведьмы собирались на Блоксбурге или Брокене, высоких вершинах гор Гарца, причем некоторые из них, как говорят, прибывали из отдаленной Лапландии или Норвегии. Но местные Броксбурги существовали и в других местах, например, в Померании, которая могла похвалиться двумя или тремя такими горами. Колдуны Корьера проводили свои шабаши в отдаленном местечке недалеко от большой дороги у Комба; ведьмы Ла Мол-ля – в полуразрушенном доме, когда-то принадлежавшем церкви. Гандильоны и их ковен, осужденный в июне 1598 года, встречались в Фонтанеле, забытом и малопосещаемом уголке у деревни Незар. Доктор Фиан и его помощники (1591) «в ночь на Хэллоуин собирались в кирхе Северного Беррика в Лотиане». Сильвэн Невильон, казненный в Орлеане 4 февраля 1615 года, признался, что «que le Sabbat se tenoit dans vne maison», и дальнейшие показания свидетельствуют, что они собирались в большом chateau, явно в доме некоего богатого магната, где одновременно могло пребывать до двухсот человек. Исобел Янг, Кристиан Гринтон и две-три другие ведьмы принимали дьявола в доме Янг в 1629 году. Александр Гамильтон, «известный ведовством», был казнен в Эдинбурге в 1630 году. Перед этим он признался, что «его взяли как-то ночью в некое убежище между Ниддри и Эдмистоном, где им явился дьявол». Хелен Гутри, ведьма из Форфара, и ее ковен частенько посещали церковный двор, где встречались с демоном, а в другой раз они «пошли в дом к Мэри Ринд и сели вместе за стол… и весьма развеселились, и дьявол сделал для них немало» (1661). Ланкаширские ведьмы имели обыкновение собираться на местный шабаш в башне Малкинг. Из признания шведских ведьм (1670) в Море и Элфдале они собирались в местечке, именуемом Блокула, «расположенном на прекрасных лугах… Место и дом, где они встречались, было расположено за вратами, разукрашенными разными красками… В очень большой комнате этого дома стоял длинный стол, за которым рассаживались ведьмы; и рядом с той комнатой была другая палата, в которой стояли прекрасного вида кровати» [280]. Речь идет, кажется, о хорошем доме в шведской деревне, принадлежавшем, очевидно, богатой ведьме. В глазах бедных односельчанок он был весьма привлекательным, и они, соответственно, изукрасили его в своих описаниях.

Кристиан Штридтех пишет в «De Sagis» (XL): «Они встречались в разных местах и по-разному проходили их собрания; но обычно они происходили в лесу, или в горах, или в пещерах и других местах, поодаль от тех, где живут люди». Мела в Книге III, главе 44 упоминает гору Атлас; де Во, колдун, казненный в Этапле в 1603 году, признался, что ведьмы Нидерландов имели обыкновение встречаться в одном из местечек провинции Утрехт. В Англии горы Бруктери, именуемые некоторыми Мелибус, в герцогстве Брунсвик, имеют репутацию места встреч ведьм. На народном языке эти горы называются Блоксберг или Хевеберг, Брокерсберг или Фогельсберг, как пишет Ортелий в своем «Thesaurus Geographicus». [281] День недели, в который проводились шабаши, не был точно установлен, но особым предпочтением пользовалась пятница. Вообще-то, существует немало свидетельств о шабашах, проводившихся в любой день недели, но не накануне субботы или воскресенья. Де Ланкр сообщает, что в Нижних Пиренеях «они проводили свои обычные встречи в местечке, известном как Лан дю Бок, на языке басков Aqullarre de verros, prado del Cabron, и там собирались колдуны, чтобы почтить своего господина в ночь понедельника, среды и пятницы» [282]. Боге говорит, что день шабаша меняется, но обычно предпочтение отдается ночи на четверг. [283] В Англии было установлено, что «торжественные встречи обычно назначаются на ночь вторника или среды». [284] Суббота, видимо, избегалась по той причине, что этот день был посвящен Непорочной Матери Божьей.

Правда, судя по мерзким и истеричным откровениям Марии де Сэн, свидетеля по делу Луи Гофриди, допрошенной 17 – 19 мая 1614 года, шабаш мог проводиться в любой день недели. Среда и пятница почитались днями богохульств и черного осла. В другие дни практиковались самые отвратительные вещи, на какие только способен человек. Женщина страдала сексуальными отклонениями, даже можно уточнить какими – mania blasphematoria и coprolalia.

Определенно можно сказать, что шабаши неизменно проводились по ночам, хотя, как говорит Дельрио, они могли бы происходить и в полдень, так как псалмист упоминает об «ужасах в ночи… язве, ходящей во мраке; заразе, опустошающей в полдень» [285] (Non timebis a timore nocturno… a negotio perambulante in tenebris; ad incursu et daemonio meridiano). Дельрио справедливо заключает: «Их собрания обычно проходят в глухой ночи, когда правят силы зла; а иногда в полдень, как говорит псалмопевец, упоминающий о полуденном демоне. Они предпочитают ночи на понедельник и четверг». [286]

Начинались шабаши, как правило, с наступлением полуночи. «Les Sorciers, – пишет Боге, – vont enuiron la minuict au Sabbat». [287] Следует помнить, что в «Метаморфозах» Апулея (I, 11) ведьмы набрасываются на Сократа ночью «circa tertiam ferme uigiliam». Агнесса Сэмпсон, «знаменитая ведьма», как называет ее Хьюм Годскрофтский в его «Сообщении об Арчибальде», девятом герцоге Энгуса, более известная под именем «Мудрая женщина из Кейта», бывшая видной фигурой [288] на процессе Фиана в 1590 году, призналась, что встретилась с дьяволом, «когда была одна, и дьявол приказал ей прийти следующей ночью в кирху Северного Бервика», что она в соответствии с его пожеланиями и сделала, «и на дворе кирхи она увидела свет, придя туда около 11 часов вечера» [289]. В этом случае шабашу предшествовал танец, исполнявшийся примерно сотней человек, и начало его приходится, вероятно, на полночь. Томас Леис, Исабель Коки, Хелен Фрэзер, Бесси Торн и прочие абердинские ведьмы, тринадцать из которых были казнены и еще семь подверглись изгнанию, обычно встречались «между двенадцатью и часом ночи» [290]. Боге отмечает, что в 1598 году ведьма Франсуаза Секретен «adioustoit qu’elle alloit tousiours au Sabbat enuiron la minuit, et beaucoup d’autres sorciers, que i’ay eu en main, ont dit le mesme». В 1600 году Анна Мочин из Тюбингена призналась, что принимала участие в собраниях ведьм, именуемых ею Hochzeiten. Они проходили у колодца, сразу за верхними воротами Ротенбурга, и в ее показаниях рассказывается о «полуночных танцах и пирушках». Шотландская ведьма Мари Ламонт, «молодая женщина в возрасте восемнадцати лет из прихода Иннеркип», 4 марта 1662 года призналась весьма простодушно, «что когда она ночью была с другими ведьмами на встрече в Золе, дьявол затем провожал ее домой на рассвете». [291]

Шабаш длился до крика петухов, до которого никто из собрания не должен был уходить, поэтому признание Луи Гофриди, казненного в Эксе в 1610 году, представляется единичным: «Будучи доставлен в место, где происходил шабаш, я оставался там один, два, три или четыре часа, в зависимости от настроения» [292]. Представление о том, что крик петуха развеивает чары, относится к глубочайшей древности. Евреи верили, что хлопанье крыльев петуха делает малоэффективной силу демонов и разрушает магические заклинания. Пруденций повествует: «говорят, что демоны ночные, веселящиеся в тусклых тенях, при крике петуха дрожат и рассеиваются». [293] Поклонение Сатане же рассеялось по той причине, что началось служение святой Матери-Церкви. Во времена св. Бенедикта заутрени и хвалитны именовались Gallicinium, клич петуха. Великолепный поэт, св. Амвросий прекрасно воспел сию петушиную песню. Эти слова до сих пор можно услышать на воскресных хвалитнах:

Свет в нашем темном пути, В котором дни лишь разделяют ночи. Громко кличет предвестник рассвета И пробуждает яркие лучи солнца.

Тотчас же вздрогнут силы тьмы, Бегут пред утренней звездой, И, планы мрачные свои оставив, Спешат обратно бродячие компании ночные.



class="stanza"> Вновь пробуждается надежда, ликует матрос, Волны успокаиваются, стихает шторм, Камень Церкви в слезах Спешит смыть свою вину.

Итак, восстаньте в гармонии Пробужденные из лживого сна, Петух зовет всех, кто Господа Отвергал грехами, не замечал в лености.

От его чистого крика веселье бьет ключом, Здоровье начинает струиться по венам больного, Кинжал возвращается в ножны, Падшая душа возвращается к вере. [294]

Ведьма по имени Латома призналась Николя Реми, что петушиное племя ненавистно всем магам. Ведь эта птица – герольд рассвета, она поднимает людей на молитву Господу, и множество смертных грехов, покрываемых тьмой, будет раскрыто в свете наступающего дня. В благословенные часы Рождества петухи пели всю ночь напролет. Весело кричали они во время Воскресения. Потому и полагалось помещать петухов на верхушки церквей. Плиний и Элиан рассказывали, что львы боятся петухов; так и дьявол, «leo rugiens», бежит, заслышав петуха.

«Le coq, – говорит Де Ланкр, – s’oyt par fois es Sabbats sonnat la retraicte aux Sorciers». [295]



Женщины, лакомящиеся на деревенском пикнике

Ведьмы могли попасть на шабаш различными путями. Если речь идет о посещении местного собрания, то пройти следовало одну или две мили, что можно было сделать и пешком. Иногда идти надо было еще меньше. Читатель должен помнить, что, выйдя за ворота средневекового города или отойдя несколько шагов от крайнего дома деревни, путник в XVI или XVII веке, да, в общем-то, и в совсем недавние времена, оказывался в местах, где присутствие людей никак не проявлялось. Если после захода солнца лакей с факелом был необходим для того, чтобы добраться куда-либо в пределах Лондона, Рима, Парижа, Мадрида и других великих европейских городов [296], то можно представить, себе, насколько пустынной, темной и опасной представлялась современникам сельская местность! Нередко ведьмам на пути к месту проведения шабаша приходилось пользоваться фонарями. Ученый Бартоломео де Спина [297] в своем «Tractatus de Strigibis et Lamiis» (Венеция, 1533) пишет, что некий крестьянин, живший в Клавико Малагацци, в округе Мирандолы, имел обыкновение вставать по утрам весьма рано и отправляться в близлежащую деревню. И вот как-то раз, в три часа, перед рассветом он вступил на пустынную дорогу, отделявшую его от места назначения. Вскоре он неожиданно заметил большое количество огней, которые мелькали там и сям, и, приблизившись, понял, что видит большое количество людей, преимущественно женщин, которые двигаются в некоем фантастическом танце. Другие подобно тому, как это происходило бы на деревенском пикнике, лакомились изысканной едой и попивали крепкое винцо. Слышалась грубая музыка сельской волынки. Как ни странно, за все это время не было произнесено ни слова. Люди кружились в танце, ели и пили в странном и значительном молчании. Видя, что многие без всякого стыда предаются самому дикому разгулу и тут же, ничем не сдерживаемые, совершают непристойным образом известный акт, ужаснувшийся наблюдатель понял, что попал на шабаш. С пылом перекрестившись и произнеся молитву, крестьянин быстрым шагом направился подальше от проклятого места, однако перед этим он смог опознать некоторых из присутствовавших, которые жили поблизости и были известны как люди, творившие зло, и находились и так уже под подозрением в колдовстве. Ведьмы, очевидно, заметили его присутствие, но не придали ему значения, во всяком случае, они даже не сделали попытки его преследовать. В другом случае фра Паоло де Каспан, доминиканец, известный своей ученостью и благочестием, сообщил, что Антонио де Палавичини, сельский священник той же епархии, что и Каспан, в приходе Вальтеллина, месте, зараженном магией, торжественно заявил, что когда незадолго до рассвета он отправлялся служить мессу в церковь, находившуюся недалеко от деревни, то увидел через просветы в деревьях проходившее при свете фонарей собрание мужчин и женщин, сидевших в круге. Действия их не оставляли сомнений в том, что это были ведьмы, проводившие некие запретные церемонии. В обоих случаях фонари не имели какого-либо символического значения для участников шабаша, а всего лишь исполняли обычные функции подсобных приспособлений.

Очень часто, отправляясь на местный шабаш, ковен ведьм собирался в полном составе сразу за деревней, и затем уже они вместе шли к назначенному месту. Делалось это в целях обеспечения секретности. На это указывает знаменитый ученый Бернард Комский: «Когда они пешком направляются в некое место неподалеку от деревни, то по пути весело беседуют» [298]. О том, что участники шабаша направлялись на него пешком, нередко говорится в тексте судебных протоколов. Боге, особенно точный в деталях, пишет: «Тем не менее, колдуны иногда идут на шабаш пешком, и так оно обычно и бывает, когда его собираются проводить недалеко от своего поселения» [299]. В ходе допроса, проведенного 17 мая 1616 года, Бартолеми Минге из Бреси, молодой человек 25 лет, обвиняемый с семнадцатью другими, «в ответ на вопрос, где проходил последний шабаш, на котором он присутствовал, отвечал, что это место находится по направлению к Биллькрону, на перекрестке с большой дорогой, ведущей в Экс, в приходе Сент-Суланж. Его спросили, как он туда попал. Он отвечал, что пришел пешком». [300]

Когда Кэтрин Освальд из Ниддри (1625) как-то ночью взяла Александра Гамильтона, «известного колдуна», «в укрытие между Ниддри и Эдмистоном, где ей доверился дьявол», то из текста очевидно, что они направились туда вместе пешком.

В литературе поднимался тонкий вопрос о том, были ли те, кто направлялся на шабаш пешком, виновны в той же степени, как те, которых переносил туда дьявол. Де Ланкр считает, что «в действительности отправиться на шабаш пешком для мага преступление столь же тяжкое, как если бы по его просьбе он был бы перенесен туда дьяволом». [301]

Майор Вейр и его сестра, похоже, направлялись на встречу с Дьяволом на карете, запряженной шестеркой коней. Ездили они из Эдинбурга в Мюссельбург и обратно, 7 сентября 1648 года. В этом призналась женщина, находясь в тюрьме, причем добавила, что «она и ее брат заключили договор с Дьяволом». [302]

Агнесса Сэмпсон, знаменитая ведьма из Северного Бервика (1590), призналась, что «дьявол в обличии мужчины встретил ее, когда она вышла из своего дома в Кейте на поле, между 6 и 7 часами вечера, одну, и приказал ей прийти в кирху Северного Бервика на следующую ночь. Туда она и приехала на коне в сопровождении своего крестного сына Джона Купера». [303] Шведские ведьмы (1669), приносившие детей в Блокулу, «сажали их на спину зверя, присланного дьяволом, и затем они быстро уезжали». Один мальчик признался, что «для совершения путешествия он взял отцовского коня с луга, где он пасся» [304]. По его возвращении одна из ведьм ковена позволила коню пастись на своих угодьях, и там он и был на следующее утро найден отцом мальчика.

В народном сознании ведьмы, безусловно, ассоциируются с помелом, с помощью которого они совершают головокружительные полеты высоко в небе. Такое представление было распространенно во всех странах и во все времена. Помело определенно происходит от древних магических посохов и палочек, которые также можно было использовать для перемещения в пространстве. Дерево для них очень часто бралось от орешника, ведьмовского дерева, хотя во времена де Ланкра маги Южной Франции предпочитали «Souhandourra», Сornus san-guinea, иными словами, кизил. Среди урагана и бури в самом сердце темного шторма струился поток ведьм, восседающих на своих метлах, быстро двигаясь к месту предполагаемого шабаша, их крики и злобный смех заглушали рокот стихий и смешивались во внушающем страх диссонансе с безумным воем воздушных потоков.



Ведьма, вылетающая в трубу

Очень важным представляется мнение об этих поверьях известного и эрудированного бенедиктинского аббата Регинона Прюмского (906), который в обширном труде «De ecclesi-asticis disciplinas» пишет: «Не следует утаивать, что некоторые женщины, полностью отошедшие от веры и воспоследовавшие за Сатаной, соблазненные иллюзиями и фантастическими видениями, насылаемыми демонами, твердо верят и открыто утверждают, что глухой ночью они скачут на неких зверях вместе с языческой богиней Дианой и бесчисленными ордами других женщин и что в эти тихие часы они проделывают весьма большой путь и повинуются ей как своей повелительнице, и в некие иные ночи их вызывают, чтобы они поклонились ей и воздали должное» [305]. Иногда ведьмы ездят на венике или помеле, иногда на животных, и полету по воздуху, как правило, предшествует натирание магической мазью. Существуют различные рецепты этих мазей, интересно, что в них, как правило, включались смертельные яды – аконит, белладонна и болиголов [306]. Хотя в известных случаях использование подобных натираний и могло дать известный физиологический результат, лучше всего о причинах их употребления говорит Дельрио: «Дьявол в состоянии перенести их на шабаш без употребления мази, как часто он и делает. Но по ряду причин он предпочитает, чтобы они использовали эти натирания. Иногда, если ведьмы боятся, это помогает им преодолеть панику. Если они молоды и нежны, то так легче будет им претерпеть объятия Сатаны, принявшего облик человека, поскольку сей ужасной мазью он притупляет их чувства и убеждает несчастных созданий, что в липкой смазке скрыты особые достоинства. Иногда же он делает это в насмешку над Святыми Дарами и таким образом мистическими церемониями вводит нечто вроде ритуала и литургии в звериные оргии шабаша». [307] Хотя повсеместно принято было мнение, что ведьма может передвигаться по воздуху [308] на шабаш, оседлав метлу или какую-либо палку, интересно отметить, что лишь в редких случаях они действительно признавались в том, что использовали этот вид воздушного транспорта. Пол Гриллан в трактате «De Sacrilegiis» (Лион, 1533) рассказывает о ведьме из Рима, которая во время судебного разбирательства, бывшего за семь лет до выхода книги, призналась в том, что летала в воздухе, смазав тело неким магическим снадобьем. Очевидно, наиболее подробно на эту тему писал Боге, [309] тщательнейшим образом собравший обширный материал во время процессов в провинции Франш-Конте летом 1598 года. Он совершенно откровенно приводит такие примеры, как нижеследующий: «Francoise Secretain disoit, que pour aller au Sabbat, elle mettoit un baston blanc entre ses iambes et puis prononcait certaines paroles et des lors elle estoit portee par l’air iusques en l’assemblee des Sorciers» (Франсуаза Секретен признала, что для того, чтобы оказаться на шабаше, она помещала себе между ног белую палочку и затем произносила определенные слова, после чего





переносилась по воздуху на собрание колдунов). В другом месте она признается: «qu’elle avoit este vne infinite de fois au Sabbat… et qu’elle y alloit sur vn baston blanc, qu’elle mettoit entre ses iambes» (что бывала на шабашах очень часто… и что туда она направлялась с помощью белой палки, которую помещала себе между ног). Надо заметить, что во втором утверждении она не говорит, что с помощью палки она перемещалась по воздуху. Опять «Francoise Secretain y estoit portee (au Sabbat) sur vn baston blanc. Satan y transporta Thieuenne Paget et Antide Colas estant en forme d’vn homme noir, sortans de leurs maison le plus souuent par le chemine». «Сlaudine Boban, ieune fille confessa qu’elle et sa mere mon-toient sur vne ramasse, et que sortans le contremont de la chemi-nee elles alloient par l’air en ceste facon au Sabbat» (Франсуаза Секретен была перенесена (на шабаш) на белой палке. Сатана, приняв форму высокого темного человека, доставил туда также Тиен Паже и Антиду Колас, которые, как правило, покидали свой дом с помощью дымохода… Клодин Бобан, молодая девушка, призналась, что она и ее мать разъезжали на помеле и что, выезжая из дома через печную трубу, они таким образом переносились по воздуху на шабаш). Записка на полях толкует слово «ramasse», как «autrement balai, et en Lyonnois coiue».

Глэнвилл пишет, что Джулиана Кокс, одна из ведьм сомер-сетского ковена (1665), сказала, что «однажды вечером она вышла из своего дома и прошла около мили, когда к ней приблизились, скача на метлах, три человека, находившиеся примерно в полутора ярдах над землей. Двух из них она знала, это были ведьма и колдун». Вполне возможно, что здесь мы имеем дело с неким преувеличением. Нам известно, что одна из фигур ведьмовского танца заключалась в том, что исполняющие его подпрыгивали в воздух так высоко, как только могли, и, вероятно, трое увиденные Джулианой практиковались как раз в этом упражнении. В этом смысле подходящей представляется цитата Реджинальда Скота из сочинения Бодена. Говоря о веселье шабаша, он сообщает, что «и пока они ели и плясали, у каждого в руке была метла, и они воздевали ее высоко в воздух». Также он сказал, что эти гуляющие, а лучше сказать, танцующие по ночам ведьмы перенесли из Италии во Францию танец, который называется La Volta [310]. Cэр Джон Дэвис в своей работе «Оркестр, или Поэма о танце» (1596) описывает лавольту как «высокое подпрыгивание и быстрое кружение». Де Ланкр замечает, что после обычного деревенского танца на шабаше ведьмы высоко подпрыгивали в воздух. «Apres la dance ils se mettent par fois a sauter». [311] Во время своих собраний некоторые из абердинских ведьм (1597) «танцевали дьявольский танец, скакали на деревьях немалые пространства». На старой иллюстрации, изображающей доктора Фиана и его компанию скачущей вокруг церкви Северного Бервика, ведьмы изображались бегущими и подпрыгивающими в воздухе, некоторые верхом на метлах; другие несли их в руках.

В шкафу дамы Алисы Кителер из Килкенни, арестованной в 1324 году по обвинению в ночных встречах с фамилиаром Артиссоном и многочисленным сопутствующим обвинениям колдовстве, была обнаружена трубочка с мазью, которой она смазывала посох, «с помощью коего она передвигалась везде и всегда таким образом, как она того хотела». [312] В ходе процесса Марты Керье, известной ведьмы и «буйной карги», проведенного судом Ойера и Терминера в Салеме, 2 августа 1692 года был вынесен обвинительный вердикт, восьмая глава которого гласила: «Фостер, признавшая, что занималась ведовством, за которое она подвергнута заключению, подтвердила, что она видела заключенную на некоторых ведьмовских собраниях и что это никто иная, как Керье, которая убедила ее стать ведьмой. Она призналась, что Дьявол переносил их на шесте на собрание ведьм. Но шест сломался, и она повисла у Керье на шее, и обе они упали на землю. Она пострадала при падении, так что долго не могла оправиться». [313]

Во многих случаях вполне очевидно, что речь не идет о реальном полете по воздуху. Имела место ритуальная езда верхом на метлах или палках.

Вместе с тем следует отметить, что существует и действительная левитация, феномен, безусловно, необычный, но тем не менее известный, многократно фиксировавшийся на современных сеансах спиритизма, где происходила как левитация отдельных личностей, что непосредственно относится к рассматриваемой нами теме, так и поднятие в воздух столов и стульев без участия человека или каких-либо вспомогательных механизмов и при условиях, которые делают невозможным объяснение этих явлений ловкостью рук, шарлатанством или иллюзией. Из массы неопровержимых свидетельств можно выбрать удивительные слова сэра Вильяма Крукса о левитации. «Это происходило, – пишет он, – четыре раза в моем присутствии в темноте, но… я говорю лишь о тех случаях, когда доводы разума подтверждались органами чувств… Однажды я видел стул, на котором сидела леди, который поднялся на несколько дюймов от земли. Другой раз леди стала на колени на стуле таким образом, что можно было видеть все его ножки. Потом он поднялся на три дюйма и оставался в таком положении около 10 секунд, затем медленно опустился вниз».

Самый удивительный случай левитации, свидетелем которого я был лично, произошел с мистером Хоумом. Трижды я видел, как он поднимался с пола комнаты вверх… Каждый раз я имел полную возможность наблюдать, как это происходит. Существует не менее сотни документальных записей, свидетельствующих о полетах мистера Хоума. [314]

В июле 1871 года лорд Линдсей рассказывал: «Я сидел с м-ром Хоумом и лордом Адэром. Присутствовал также один из его родственников. М-р Хоум вошел в транс и в этом состоянии перенесся через окно комнаты, смежной с нашей, и появился у нашего окна. Расстояние между окнами было около 6 футов 6 дюймов, и между ними не было никакой опоры. Выступ у каждого окна был не более чем в 12 дюймов и служил для того, чтобы ставить на него горшки с цветами. Мы слышали, как раскрылось окно в соседней комнате, и почти немедленно увидели Хоума, парящим в воздухе за нашим окном». [315]

Вильям Стентон Мозес пишет о своей левитации в августе 1872 года в присутствии надежных свидетелей: «Я был вознесен вверх… когда я обрел равновесие, то сделал отметку (карандашом) на стене, противоположной моей груди. Эта отметка находится где-то в шести футах от пола… Из ее расположения очевидно, что моя голова находилась очень близко к потолку… Я просто взлетел и затем опустился на то же место». [316]

Если мы обратимся к житиям святых, то увидим, что и здесь нередко наблюдались подобные явления. Мы упомянем лишь о нескольких подобных эпизодах из поистине бесконечного списка.

Св. Франциск Ассизский часто «поднимался над землей на высоту три, иногда четыре локтя»; тот же феномен многократно наблюдался различными свидетелями в течение столетий. Среди тех, кто во время молитвы поднимался над землей, удостоенная стигматов св. Екатерина Сиенская, св. Колетт, Рейньеро де Борго Сан-Сеполькро, св. Катерина де Риччи, св. Альфонс Родригес, св. Мария Магдалина де Пацци, Раймунд Рокко, бл. Карл де Сецце, св. Вероника Джулиани (ка-пуцинка), св. Герард Майелла (редемпционист-чудотворец), чудесный мистик Анна Катерина Эммерих, Доминика Барба-льи (умерла в 1858 году) из Монте-Санто-Савино (Флоренция), летавшая едва ли не каждый день. Св. Игнатий Лойола, погрузившись в глубокую молитву (по свидетельству Иоанна Паскаля), поднялся от пола более чем на фут. Св. Тереза и св. Хуан де ла Круц левитировали совместно, свидетелем чего стали Беатриса де Хесус и весь женский монастырь. [317] Cв. Альфонс Лигьери, проповедуя в церкви св. Иоанна Крестителя в Фодже, поднялся перед глазами всей конгрегации на несколько футов над землей. [318] Джемма Гальгани из Лукки, умершая 11 апреля 1903 года, в сентябре 1901 года во время молитвы перед почитаемым распятием поднялась в воздух, будучи в небесном трансе, и в течение нескольких минут оставалась над полом. [319] Св. Иосиф Купертинский (1603 – 1663), один из самых необычных мистиков XVII столетия, вся жизнь которого представляется серией высоких порывов и мистических экстазов, нередко поднимался в воздух и оставался там долгое время. Это чудо привлекало к себе такое внимание, что настоятели пересылали его из одного монастыря в другой, и в итоге он умер в маленьком высокогорном городке Осимо, где до сих пор почитаются его мощи. В течение многих лет он служил мессу у отдельного алтаря, и необычайно велики были дары, ниспосылаемые на него Св. Духом.

Думается, что мало столь благоухающих святостью святилищ, каковым является этот монастырь в Осимо. Во время моего визита к гробнице св. Иосифа я был глубоко тронут многочисленными напоминаниями о жизни святого, там сохранившимися, и добротой отцов его нынешнего братства.

Св. Филипп Нери и св. Франциск Ксавьер часто поднимались над землей во время службы и аскет св. Поль де ла Круа, как пишет бл. Страмби: «Le serviteur de Dieu s’eleva en l’air a la hauteur de deux palmes, et cela, a deux reprises, avant et apres la consecration» [320] (Слуга Господень во время святой мессы дважды возносился в воздух на высоту в два локтя от земли, до и после освящения).

Хорошо известно, что в одной лондонской церкви некий благочестивый священник во время службы нередко левитировал, причем я сам наблюдал это явление, хотя сам св. отец не знал об этом до дня своей смерти.

Но, как справедливо отмечает Герр [321], хотя и немало известно о святых, которые левитировали в религиозном экстазе, нельзя исключить того, что этот феномен может быть имитирован так или иначе силами зла, как это происходит явным образом в случае с медиумами-спиритами. Те м не менее, из агиографических источников нам неизвестно, чтобы святые в большом количестве поднимались совместно с земли или чтобы они переносились через воздушные пространства для того, чтобы встретиться в каком-либо определенном месте. Возможно ли, чтобы демоны смогли превзойти по силе величайших святых? Кроме того, надо помнить о том, что за исключением редчайших и исключительных случаев, вроде св. Иосифа Купертинского, левитировавшие поднимались на высоту не более фута или 18 дюймов, и даже это происходило очень редко, в моменты особой торжественности и концентрации всех психических сил.

Таким образом, мы подходим к вопросу, который долгое время волновал демонологов: посещали ли ведьмы шабаш в реальности или их путь туда так же, как и все, что они там делали, не более чем дьявольская иллюзия? Джованни Фран-ческо Понцинибио в труде «De Lamiis» [322] полностью склоняется к последнему взгляду, но здесь он становится жертвой рациональных предрассудков, в связи с чем знаменитый канонист Франсиско Пенья «наказал» его за опрометчивость суждений. В работе Пеньи «In Bernardi Comensis Dominicani Lucernam inquisitorum notae et eiusdem tractatum de stri-gibus» [323] содержится отличная подборка цитат, полностью дискредитирующая аргументы Понцинибио и подтверждающая справедливость судебных процессов над ведьмами словами авторитетов.

Шпренгер в «Молоте ведьм» (мы уже цитировали фрагмент о том, «как ведьмы телесно могут переноситься из одного места в другое») заключает: «можно считать доказанным, что





колдуны могут переноситься в теле» [324]. Пол Гриллан задается вопросом: «Действительно ли колдуны и ведьмы или са-танисты могут быть перенесены в теле на шабаш и обратно дьяволом или следует считать, что эти явления относятся к области воображения?» Он вполне признает сложность и необычайную запутанность этого вопроса, почему и начинает свой ответ фразой: «Quaestio ista est multum ardua et famosa» [325](Это очень сложный и часто обсуждаемый вопрос). Но св. Августин, св. Фома, св. Бонавентура и многие другие соглашаются, что эти перемещения в пространстве имели место в реальности, и Гриллан, пробалансировав долгое время между этими двумя выводами, наконец, заключает: «что касается меня, то я придерживаюсь мнения, что они действительно пе-ремещались». [326]

В своем «Compendium Maleficarum» Франческо Гуаццо обсуждает вопрос (Кн. 1, 13) «Действительно ли ведьмы телесно могут переноситься с места на место, посещая свои шабаши?» следующим образом: «Мнение, которого придерживаются последователи Лютера и Меланхтона, заключается в том, что, по их мнению, ведьмы участвуют во всех этих собраниях лишь в своем воображении, их сознание замутнено некоей дьявольской уверткой. В защиту этого предположения отрицатели указывают, что ведьм часто видели лежащими в определенном месте без движения (в то время как впоследствии они утверждали обратное). Более того, из жития св. Германа, которое уместно будет здесь процитировать, известно, что некоторые женщины заявляли, будто они отправляются на „банкет“, в то время как, по заверениям надежных свидетелей, они ложились и засыпали. Что подобного рода женщины легко поддаются обману, не подлежит сомнению… Я же придерживаюсь противоположного мнения, что в ряде случаев некоторые ведьмы действительно телесно переносятся на полуночный шабаш дьяволом, принимающим форму того или иного нечистого и чудовищного животного, чаще же всего козла. Та к полагают ведущие теологи и специалисты в области юриспруденции из Италии и Испании; это мнение подтверждается и католическими авторитетами. Большинство авторов придерживается именно такого взгляда, например, Торквема-да в своих комментариях к Гриллану, Реми, св. Петр Дамиа-ни, Сильвестр Авильский, Томмазо де Виа Гаэтани, Альфон-со де Кастро, Систо Сиенский, Пер Криспе, Бартоломео Спинья в глоссах на Понцинибио, Лоренцо Ананья и множество других, о которых для краткости здесь умалчивается» [327]. Кажется, эти слова можно привести в качестве итога всему вышесказанному. В энциклопедическом трактате «De Strigibus» [328], написанном более ранним авторитетом Бернаром из Комо, есть такой значительный абзац: «Эти несчастные, действительно полностью контролируя свои чувства и не находясь в состоянии сна, посещают эти собрания, или скорее, оргии, и если место их проведения находится недалеко, то они идут туда пешком, по дороге весело беседуя. Если же им предстоит встреча в некоем отдаленном месте, то они переносятся туда дьяволом. Каким бы образом они ни попали в это место, нет сомнений, что путешествие это носит реальный, а не воображаемый характер. Нет также причин думать, что они действуют в помраченном сознании, когда отвергают католическую веру, поклоняются дьяволу, попирают ногами Крест Господень, оскверняют Святое Причастие, предаются грязному разврату и совокупляются посреди этого собрания, оскверняют себя связью с дьяволом, который является им в обличии человека и используется мужчинами как суккуб, обслуживая вместе с тем женщин, как инкуб» [329].

Этот вывод можно считать очевидным и доказанным. Ведьмы действительно телесно посещают шабаши, богохульные и святотатственные оргии. Добираются ли они туда пешком, верхом или еще каким-либо способом, это уже детали. К каждому случаю здесь следует подходить индивидуально.

Нельзя отрицать того, что в ряде эпизодов значительную роль играли галлюцинации и самообман, но примеров таких не так уж и много, и они также подвергались разбору внимательных священнослужителей и судей, которые выносили им соответствующую оценку. Так, в «Молоте ведьм» Шпренгер сообщает о женщине, которая добровольно пришла в суд с тем, чтобы ее наказали как ведьму, и призналась братьям-доминиканцам, что по ночам она посещает шабаши и никакие заслоны и решетки не могут ей помешать отправиться на адскую пирушку. Она была помещена под замок в помещение, откуда не было никакой возможности выбраться, и охранялась специально приставленными к ней людьми, которые постоянно наблюдали за ней в замочную скважину. Эти люди сообщили, что как только ее доставили в это помещение, она немедленно повалилась на кровать; при этом казалось, что ее члены абсолютно не гнутся. Избранные представители трибунала, серьезные и внимательные доктора вошли в комнату. Они стали будить женщину. Вначале это не получалось и пришлось основательно ее потрясти. Те м не менее она оставалась недвижимой. Тогда ее стали довольно грубо щипать. Наконец, принесли зажженую свечу и держали у ее ступни, пока на ней не появились следы ожога. Женщина никак не реагировала на происходящее. Через некоторое время к ней вернулись чувства. Она села и в подробностях рассказала, что случилось с нею на шабаше, где именно она была, сколько там было человек, какие проводились ритуалы, о чем говорилось. Потом она пожаловалась на боль в ноге. На следующий день отцы объяснили ей, как все происходило, что она и не покидала этого места и что боль происходит от свечки, эксперимент с которой был необходим для установления истины. Обращались они с ней строго, но по-отечески, и после того, как она исповедовалась в своей ошибке и обещала впредь противиться таким скверным фантазиям, ей предписали соответствующее случаю покаяние и отпустили.

Среди известных случаев, которые расследовал Анри Боге, есть следующий: в июне 1598 года молодой Жорж Гандильон признался, что приходил на шабаш, в заброшенное местечко под названием Фонтенель, у деревни Незар, и что иногда он также приезжал туда на коне. Более того, в обвинительном заключении есть следующие слова: «Жорж Гандильон в ночь на Страстную пятницу лежал в своей кровати, окоченевший подобно трупу, в течение трех часов, а затем неожиданно пришел в себя. Впоследствии он был сожжен живым вместе со своим отцом и сестрой». [330]

Поскольку Боге, один из главных для нас авторитетов, обсуждает все связанное с шабашами особенно подробно в своем сочинении «Discours des Sorciers», то будет уместным дать здесь подзаголовки и разделы его ученого и обширного труда. [331]

Глава XVI. Как и каким образом колдуны и ведьмы переносятся на шабаш.

1. Иногда они переносятся туда, оседлав палку или метлу, иногда на овце или козле, иногда – высоким черным человеком.

2. Иногда они натирают себя мазями, иногда этого не делают.

3. Некоторые люди, не являясь колдунами, будучи намазаны, переносятся, тем не менее, на шабаш. Почему так происходит?

4. Мази и натирания в действительности не нужны ведьмам и на самом деле не могут доставить их на шабаш.

5. Иногда ведьмы переносятся на шабаш порывом ветра или неожиданным ураганом.

Глава XVII. Ведьмы могут иногда приходить на шабаш пешком.

Глава XVIII. Является ли путешествие на шабаш воображаемым?

1 – 3. Причины, по которым можно такое предположить, и примеры этого. 2. Показания, подтверждающие эту точку зрения; пример того, как одна женщина совершила воображаемое путешествие на шабаш.

4. Причины, по которым можно предположить, что путешествие на шабаш является реальным, а не воображаемым.

5. Как следует понимать повествования об Эрихтое и Аполлонии, первый из которых вернул к жизни солдата, а второй молодую девушку.

6. Колдуны не могут возвращать мертвых к жизни. Примеры.

7. Та к же, как еретики не могут совершать чудеса. Примеры.

8. Личное мнение автора о предмете, обсуждаемом в этой главе.

9. Сатана весьма часто обольщает людей. Примеры.

Глава XIX.

1. Ведьмы отправляются на шабаш около полуночи.

2. Причины, по которым шабаши обычно проводятся по ночам.

3. Сатана радуется темноте и всему черному, поскольку они противоположны белизне и свету, радующим небеса.

4. На шабаше ведьмы танцуют спина к спине. Как правило, они одевают маски.

5 – 8. При крике петуха шабаш немедленно прекращается, и все покидают это место. Причины этого.

6. Голос петуха пугает Сатану тем же образом, как приводит он в ужас львов и змей.

7. Некоторые авторы отмечают, что демоны боятся обнаженного меча.

Глава XX. Дни, в которые проводятся шабаши.

1. Шабаш может быть проведен в любой день недели, но предпочтение отдается пятнице.

2. Шабаши также проводятся в основные праздники календаря.

Глава XXI. Места, в которых проходят шабаши.

1. По мнению многих авторов, место проведения шабаша обозначено несколькими деревьями или крестом. Мнение автора по этому поводу.

2. Интересное сообщение о месте, где проходил шабаш.

3. У места проведения шабаша должен быть источник воды. Причины этого.

4. Если в месте проведения шабаша нет воды, то ведьмы выкапывают яму и мочатся в нее. Причины этого.

Глава XXII. Проведение шабаша.

1. Ведьмы поклоняются дьяволу, являющемуся в форме высокого черного человека или козла. Они предлагают ему свечи и целуют его в зад.

2. Они танцуют. Описание танцев.

3. Они предаются всяким грязным извращениям. Дьявол превращается в инкуба и суккуба.

4. Ужасные оргии и мерзкие совокупления у евхитов и гностиков.

5. Пир ведьм на шабаше. Их еда и питье. Каким образом они благодарят за это до и после трапезы.

6. Однако эта еда не может утолить их аппетита, и они всегда встают от стола такими же голодными, как и до еды.

7. Когда они заканчивают свою трапезу, они полностью отчитываются перед дьяволом в своих действиях.

8. Они вновь отвергают Бога, их крещение и т. д. Как Сатана наставляет их делать зло.

9. Они поднимают темные бури.

10. Они проводят свои мессы. Об одеяниях их священников и святой воде.

11. Иногда в заключение шабаша Сатана как бы исчезает во вспышке пламени, и от него остаются лишь угольки. Все присутствующие берут малую их часть для того, чтобы потом использовать в магических целях.

12. Сатана всегда и во всем подобен обезьяне, подражающей Господу.

Собственно, процедура проведения шабашей сильно различалась в зависимости от эпохи, страны и района, где они проводились. Более того, даже стиль жизни и темперамент участников ассамблей были совершенно различными. Таким образом, можно отметить лишь основные и наиболее значимые церемонии, которые проходили на этих адских собраниях. Внимательное и подробное изучение шабашей потребовало бы отдельного тома, поскольку вполне возможным представляется реконструирование ритуалов ведьм в каждом отдельном случае, хотя порядок их проведения часто разнился.

Дом Кальме совершенно ошибался, когда сказал: «Пытаться описать шабаш – значит, пытаться описать нечто не существующее и никогда не существовавшее, разве что в возбужденном и неупорядоченном воображении колдунов и ведьм: картины шабашей, которые нам рисуют, – просто фантазия тех, кто видел сны о том, как перенесся по воздуху на шабаш» [332]. Счастливый скептик! К несчастью, шабаши как существовали раньше, так существуют и сейчас. Просто проводятся они не в покинутых пустошах,


на холмах или в заброшенных местах, а в подвалах и погребах, в пустых домах с невинными табличками «Продается».

Председатель шабаша на местных небольших сходках был, как правило, главой районного отделения (сатанистской организации). При собраниях более многочисленных, куда собирались ведьмы из разных мест, председательствовал Великий Магистр, чье положение зависело от количества подчиненных ведьм и территории его «епархии». Как бы там ни было, этого Магистра обычно называли дьяволом, а его помощники и сопровождающие иногда именовались демонами или дьяволами. Эти наименования вызвали немалый беспорядок в отчетах о шабашах, судебных протоколах и признаниях подсудимых. Но во многих случаях вполне очевидно, и вера не позволяет нам сомневаться в этой возможности, что сам принцип зла, воплотившись, присутствовал на сборищах своих одурманенных поклонников. Та к понимали это отцы Церкви, таково заключение богословов, боровшихся с этими темными мерзостями. С метафизической точки зрения это возможно, с исторической – несомненно.

Когда человек, как правило, мужчина, был председателем на этих собраниях и направлял ритуальное действо, он нередко появлялся на них в чудовищном и гротескном одеянии и маске. Иногда он, впрочем, даже не пытался скрывать свою внешность. Эти маскарадные костюмы, как правило, подражали животным и уходили корнями еще в древние языческие обряды. Колдуны и ведьмы наследовали их через церемонии язычников. Уже в «Liber Penitentialis» св. Теодора, архиепископа Кентерберийского (668 – 690) содержится запрет на подобные переодевания. В 27-й главе осуждаются те, кто «in Kalendas Ianuarii in ceruulo et in uitula uadit» (Если кто-либо на январские календы переоденется оленем или быком, превратится в дикое животное, одевшись в кожи животных из стад, и оденет на себя голову зверя, то пусть за подобное превращение епитимья длится три года, ибо это – от дьявола).

Среди тех многочисленных животных, чье обличье принимал Магистр шабаша (дьявол, как мы его называем), особенно часто встречаются бык, кот и особенно козел. Так, на языке басков шабаш называется «Akhelarre» (козлиное пастбище). Иногда, как рассказывали, лидер сатанистов просто показывался в зверином обличии, в черной поросшей волосами коже, с рогами, копытами, клыками и хвостом. По сути, это то же самое одеяние, которое одевал актер, игравший на сцене демона. [333] В старой немецкой балладе «Druten Zeitung», отпечатанной в Шмалькальдене в 1627 году, «чтобы петь ее на мотив «Доротеи», сказано, что судьи, жаждавшие получить признание от ведьмы, заслали в донжон, где она томилась, палача, одетого в медвежью кожу с подшитыми рогами, копытами и хвостом. Несчастная узница, думая, что Люцифер действительно посетил ее, тотчас воззвала к нему за помощью:

Man shickt ein Henkersnecht Zu ihr in Gefаngniss n’unter Den man hat kleidet recht, Mit einer Bаrnhaute, Als wenns der Teufel wаr; Als ihm die Drut anschaute Meints ihr Buhl kam daher.

Здесь мы имеем единичный пример того, как подобный маскарад послужил обретению доказательств вины ведьмы с использованием трюка. Абердинская ведьма Джонет Лукас (1597) сказала, что дьявол присутствовал на шабаше «в обличии некоего зверя». Но Агнесса Вобстер из того же ковена сообщила, что «Сатана явился им в обличии тельца», так что, возможно, использовалось два костюма. Габриэль Пелле (1608) признался, что он посетил шабаш, на котором председательствовал дьявол, и «le Diable estoit en vache noire» [334]. Франсуа Секретен, допрошенный в августе 1598 года, видел дьявола «tantost en forme de chat». Роланд де Вернуа признал, что «Le Diable se presenta pour lors au Sabbat en forme d’vn groz chat noir» [335]. О козле говорится во множестве разных источников. В Нижних Пиренеях (1609) «Le Diable estoit en forme de bouc ayant vne queue et audessous vn visage d’homme noir» (Дьявол появился в обличии козла с хвостом, зад же его был подобен лицу черного человека). Жан д’Агирре рассказывал, что виденный им дьявол был «en forme de bouc» [336]. Мария д’Агирре говорила, что «посреди кольца был огромный кувшин, откуда исходил дьявол в обличии козла». Жентьен ле Клерк, которого судили в Орлеане в 1614 году, «сказал, что, как ему рассказывали, когда ему было три года, мать представила его козлу, которого они называли l’Aspic» [337]. «Sur la trone, – пишет Герр, – est assis un bouc, ou du moins la forme d’un bouc, car le demon ne peut cacher ce qu’il est» [338].

В 1630 году Елизабет Стивенсон, также именуемая Топпок, из Ниддри, сообщила судьям, что она в компании с Катериной Освальд, которая уже привлекалась к суду, так как была по поведению и по репутации ведьмой, и Александром Гамильтоном, «известным колдуном», отправилась в «убежище между Ниддри и Эдмистоном, где ей доверился дьявол и где он впервые открылся им, сначала в обличии жеребенка, а затем и человека, и назначил им новую встречу в Салкот Мюре». Когда один из знакомых Катерины Освальд по имени Александр Хантер, он же Гамильтон, он же Хаттарейк, «колдун Керль», «долгое время угрожавший окрестностям» [339] был схвачен в Дунбаре, он признался, что дьявол общался с ним в виде всадника на черном коне, или же приняв форму ворона, кота или собаки. Он был сожжен у Касл Хила, в Эдинбурге, в 1631 году.

Иногда присутствующие на шабаше надевают маски. Каноник Рибе пишет: «Les visiteurs du sabbat se cashent quelque-fois sous des formes bestiales, on se couvrent le visage d’un masque pour demeurer inconnus» [340] (Те, кто посещают шабаши, нередко переодеваются животными или прячут свои лица для того, чтобы не быть узнанными).

Когда знаменитый шабаш, на котором присутствовало 140 ведьм, проходил в Северном Бервике, на церковном дворе (дело было накануне дня поминовения умерших в 1590 году), и они танцевали «по всему двору церкви», «Джон Фиан вел за собой круг». Доктора из Саламанки упоминают о присутствии на шабашах людей, «aut aperta, aut linteo uelata facie» [341](иногда с открытыми лицами, иногда со скрытыми льняными личинами). И Дельрио добавляет к этому: «Facie interdum aperta, interdum uelata larua, linteo, uel alio uelamine aut persona» [342] (Иногда можно видеть их лица, иногда они их скрывают с помощью маски, личины, льняного полотна или вуали).

Во второй половине XVIII столетия на территории Лимбурга действовала тайная организация, терроризировавшая всю округу. Называлась она «Козлы». Эти подонки встречались по ночам в некоей часовне и после развратных оргий, в ходе которых Сатане воздавались почести и происходило все то, о чем мы уже писали, описывая шабаши, надевали маски, имитирующие козлиные головы, облачались в длинные мантии и ходили компаниями по округе, грабя и разрушая. С 1772 по 1774 год трибунал Фокмона отправил на виселицу около четырехсот «козлов». Но полностью уничтожить эту организацию не удавалось до 1780 года, когда против нее были предприняты самые жесткие репрессии.

Среди племен, населяющих Конго, существует тайная организация поклонников Эгбо. Эгбо, или Экпе, – злой дух, подобный Сатане. Его ритуалы именуются обийанизмом, так как объектом поклонения здесь служит Оби, или дьявол. Поклонение дьяволу получило развитие среди многих варварских народов, например, у корадов и тупайа, живущих в непроходимых лесах в междуречье Прадо и Доче в Бразилии, у абипонов в Парагвае, также и у бакапинов, одного из народов Каффры, у негров Золотого Берега и негров Вест-Индии. В так называемых домах ю-ю маги Эгбо содержат деревянные статуи, к которым они относятся с величайшим почтением, так как они позволяют им узнавать будущее. У них проводятся некоторые календарные праздники, и интересно отметить, что их участники одевают жуткого вида черные маски с огромными рогами. Тех непосвященных, которые увидят эти маски, ожидает смерть.

Первой по важности церемонией шабаша было поклонение и служение дьяволу. Видимо, иногда этому предшествовала перекличка его поклонников. Агнесса Сэмпсон призналась, что на встрече в Северном Бервике, когда все собрание вошло в церковь, «Дьявол взошел на кафедру в образе маленького черного человека и стал окликать всех, и каждый отвечал ему „здесь“. Когда окликнули м-ра Роберта Грирсона, все так и заскакали и очень рассердились, так как ранее они согласились, что его следует прозывать Робертом Контроллером, или Шумным Робом. И первое, что спросил Дьявол, было, хорошо ли они служили ему, и что они сотворили после предыдущего собрания».

Ведьмы воздавали почести Сатане, или Магистру шабаша, занимавшему его место, простираясь перед ним, преклоняя колена, воздевая руки и склоняясь в поклоне. Высмеивая церковные поклоны и жесты, которые принято там совершать, поклонники Сатаны постепенно приближались к нему, изображая гротескные ужимки и гримасы, иногда широко расставив ноги, иногда пятясь задом наперед, как рассказывает Гуаццо: «Cum accedunt ad daemones eos ueneraturi terga obuertunt et cessim eum cancrorum more supplicaturi manus inuersas retro applicant» [343]. Но основным моментом ритуального поклонения следует счесть поцелуй, знаменитый osculum infame. Этот нечестивый и мерзкий ритуал обсуждается в деталях всеми демонологами и, видимо, наличествовал во всех странах. Так, Дельрио пишет: «На шабаше председательствует дьявол, господин шабаша, являющийся в каком-либо чудовищном обличии, обычно козла или гончей ада, сидящий на высоком троне. Ведьмы, присутствующие на шабаше, подходят к трону, дабы почтить его, повернувшись по ходу спиной и поклоняются ему… и затем в знак почтения они целуют его в зад». Гуаццо отмечает: «В знак почтения ведьмы целуют дьявола в зад». Людвиг Элих говорит: «Есть особый знак их почтения (побережем наши уши), они целуют Дьяволу зад» [344]. «Y al tiempo que le besan debajo de la cola, da una ventosidad de muy horrible olor» (добавляет испанский Relacion), «зловонный, мерзкий и грязный».

Цитировать демонологов дальше мы не будем, они писали совершенно то же самое. Томас Купер расценивает этот обряд как часть приема в ковен, но подобное предположение в корне неверно, если расценивать «поцелуй», как имевший место лишь при инициации новых ведьм. Существует множество свидетельств того, что обряд исполнялся и практикующими много лет ведьмами. «Во-вторых, – отмечает он, – когда ведьма представлена в ковен, она должна в подтверждение своих слов поцеловать Сатану в зад в качестве его нового вассала» [345]. Но вернемся к ведьмам Северного Бервика, которые уже давно пользовались самой скверной репутацией из-за своих деяний. «Итак, вышеназванная Агнесса Сэмпсон призналась, что дьявол, бывший в кирхе Северного Бервика и присутствовавший на их встрече в обличии человеческом [346], видя, что они долго мешкают и толпятся на входе, присудил их всех к наказанию, которое заключалось в том, что они должны были поцеловать его в ягодицы в знак того,





чем они ему обязаны. И, обнажившись, он возлег на кафедру, и все до одной сделали то, к чему он их побуждал» [347].

Одним из основных обвинений, постоянно повторяемым на длительном церковном и гражданском процессе против ордена тамплиеров (1307 – 1314), было то, что младшие служители ордена должны были давать принимающим их туда старшим рыцарям osculum infame. Даже такой предубежденный автор, как Ли, принимает истинность этого обвинения. В данном случае, однако, эти поцелуи не имеют никакого отношения к волшебству, лишь к гомосексуализму, столь распространенному в ордене.

Весьма интересные детали известны нам из буллы от 8 июня 1303 года благородного, но оклеветанного папы Бонифация VIII, пишущего о деле Уолтера Лэнгтона, епископа Линчфилда и Ковентри (1296 – 1322) и казначея Эдуарда I. Этот прелат был обвинен в магии и поклонении дьяволу. «Некоторое время назад дошло до нас, что наш почтенный брат Уолтер, епископ Ковентри и Линчфилда, был предан поношению и обвинен как в английском королевстве, так и в других землях в том, что дал присягу Сатане, поцеловав его в зад, и что он часто проводит беседы со злыми духами» [348]. Епископ смог опровергнуть эти обвинения. Боден рассказывает о Гильоме Эделине, казненном в 1453 году за колдовство. Это был доктор Сорбонны, приор Сен-Жермен-ан-Лэ. «И вышеупомянутый сэр Гильом признался… что он поклонялся Сатане, который представал перед ним в образе барана, целуя ему ягодицы в знак почтения и признания его сеньором» [349]. Очень редкий трактат XIV столетия, направленный против вальденсов, помимо других обвинений, выдвигает и такие: «Item, in aliquibus aliis partibus apparet eis daemon sub specie et figura cati, quem sub cauda sigillatim osculantur» (Дьявол являлся им в обличии кота, которого они целовали sub cauda). [350]

Бартолеми Минге из Бреси, молодой человек 25 лет, которого судили в 1616 году, сказал, что на шабаше «он часто видел (дьявола) в обличии человека, державшего коня за уздечку, и они выходили к нему, чтобы его чествовать, причем каждый держал в руках свечу из черного воска» [351]. Эти свечи, как рассказывает Гуаццо, имели символический смысл и были необходимы для проведения ритуалов шабаша, отнюдь не предназначаясь исключительно для рассеивания тьмы: «Они приносили ему в дар черные свечи и в знак покорности целовали ему зад» [352]. Свечи были, как правило, черными, и одну из них, побольше других, обычно нес сам дьявол. На встрече в Северном Бервике, когда все ведьмы собрались в церкви, «Джон Фиан затворил врата кирхи и зажег свечи, которые как бы мерцали черным и располагались вокруг кафедры» [353]. Боге сообщает, что допрошенные им ведьмы признались в том, что шабаш сочетался с поклонением Сатане, «который появлялся иногда как высокий черный человек, иногда в обличии козла, и они, чтобы выразить свое почтение и воздать ему должное, предлагали ему свечи, которые горели синим пламенем» [354]. Джон Фиан также, поклоняясь дьяволу, «думал, что видел свет свечи… который казался синего цвета». Это, конечно, объясняется тем, что свечи специально изготовлялись из материалов, содержащих серу. Де Ланкр особо подчеркивает, что свечи или факелы, используемые при шабашах, были сделаны из смолы.

Важной чертой больших шабашей был ритуальный танец. Надо заметить, что танцами с древнейших времен в разных странах и в различные эпохи было принято выражать преданность божеству. Танец – это следование самой природе движения, примитивное выражение эмоций и идеалов. В древнем мире вряд ли было что-либо прекрасней ритмического благодарения напевов и танца, которые были столь любимы афинянами, вспоминавшими много столетий тот день, когда молодой Софокл представил хор в ознаменование победы при Саламине [355]. На лугах Элизиума мисты танцевали кругами под серебряный перезвон кимвала, неистово перебирая белоснежными ногами. Во время торжественного перенесения ковчега из дома Аминадава царь Давид «играл и плясал пред Господом». Св. Василий побуждал своих учеников учиться танцевать, пока они на земле, так как они должны готовиться к ангельским занятиям, возможно, ждущим их на небесах. Еще в XVII веке церемониальные танцы были обычным явлением в церкви. В 1683 году в обязанности старшего каноника входило вести хор мальчиков в соборе Парижа. Христиане Абиссинии придерживались мнения, согласно которому танцы были необходимой частью богослужения. Год за годом в Духов день сотни пилигримов танцуют на улицах Эхтернаха (Люксембург), направляясь к гробнице св. Виллиброда в церкви св. Петра. Раньше верующие должны были трижды станцевать вокруг двора великого аббатства, перед тем как пройти к святыне. Но следует сказать, что и теперь танец занимает свое место в ритуалах Святой Церкви. Трижды в год в севильском соборе, на Чистый четверг, Праздник Тела Христова и Непорочного Зачатия проводятся танцы перед специально сооруженным алтарем, украшенным цветами и свечами и воздвигнутым у внутренних дверей большого западного входа в собор. Церемония эта, скорее всего, восходит к XIII столетию.

Одеяния мальчиков, танцующих перед импровизированным алтарем, водруженным на праздник Благословения Тела Христова, относятся к периоду правления Филиппа III и состоят из коротких брюк, жакетов, свисающих с одного плеча, и камзола из красного атласа, украшенного богатой вышивкой. Носились также шляпы с белыми перьями и туфли с большими искрящимися пряжками. В Чистый четверг использовался костюм, в котором сочетались красный и белый цвета, и костюм голубого и белого цвета – в День Девы.

Восемь мальчиков-хористов с восемью помощниками танцевали с кастаньетами в руках под тихую музыку органного облигато в центре собора у украшенного алтаря, двигаясь медленно и грациозно. Все это продолжалось около четверти часа; собор наполнялся музыкой гимна, мальчики аккомпанировали себе (так же исполнялись и наши кэролс в старые времена) кастаньетами. Они пели перед алтарем двучастный гимн, в то время как священники стояли вокруг в полупоклоне.

Но лучше всего будет, если я процитирую слова мистера Артура Симонса, так как он сам присутствовал несколько лет назад на исполнении этого танца в Севилье: «Да, я счел его полным достоинства, совершенно религиозным, никто не может заподозрить его в легкости или декоративности. Освящение танца, направление того, что могло способствовать пороку, на путь добра, привнесение народного искусства, каковым является в Севилье танец, в церковь, то, что он нашел там место, говорит об удивительной мирской мудрости католицизма, благодаря которой ему удалось столь многого достичь в завоевании мира».

Не является вполне фантастичным и предположение этого автора о том, что святая месса заключает в себе некий древний религиозный танец. Удивительной плавности медленные движения, безусловно, могут выражать самое искреннее и почтительное благоговение так же, как цвет одеяний священнослужителей и звуки мелодии.

И поскольку танец столь религиозен по своей сути, то, конечно, как можно было ожидать, он подвергся осмеянию и искажению обезьяной Господа. Танец ведьм нечист, мерзок, порочен и неуклюж. Как указывает Гуаццо, даже движения их танцев отвратительны: «Они танцуют в круге, всегда, однако, продвигаясь налево» [356]. «Колдуны, – говорит Боге, – танцуют деревенские танцы спина к спине» [357]. Этот обычай совершенно противоположен настоящему деревенскому танцу. «Иногда, хотя и редко, – добавляет он, – они танцуют парами, иногда же один партнер здесь, а другой там, и всегда все перепутано» [358]. Де Ланкр пишет о ведьмовском веселье: «Непристойности, которые они вытанцовывают, трех видов… Первый – это нечто вроде чешского танца… второй с быстрыми переходами, их танцуют в кругу» [359]. В третьем танце шабаша колдуны и ведьмы строились друг за другом в линию и танцевали таким образом.

Старая баскская легенда в пересказе Эстефанеллы Хиригарэй повествует о том, как ведьмы собрались встретиться у старой печи для обжига извести, чтобы потанцевать в круге. В тех краях считалось, что это неотъемлемая часть шабаша. Де Ланкр отмечает, что кружение «по-чешски» особо почиталось колдунами Лабура. Сильвестр Маззолини (1460 – 1523), Магистр священного дворца и верный католик, противостоявший ересиарху Лютеру, в своем труде «De Strigimagia» [360] сообщает, что в Комо и Брешии немалое количество детей в возрасте от 8 до 12 лет часто посещало шабаши, но впоследствии было обращено в истинную веру благодаря неустанному попечению инквизиторов. По просьбе церковного руководства бывшие участники шабашей показали эти танцы, причем продемонстрировали необычайные искусность и умение при выполнении самых сложных и фантастических фигур, так что явным стало, что наставлявший их учитель был отнюдь не из людей. Марко де Викериа, доминиканский приор монастыря в Брюсселе, расследовал это дело, и поскольку был он человеком известным за свою проницательность и исключительную честность, то его свидетельство убедило многих прелатов в Риме, которые сначала скорее склонялись к тому, что здесь имеет место некое плутовство. В Бельгии, кстати, этот танец на шабаше был известен как павана.

В ходе процесса Фиана Агнесса Сэмпсон призналась, что «они танцевали на церковном дворе, Гэлик Дункан играл на трубе, а Джон Фиан вел хоровод. Следом за ним последовали Агнесса и ее дочь. Дальше пошли Кейт Грей, Джордж Нолис со своей женой… и все остальные кумушки… всего более ста человек» [361]. Далее она добавила, что «эта Джеллис Дункан пошла затем перед ними, пританцовывая и играя при этом на маленькой трубе [362], именуемой еврейской, пока они не вступили в кирху Северного Бервика». [363] «Эти признания столь поразили короля Якова I (тогда он был еще Яковом VI Шотландским), что он позвал за названной Джеллис Дункан, которая сыграла сей танец перед Его Королевским Величеством».

Музыка, как правило, сопровождает танцы, и есть немало свидетельств тому, что на шабашах играли на разных музыкальных инструментах, скрипках, флейтах, тамбуринах, цитрах, гобоях, а в Шотландии – и на волынках. Играли все ведьмы, имеющие какие-либо умения, и частенько они услаждали компанию известными мелодиями, переиначенными на вульгарный лад. Однако концерты эти неизменно кончались полным диссонансом и жутким шумом. Попирались законы как


пристойности, так и гармонии. В августе 1590 года некий Николай Лагернхард на пути в Ассенкурию шел по лесу и неожиданно увидел сквозь деревья танцующих мужчин и женщин. Движения их были фантастичными и непристойными. В удивлении он перекрестился и произнес имя Господа. Люди из этой компании увидели его и погнались за ним, но перед этим он успел узнать многих ведьм. Он посчитал своим долгом оповестить церковные трибуналы, и несколько человек во время первого же допроса совершенно признали свои деяния. Среди них был пастух по имени Михаил, пользовавшийся отличной репутацией благодаря своим музыкальным талантам и удивительному завораживающему голосу. Он сообщил, что был на этих собраниях главным волынщиком и его способности были постоянно востребованными. На шабашах поменьше (aquelarre) в Цугаррамурди, деревушке в Наварре, около 600 человек, собравшись в Бастанской долине, в 12 лигах от Памплоны, побуждали некоего Хуана де Гойбуру играть на флейте и Хуана де Сансина – на тамбурине. Двое этих несчастных, покаявшись в своих грехах, вернулись в лоно Матери-Церкви. Синклер в своей Реляции XXXV «О некоторых молитвах, заклинаниях и призывах, используемых в Северной Шотландии» говорит: «Поскольку дьявол создал заклинания, то он также и автор тех богомерзких песен, которые ими поются. Почтенный священник сообщил мне, что ему исповедовался волынщик дьявола, колдун, в том, что во время танцев злой дух научил его, как играть Песнь зла и как ее петь, и после той ночи все юноши и девушки города распевали ее на улицах. Повторять ее было бы ересью». Филипп Людвиг Элих, таким образом, суммирует известные факты: «Все предавшиеся злу компании и подлый сброд поют самые мерзкие приапические и запретные песни в честь дьявола. Одна ведьма выкликает: „Харр! Харр!“ Другая карга: „Дьявол! Дьявол!“ Прыжок туда, прыжок сюда, третья: „Скачи туда, скачи сюда“, еще одна: „Саваоф, Саваоф“. И так участники дикой оргии впадают в бешенство, и все, кто есть на этом бедламе, начинают визжать, шипеть, выть, завывать и выкрикивать непристойные здравицы» [364]. Но из всех ужасов шабаша едва ли не самым чудовищным было то, каким надругательствам подвергалось посреди этого хаоса Святое Причастие. И поскольку ни один христианин не примет Святое Причастие, не попостившись должным образом перед этим, то ведьмы в посмеяние заповедей Христовых пировали подобно волкам и удовлетворяли свои аппетиты самой разнообразной пищей, потребляли как мясо, так и вино, перед тем как перейти к адским ритуалам. Часто эти оргии продолжались посреди грязного обжорства и пьянства.

Гуаццо пишет: «Столы накрыты и соответственно украшены, в то время как они рассаживаются и начинают заглатывать пищу, которую дарует им дьявол или приносит с собой отдельно каждый из участников шабаша» [365]. Также и Де Ланкр пишет: «Многие писатели рассказывают, что колдуны на шабаше поедают пищу, которую дает им дьявол, но очень часто на столе бывает лишь то, что они принесли сами. Иногда отдельные столы украшены редкостными деликатесами, на других же – требуха и потроха». «На их банкетах подается различная еда в зависимости от того, где проходит шабаш и кто на нем присутствует» [366]. Вполне понятным кажется, что если местный глава ведьм, председательствующий на этих собраниях в absente diabolo, был человеком состоятельным, то и еда подавалась изысканная, и вина можно было выбрать разного; если же собрание ковена происходило в сельской местности, а ведьм возглавлял человек небогатый, то на стол подавалась лишь еда из крестьянских закромов. Когда ланкаширские ведьмы собрались в 1613 году в башне Малкинг, то на столе перед ними расположились «говядина, бекон и зажаренный баран», последний был убит за 24 часа до этого Джеймсом Девисом. В 1633 году Эдмунд Робинсон рассказал, что ведьмы Пендла предложили ему «мясо и хлеб на доске, питье в стакане», также «у них дымилось мясо, лежало комьями масло, было молоко» – настоящее деревенское пиршество. Элис Дьюк, сомерсетская ведьма, допрошенная в 1664 году, призналась, что дьявол «приказал им приветствовать его, когда он приходит, и принес им вина, пиво, пирогов и другой еды» [367]. Во время суда над Луи Гофриди в Эксе в 1610 году было дано следующее описание банкета на шабаше: «Затем они трапезничали, и столы различались по трем категориям. Те, кто распределяли хлеб, имели буханки, сделанные из пшеницы, похищенной в разных местах. Пили они мальвазию, чтобы почувствовать возбуждение. Те, кто разносили чаши, добывали вино из погребов, где оно хранилось. Иногда они ели нежную плоть маленьких детей, которые были убиты и приготовлены в некоей синагоге. Порой детей приносили туда еще живыми, ведьмы похищали их из домов, если представлялся удобный случай» [368]. Во многих местах ведьмы не могли достать мальвазии, так как Боге отмечает, что на некоторых шабашах «они нередко пили вино, но чаще у них была лишь вода» [369].

Существуют записи о несъедобной иди безвкусной пище, которую, тем не менее, потребляли на шабашах, известно также, что на столах могли находиться отбросы и падаль. Это происходило, по-видимому, в тех случаях, когда в оргиях участвовали сверхъестественные существа из бездны.

Доктора из Саламанки утверждают: «Пир их составляет еда, приготовленная ими самими или принесенная дьяволом. Иногда у них деликатесы и утонченные блюда, иногда пирог, приготовленный из убитых ими детей или расчлененных трупов. Нечто вроде молитвы произносится перед трапезой» [370]. Гуаццо описывает употребляемое ими вино следующим образом: «вино же, которое они обычно разливают, подобно черной свернувшейся крови, разлитой в зловещего вида грязные сосуды. Тем не менее, они не испытывают недостатка в чем-либо на этих пирах, хотя не подается ни хлеба, ни соли. Изабелла также сообщила, что они едят там человеческое мясо». [371]

Соль никогда не появлялась на столах ведьм. Боден передает, что причина этого в том, что соль – символ вечности [372], и Филипп Людвиг Элих особо отмечает отсутствие соли на этих инфернальных пирах [373]. «На этих пирах, – пишет Боге, – соль никогда не появлялась» [374]. Жентьен ле Клерк, допрошенный в Орлеане в 1615 году, признался, что «они садятся за стол, но там никогда нет соли» [375]. Мадлен де ла Палюд сообщила, что на дьявольских пирах она никогда не видела соли, оливок или растительного масла [376].

Насытившись, эти изверги рода человеческого переходят к торжественной пародии на литургию.

В начале XVIII столетия Марселлина Паупер из Конгрегации Сестер Милосердия в Невере была призвана стать искупительной жертвой за ущерб, нанесенный евхаристии, особенно колдунами в их черных мессах на шабаше. В марте 1702 года страшное святотатство было совершено в часовне конвента. Дарохранительница была вскрыта, чаша похищена, и частицы евхаристии, которые не были забраны сатанистами, разбросаны по полу и растоптаны. Марселлина в 9 часов вечера 26 апреля получила стигматы на руках, ногах и теле, а также терновый венец. После нескольких лет искупления она умерла в Тулле 25 июня 1708 года.

Эрудированный Пол Гриллан рассказывает нам, что литургия пародируется во всех деталях. «Ведьмы, торжественно посвятившие себя службе Сатане, поклоняются ему особым образом, принося с церемониями жертвы, которые они предлагают дьяволу, во всем имитируя службу Всемогущему Богу – в одеяниях, свечах и других деталях ритуала, и в самом ходе литургии. Та к они хотят поклоняться и восхвалять его, подобно тому, как мы славим истинного Бога» [377]. Об этом мерзком богохульстве снова и снова читаем мы в судебных протоколах, и хотя детали могут различаться в разных случаях, тем не менее, в своей сути святотатственные обряды не менялись в течение столетий и даже сейчас – увы – в скрытых углах и секретных убежищах это бесчестие все еще существует.

В этом контексте весьма удивляет сообщение Коттона Мэзера, что в Новой Англии ведьмы «встречаются на адских сборищах, о которых признавшиеся (в своей ведьмовской деятельности) говорят, что у них существуют там свои дьявольские таинства, в том числе пародирующие Крещение и Вечерю Господню». [378]

В ходе процесса над Бриджет Бишоп, она же Оливер, в суде Ойера и Терминера, проведенного в Салеме 2 июня 1692 года, Деливеренс Хоббс, обращенная ведьма, подтвердила, что «эта Бишоп была на главном собрании ведьм, в полях у деревни Салем, и там причастилась дьявольским причастием хлеба и вина». В деле Марты Карье, допрошенной 2 августа 1692 года перед тем же судом, два свидетеля подтвердили, что видели ее «на дьявольском причастии, когда всем раздавали хлеб и вино». Абигайль Вильямс призналась, что 31 марта 1692 года, когда весь Салем постился из-за распространившегося в округе ведовства, «ведьмы собрались на причастие в одном из деревенских домов, и был у них красный хлеб, и было красное вино». Этот красный хлеб представляет определенную загадку. Впрочем, трудно усомниться в том, что проводимые ведьмами церемонии носили богохульный характер. Известно, что салемских ведьм возглавлял Джордж Бэрроуз, местный священник, на которого впоследствии указывали многочисленные свидетели. «Восемь признавшихся ведьм обвинили его в том, что он руководил ими в некоторых из адских собраний и что ему было обещано, что он станет править в царстве Сатаны». Известно также, что именно он проводил черные мессы, так как среди прочих «Ричард Карье подтвердил суду, что он видел Джорджа Бэрроуза на собрании ведьм в деревне и то, как он проводил причащение», а Мэри Лэйси и ее дочь Мэри «подтвердили, что он был на собраниях ведьм и участвовал там в таинствах». [379]

Лжетаинство черной мессы осуществлялось неким изменившим христианской вере священником, посвятившим себя службе злу, занимавшим определенное положение и пользовавшимся авторитетом среди ведьм. Это видно уже по тому, что ведьмы определенно разбирались в достаточно сложных католических концепциях, связанных с явлением Христа в евхаристии. Подобно настоящим христианам, они понимали и значимость фигуры священника. Иначе трудно объяснить, зачем им понадобилась пустая форма лжемессы и тщательное соблюдение инвертированных обрядов.

Одно из серьезнейших обвинений, выдвинутых против


тамплиеров в ходе процессов 1307 – 1314 годов, заключалось в том, что во время проведения своей богохульной литургии они не произносили освятительной формулы. Высказывалось предположение, что богослужение тамплиеров проводилось в соответствии с канонами восточного, а не западного евхаристического правила. В соответствии с католическим учением освящение производится в момент произнесения соответствующих слов и совершения должных жестов. Изменение субстанции хлеба и вина в Тело и Кровь Христовы происходит при произнесении слов: Hoc est enim Corpus meum; Hic est enim Calix sanguinis mei…

Об этом свидетельствует, например, декрет Флорентийского собора (1439): «Quod illa verba diuina Saluatoris omnem virtutem transsubstantiationis habent» (Эти божественные слова Нашего Спасителя имеют полную силу производить пресуществление). Но Православная Церковь считает, что для освящения необходим эпиклезис, словам Господа придается «смысл повествовательный» [????????????] [380], из чего следует, что слова Христа не являются обязательной частью Таинства. При проведении православных литургий слова освящения произносятся вместе с эпиклезисом. Существуют виды литургий, при которых полностью отсутствуют освятительные формулы. Они, например, используются в некоторых еретических сектах; не исключено, что нечто подобное было и у тамплиеров. Но гораздо более вероятно, что освятительные слова пропускались не случайно; гностические доктрины оказали на тамплиеров свое разлагающее действие. Они придерживались мандеистских и иоаннитских ересей, сторонники которых ненавидели Христа с той же страстной силой, как ведьмы и демонопоклонники, следуя за офитами, славящими Змея и просившими его уберечь их от Создателя. Тамплиеры славили и приносили жертвы идолу в виде головы, которая, по мнению профессора Прутца, олицетворяла некое низшее божество, почитавшееся гностиками, иными словами – Сатану. Когда в Тоскане судили рыцаря Бернарда Пармского, он признался, что, по мнению ордена, этот идол имел власть оберегать и обогащать, вполне в духе сатанизма. Возможно, тайная литургия тамплиеров явилась искажением службы восточного образца, но тем не менее ясно, что почитали они источник зла.

В 1336 году священник, бывший в заключении у графа де Фуа Гастона III Феба по обвинению в отправлении сатанистской службы, был отослан в Авиньон и лично допрошен Папой Бенедиктом XII. В следующем году тот же понтифик поручил своему доверенному Гильому Ломбарду председательствовать на суде над Пьером де Шаснэ, священником из Тарбской епархии, обвиняемом в осквернении гостии.

Жиль де Силь, священник из диоцеза Сен-Мало, и флорентиец Антонио Франческо Прелати, служивший ранее в диоцезе Ареццо, отправляли черные мессы в Тиффоже и Машекюле, замках Жиля де Реца, казненного в 1440 году.

Священник по имени Бенедикт в XVI столетии вызвал немалый скандал, когда открылось его участие в тайных и греховных ритуалах. Карл IX принудил монаха-отступника служить перед ним и его приближенными лжелитургию, и в правление его брата епископ Парижский сжег на Гревской площади монаха по имени Сешель, который был признан виновным в участии в таких же богохульных мистериях. В 1597 году парижский парламент присудил Жана Белона, кюре Сент-Пьер-де-Ламп в диоцезе Бурже, к смерти через повешение и последующему сожжению тела за осквернение причастия и многократное проведение сатанинских церемоний [381]. Парламент Бордо в 1598 году приговорил к сожжению Пьера Опти, кюре из Паже у Шало Лимузена. Он признался, что уже более 20 лет посещает шабаши, особенно те, которые проводятся в Матготе и Пюи-де-Доме, где он сам поклонялся дьяволу и служил в его честь черные мессы [382].

14 августа 1606 года монах по имени Денобилибий (Denobilibus) был приговорен к смерти в Гренобле по схожему обвинению. В 1609 году парламент Бордо направил Пьера де Ланкра и д’Эспанье в Лабур в округе Байонна для того, чтобы они уничтожили ведьм, наводнивших эти места. Не менее семи священников было арестовано за служение черных месс на шабашах. Двое из них, Мигалена, пожилой человек семидесяти лет, и Пьер Бокал, двадцати семи лет, были казнены, но епископ Байоннский, вмешавшись, потребовал, чтобы пятеро других были отданы на суд его трибуналу и в итоге позволил им сбежать из тюрьмы. Еще трое священников, содержавшихся под стражей, также были освобождены и немедленно покинули страну, что было с их стороны достаточно предусмотрительно. Двенадцать месяцев спустя на всю страну прогремели признания Мадлен де ла Палюд, которая «Dit aussi que ce malheureux Loys magicien… a controuve le premier de dire la messe au sabatt et consacrer Veritablement et presenter le sacrifice a Lucifer» [383]. Конечно, совершенно неверны ее слова о том, что «этот проклятый волшебник Луи первым стал служить мессу на шабашах», хотя вполне возможно, что об этом ей сказал сам Гофриди для того, чтобы произвести на нее впечатление своим якобы высоким местом в иерархии сил зла. Безусловно, ее описания шабаша можно счесть едва ли не самыми полными и детализированными.

Впрочем, достойную конкуренцию им составляют показания Мадлены Бован, сестры Третьего Францисканского ордена из конвента св. Людовика и Елизаветы в Лувьере. Признания, написанные по указанию ее духовника де Маре, ораторианца, содержат подробное описание самого чудовищного святотатства, в котором оказались замешаны трое капелланов – Давид, Матурин Пикар, кюре Меснил-Журдена, и Тома Буле, ассистент Пикара. Помимо прочих богохульств они возобновили адамитскую ересь. Последователи этой ранней гностической организации совершали службы совершенно обнаженными, не говоря о других творимых ими непристойностях. Как-то в Страстную пятницу Пикар и Буле заставили Мадлену осквернить распятие и уничижить освященную гостию, швырнув ее разломанные частицы на землю и потоптавшись на них. Давид и Пикар были мертвы, когда правосудие настигло Буле, и он был сожжен в Руане 21 августа 1647 года [384].

В правление Людовика XIV настоящая эпидемия сатанизма охватила Париж [385]. Черные мессы проводились во многих домах, особенно часто в принадлежащем Ла Вуазен (Катарине Десайе), жившей на улице Борегар. Руководил этой мерзкой компанией печально известный аббат Гиборж, если верить слухам, незаконнорожденный сын Генриха де Монморанси. Вместе с ним там бывали Бригалье, раздатчик милостыни Ее Высочества; Бушо, директор конвента Ла Суасси; Дюлон, каноник из Нотр-Дама; Дюлесен, викарий Сен-Ле; Дюбуске; Сейссон; Дюсси; Лемперье; Лепре; Даво, викарий из Нотр-Дам-де-Бон-Нувель; Марьет, викарий из Сен-Северин, искусный в проклятиях; Леменье, викарий из Сент-Юсташа, принесший в жертву Сатане огромное количество детей; Туме; Ле Франк; Коттон, викарий из Сен-Пол, крестивший младенца помазанием и затем зарезавший его на алтаре; Гиньяр и Себо из диоцеза Бурже, служившие черные мессы в погребах парижских домов и наводившие чары с использованием самых отвратительных приемов.

В XVIII веке черные мессы отправлялись столь же часто. В 1723 году полиция арестовала за подобное богохульство аббатов Леколле и Борнеме; в 1745 году под подозрение в совершении того же преступления попал аббат Рошбланш. Ужасные сцены шабаша происходили в отеле мадам де Шарлуа. Банда сатанистов провела свою оргию 22 января 1793 года в Париже, в ночь после казни Людовика XVI. Аббат Фиар в двух своих работах «Lettres sur le diable» (1791) и «La France Trompee» (1803) убедительно доказал, что и в его время продолжались надругательства над евхаристией, но проходили они в обстановке глубочайшей секретности. В 1865 году один такой случай вышел наружу и вызвал немалый скандал, так что епископ Сана, ужаснувшись, вышел в отставку и уехал в Фонтенбло, где и скончался через восемнадцать месяцев, так и не отойдя от потрясения. О подобной практике в Париже стало известно в 1874 году. Другой схожий случай имел место в 1878 году. Широко известно, что персонажи романа Карла Гюйсманса «Бездна», равно как и детали действия, были списаны с натуры; более того, имена реальных прототипов никогда не скрывались [386]. Итак, культ зла продолжает функционировать и в наше время. Сатанисты, как и раньше, проводят свои черные мессы в Лондоне, Брайтоне, Париже, Лионе, Брюгге, Берлине, Милане – и увы – даже в самом Риме. Эта зараза существует как в Южной Америке, так и в Канаде. Во многих городах, как больших, так и малых, у сатанистов есть свои убежища, где процветают всяческие богохульные мерзости и где совершают они отвратительные ритуалы. Нередко свои темные силы они концентрируют на маленьких английских, французских и итальянских городах в тщетных попытках осквернить злом дьяволопоклонства древние очаги мира и спокойствия.

Сатанисты выводились даже на подмостки сцены. Один эпизод из «Un Soir de Folie» назывался «Le Sabbat et la Herse Infernale». Изображался там Сатана (актер Бенли), которому многочисленные поклонники возносили хвалы в готическом соборе.

Во время шабашей ритуал Святой мессы искажался или подвергался осмеянию в каждом аспекте, насколько это было возможно. Алтарь должен был иметь четыре опоры, иногда он располагался под деревом, в других случаях – на плоском камне или другом подходящем месте на природе, «aupres d’vn arbre, ou parfois aupres d’vn rocher, dressant quelque forme d’au-tel sur des colones infernakes», как пишет де Ланкр [387]. В более близкие к нам времена черные мессы проводились и проводятся в частных домах. Алтарь, таким образом, часто бывает стационарным, и у поклонников зла появляются новые возможности полностью воспроизвести символику сатанизма. Алтарь нередко покрывается тремя слоями полотна, и на него устанавливаются шесть черных свечей, посреди которых располагается перевернутое распятие или изображение дьявола. Иногда центральное местоположение занимает сам дьявол. Он может как стоять, так и сидеть на чудовищном троне. В 1598 году на известном ведьмовском процессе, проводимом парламентом Бордо, консультантами на котором были викарный генерал епископа Лиможа и ученый советник Пейро, Антуан Дюмон из Сен-Лорана признался, что часто поставлял большое количество свечей для шабашей – как обычных восковых для пользования присутствующими там лицами, так и больших черных для алтаря. Возжигались они Пьером Опти, ризничим, который нередко выступал Магистром церемоний, а то и сам проводил мессу [388].

В мае 1895 года представители семейства Боргезе посетили Палаццо Боргезе, которое сдавалось на время поэтажно и отдельными апартаментами. Но они не смогли пройти в некоторые комнаты и залы на первом этаже, арендатор как будто не знал, что время, на которое он снял этаж, подходит к концу. Однако, согласно статьям договора, он был обязан допустить их в любое указанное ими помещение для его осмотра и определения необходимости проведения ремонта. Принц Сципионе Боргезе, владелец дома, собирался въехать





в него после свадьбы вместе со своей невестой и отдал приказ об инспекции палаццо. Одну дверь съемщик категорически отказался открывать; когда же его стали к этому вынуждать, он повел себя весьма странно. Наконец, агенты указали, что они имеют полное право вскрыть помещение и что если им не позволят войти, они так и сделают. Когда принесли ключи, источник смущения арендатора быстро выяснился. Над входом в комнату была надпись «Templum Palladicum». Стены от пола до потолка были увешаны массивными занавесями из шелковой ткани с узорами, алыми и черными, предохраняющими комнату от света. В дальнем конце помещения виднелся гигантский гобелен, на котором более чем в человеческий рост была выткана колоссальная фигура празднующего триумф Люцифера. Прямо под гобеленом располагался алтарь, отлично оснащенный для проведения адских литургий. Все было здесь: черные свечи, церковные сосуды, служебники и требники. Обитые дорогой материей золотого и малинового цвета скамеечки и роскошные стулья для присутствующих на служении черной мессы были расставлены в строгом порядке. Электрическое освещение было продуманно таким образом, что казалось исходящим от человеческого глаза исполинских размеров. Нежданные свидетели поспешили покинуть проклятое место, сцену служителей дьявола, поскольку не имели ни малейшего желания и дальше продолжать инспекцию содержимого этой инфернальной часовни. [389]

Служебник, используемый при черной мессе, представлял из себя манускрипт, хотя мне нередко доводилось слышать и читать, что в близкие к нам времена эти богомерзкие гримуары могли и печататься в типографиях. Так, де Ланкр пишет, что колдуны Нижних Пиренеев (1609) видели ведущего черной мессы «tournant les feuillets d’vn certain liure qu’il a en main». [390] Мадлен Бован рассказывает: «On lisait la messe dans le livre des blasphemes, qui servait de canon et qu’on employait aussi dans les processions». [391] Страницы ведьмовского служебника часто представляли собой фрагменты человеческой кожи, ранее, как правило, принадлежащей некрещеному младенцу [392]. Жентьен ле Клерк, допрошенный в Орлеане в 1614 – 1615 годах, признался, что «le Diable… marmote dans un liure duquel la couuerture est toute velue comme d’vne peau de loup, auec des feuillets blancs et rouges, d’autres noires».

Существует немало описаний одеяний, в которые облачались служители черной мессы. Довольно редко они изображаются использующими облачения епископские, черного оттенка, надорванные, грязные и обветшавшие. Боге передает, что некая ведьма рассказала следующее: «Celuy, qui est commis a faire l’office, est reuestu d’vne chappe noire sans croix» [393], но представляется странным, что использовалась риза совершенно черного цвета, хотя, возможно, разгадка заключается в том факте, что подобное облачение было легко достать, не вызывая подозрений.

Аббат Гиборж иногда одевал ризу из белого шелка, украшенную еловыми шишками, что, безусловно, связано с исполняемыми им сатанинскими ритуалами. Об этом сообщает Маргарита, дочь Ла Вуазен, которая вряд ли могла ошибиться. [394] Но здесь, вероятно, месса носила не столько сатанистский, сколько эротический характер, в отличие от месс, проводившихся на шабашах. Те м не менее, и здесь призывались Астарот, Асмодей и Люцифер; это была, безусловно, литургия силам зла. В других случаях Гиборж облачался, как православный священник, в ризу, столу, стихарь, епитрахиль и орарь. В 37-й статье своего признания Гофриди сообщает, что служитель, произносивший сатанинскую мессу на шабаше, был одет в ризу фиолетового цвета [395]. Уже упоминавшийся ранее Жентьен ле Клерк присутствовал на служившейся во время шабаша мессе, где священник «был одет в ризу, украшенную крестом, на которой было, однако, всего три полосы». [396] Впоследствии появились сообщения об использовании облачений, украшенных инфернальными символами, например, ярко-красной ризы цвета высохшей крови, на которой был изображен стоящий на задних лапах геральдического вида козел; или ризы, на которой был вышит перевернутый крест; или других одеяний, художественно оформленных принадлежностями адской геральдики.

В осмеяние обряда окропления (Asperges) священник опрыскивает ведьм грязной и отвратительной водой или даже мочой. «В то же время дьявол помочился в вырытую в земле ямку и затем использовал мочу к качестве святой воды, в то время как отправлявший мессу священник окропил всех присутствующих с помощью черной кропильницы». [397] Сильван Невильон, колдун, проходивший по делу о сатанизме в Орлеане в 1614 – 1815 годах, сообщает: «Когда Трамсабот проводил службу, перед ее началом он опрыскал всех присутствующих святой водой, которая была ничем иным, как мочой, при этом он повторял Asperges Diaboli». [398] Жентьен ле Клерк показал: «Святая вода желтого цвета… после того, как всех ею окропят, начинается служба» [399]. Мадлен де ла Палюд сообщила, что всех колдунов опрыскивают водой, а также освященным вином из потира, причем все при этом громко восклицают: «Sanguis eius super nos et super filios nostros» (Кровь его на нас и на детях наших). [400]

Эта злая пародия на святейшие таинства начинается с призывов к дьяволу, вслед за которыми следует нечто вроде всеобщей исповеди, в ходе которой каждый в насмешку делает признание во всем добре, которое ему приходилось когда-либо совершать, и в качестве наказания произносит некое богохульство или нарушает по своему выбору какую-нибудь заповедь. Председатель разрешает грехи собрания, осенив их инвертированным знаком креста, причем левой рукой. Затем продолжается ритуал, исполненный всевозможного богохульства, но, как отмечает де Ланкр, при этом никогда не произносится Confiteor, даже в искаженной форме, и никогда не читается аллилуйя. После произнесения той части службы, когда собираются пожертвования, служитель несколько отходит от алтаря, и все собрание, выстроившись в ряд, прикладывается по одному к его левой руке. Затем королева шабаша, ведьма по старшинству, идущая сразу за Великим магистром, самая старая и искушенная в злодеяниях ведьма из присутствующих («en chasque village, – пишет де Ланкр, – trouuer vne Royne du Sabbat»), усаживается слева от алтаря и получает подношения – хлеба, яйца, мясо и другие подарки сельского происхождения, а также деньги, но только не те монеты, на которых изображен крест. В руках она держит тарелку «vne paix ou platine», на ней выгравирована фигура дьявола, которую целуют его поклонники. И сегодня во многих местах, особенно в Бельгии, во время святой мессы при сборе пожертвований все присутствующие в церкви подходят приложиться к instrumentum pacis, и повсеместно, при проведении архиерейской службы, к дискосу прикладывается сначала священник, а затем прелат (после чтения Agnus Dei и первой последующей общей молитвы).

Сильван Невильон, судимый в Орлеане в 1614 – 1615 годах, сообщил, что «Дьявол произнес молитву на шабаше, но никто не смог расслышать, что он сказал, так как речь его была подобна рычанию». [401]

На шабашах нередко возносятся молитвы, представляющие смесь святотатства и злости.

Затем к алтарю подносились гостии. Боге пишет, что они были темными и круглыми, на них был отштампован некий странный рисунок. Мадлен Бован описывает их как обычные облатки, правда, выкрашенные в красный цвет. В других случаях они могли быть черными и по форме треугольными. Нередко дьяволопоклонники оскорбляли гостию, называя ее «Iean le blanc», подобно тому, как протестанты именовали ее Jack-in-the-box. Чаша наполнялась иногда вином, иногда горьким напитком, от которого жгло язык как от огня. При чтении Sanctus трижды раздавался звук рога и возжигались факелы. Свет, исходивший от них, описывается как «серный и синий», qui est fort puante. Священник возносил лжедары, и вся компания, пребывая в состоянии истерического возбуждения и неестественной экзальтации, рвалась вперед с громкими завываниями и проклятиями, соперничая друг с другом в непроизносимых проклятиях и непристойностях. В то же время служитель изливал весь яд и всю грязь, поток грубейших мерзостей на аудиторию; ад, казалось, извергает свое вонючее содержимое на землю. Domina adiuua nos, domine adiuua nos, кричали они Дьяволу, Domine adiuua nos semper. Наконец, все присутствовавшие подходили причаститься дарами бездны, проглотить кусочки, приправленные грязью и навозом, выпить темный напиток проклятия. Гофриди признался, что Ite missa est на этих оргиях была обычно воспоследована такими словами: «Allez-vous-en tous au nom du diable!» В то время как аббат Губерж восклицал: «Gloria tibi, Lucifero!»

Черные мессы на шабашах несколько различались по форме в зависимости от обстоятельств. Например, в современной литургии сатанистов большое значение имеет воскурение некоторых пагубных и испускающих тяжелый запах трав. В XVI и XVII столетиях использование фимиама встречается крайне редко, хотя Сильван Невильон сообщил, что на шабаше он видел «как святую воду, так и фимиам. Пах он плохо, совсем не так приятно, как ладан в церкви» [402].

В наши дни псевдосвященник освящает гостию и чашу действительными словами святой мессы, но затем вместо того, чтобы преклонить колена, поворачивается спиной к алтарю [403]и немедля – sit uenia uerbis! – режет и колет гостию ножом, бросает ее на землю, топчет и попирает ее ногами. По крайней мере, часть содержимого чаши также проливается в сходном богохульном действе, и дальше нередко выносится ciborium с освященными гостиями, похищенными из церквей [404] или вынесенными при причастии во рту безумцами, не убоявшимися неотвратимого гнева Создателя. Черный священник, как они его называют, разбрасывает их по полу для того, чтобы за них боролись члены его конгрегации, стремящиеся в своем безумии оскорбить Тело Христово.

Тесно связанным с черной мессой сатанистов и явным пережитком Средневековья представляется суеверие гасконских крестьян – так называемая месса св. Цезария [405]. Мало кто из священников знал об этом ужасном ритуале, и немногие из искушенных в темных искусствах осмеливались вершить столь чудовищные церемонии и произносить слова богохульной молитвы. Ни исповедник, ни епископ, ни даже архиепископ Оша не могли отпустить грехи такому человеку. Прощен он мог быть лишь самим Папой в Риме. Мессу служили над разбитым и оскверненным алтарем в заброшенной или разрушенной церкви, где раздавался крик совы и в пустые окна влетали летучие мыши, где жабы оскверняли ядом священный камень. Священник должен был отправиться туда один поздно вечером в сопровождении лишь единственного помощника, человека самой подлой жизни, преисполненной преступлений. Ровно в одиннадцать он начинал; литургию ада следовало читать задом наперед; канон проговаривать с гримасами и усмешками; закончить с полуночным колоколом. Гостия должна была быть треугольной, с тремя острыми концами, и черной. В чаше не должно было быть вина, но лишь мерзкая вода, взятая из колодца, куда до этого было брошено тело некрещеного младенца. Святой знак креста следовало начертать левой ногой на земле. И человек, для которого произносилась эта месса, медленно умирал, и никакие доктора, никакое искусство медиков не могли его спасти, но он страдал и терял в весе, пока не отправлялся в могилу. [406]

Хотя в этом описании присутствует известная поэтизация, тем не менее, основные его детали можно считать соответствующими действительности. Черная треугольная


облатка нередко упоминается в материалах ведьмовских процессов как священный хлеб шабаша, в то время как лорд Фонтенхолл [407], описывая дьявольское причастие лудианских ведьм, говорит: «иногда их напитком была кровь, иногда черная болотная жижа». Можно провести параллели и для множества других деталей.

Когда оканчивалась богохульная литургия шабаша, все присутствующие предавались самому беспорядочному разврату, прерывая его лишь для того, чтобы присоединиться к танцу или подкрепить себя приправленной пряностями едой и большим глотком вина, а затем вновь вернуться к оргии. «Вы легко можете себе представить, – пишет Боге, – что не было такой непристойности, которую бы там не проделывали, отнюдь не исключая тех вещей, за которые Небеса обрушили огонь и серу на Содом и Гоморру» [408]. Эрудированный доминиканец, отец Себастиан Микаэлис, который 19 января 1611 года допрашивал Мадлену де ла Палюд о ее участии в шабашах, пишет [409], что она рассказала о самых грешных оргиях, которые только можно представить [410]. Не хватает воображения, чтобы представить себе подобную порочность! Но Мадлена Бован (1643) передает еще более отвратительные детали [411]. В таком же разврате признавался и Жентьен ле Клерк из Орлеана (1614 – 1615) [412]. Боден передает, что очень многие из допрошенных им ведьм признались в том, что участвовали в оргиях [413]. В 1459 году «множество мужчин и женщин было сожжено в Аррасе, немало число которых взаимно обвиняли друг друга, и они признались, что по ночам участвовали в этих дьявольских танцах» [414].

В 1485 году Шпренгер выявил огромное количество колдунов в районе Констанца и «практически все без исключения признались, что дьявол имел с ними сношения, предварительно заставив отречься от Бога и Святой Веры» [415]. Также и многие исправившиеся ведьмы исповедовались в этих мерзостях – «и да будет известно, что пока они были ведьмами, демоны непрерывно их развращали. Также Генрих Кельнский подтвердил, что то же самое весьма распространено в Германии» [416]. В течение многих веков ученым авторитетам приходилось повторять одну и ту же чудовищную историю, и не имеет смысла далее приводить свидетельства демонологов. Сегодняшние сборища сатанистов также заканчиваются неописуемыми оргиями и мерзким развратом.

Иногда на шабашах в жертву демонам приносились животные. Так, второе обвинение против дамы Алисы Кителер, осужденной в 1324 году, гласило, «что она приносила в жертву дьяволам живых животных, которым она и ее компания отрывали по очереди части тела и затем приносили в жертву, разбрасывая их на перекрестках для одного демона, которого называли Робин, сын Артеса (Робин Артиссон), принца ада из меньших». [417]

В 1622 году Маргарет МакВильям «отвергла свое крещение, и он крестил ее, и дала она ему в качестве дара курицу или петуха» [418]. В современных ритуалах вуду петуха часто разрубают на куски перед фетишем. Гекате в жертву приносили черных щенков; Эней предложил подземным силам четырех совершенно черных волов и черного, как уголь, ягненка принес Ночи [419]; во время шабаша на Эсквилине Канидия и Сегана кусок за куском раздирали черную овцу, а кровь спускали в канаву [420]. Колен де Планси сообщает, что ведьмы приносили в жертву дьяволу черных птиц и жаб [421]. Принесение животных в жертву силам, почитаемым божественными, является, безусловно, пережитком глубокой древности.

Во многих отчетах о шабашах упоминается о присутствии там жаб. С колдунами и ведьмами они ассоциировались по причине отвращения, которое эти земноводные, как правило, вызывают у людей; во многих районах даже распространено поверье, согласно которому тот, на кого жаба пристально посмотрит, будет страдать учащенным сердцебиением, спазмами, конвульсиями и обмороками. Некий аббат Руссо, живший в XVIII столетии, провел ряд экспериментов с жабами, после чего заявил, что когда одно из этих животных посмотрело на него, то он на некоторое время впал в бессознательное состояние, и если бы ему не пришли на помощь, он не смог бы из него выйти [422]. Многие писатели, и среди них Элиан, Диоскорид, Никандр, Этий, Геснер, считали, что дыхание жаб ядовито и может заразить то место, которого оно коснется. Поскольку народ верил этим пустым историям, то вполне естественно, что жабы нередко упоминаются наряду с ведьмами. Де Ланкр рассказывает, что нередко демоны появляются именно в таком обличии. Жанетта д’Абади, ведьма с Нижних Пиренеев, которую он допрашивал и которая сделала достаточно полное признание, сообщила, что она видела, как на шабаш приносили немало жаб; одни из них были одеты в черный, другие – в малиновый бархат, и к их одеяниям были подвешены маленькие колокольчики. В ноябре 1610 года некий мужчина, гуляя по полям недалеко от Базе, обратил внимание, что его собака роет насыпь, и, приблизившись, увидел два упрятанных в земле горшка, накрытых полотном и крепко завязанных. Когда он открыл их, то обнаружил, что они наполнены отрубями, и в середине каждого находилась огромная жаба, завернутая в зеленый шелк. Не приходится сомневаться, что человек, поместивший их туда, серьезно относился к симпатической магии и накладывал с их помощью некое злое заклятие. Ведьмы ловили жаб и приносили их с собой на шабаш по причинам, о которых нетрудно догадаться. Из-за своего легендарного яда они служили основным ингредиентом ядов и снадобий и могли также использоваться для предсказания будущего, так как ведьмы нередко гадали по поведению своих жаб-фамилиаров. На это намекает и Ювенал, когда пишет:

Но не буду я, и не умею предсказывать Жаждущему молодому наследнику час смерти отца его, И не желаю я осматривать жабьи внутренности. [423]

По поводу этого отрывка Томас Фарнабл, знаменитый английский ученый (1575 – 1647), пишет: «Он намекает на труд гаруспиков, которые имели обыкновение осматривать кишки и внутренности. Плиний говорит: „Внутренности жабы (Rana rubeta), а именно язык, тонкие кости, желчный пузырь, сердце, имеют особые достоинства, так как используются во многих медикаментах и бальзамах. Подразумеваются здесь обыкновенные прыгающие жабы. Так, Плиний показывает, что эти животные отнюдь не ядовиты и бесполезно использовать их внутренности при изготовлении ядов“ [424]. В 1610 году Хуан де Экалар, колдун из Наварры, признался инквизитору дону Алонсо Бекарра Ольгвину из ордена Алькантара, что он и его ковен собирали жаб для шабаша и что когда они приносили их туда, то дьявол благословлял их левой рукой, после чего их убивали и готовили на огне вместе с человеческими костями и фрагментами трупов, извлеченных из свежевырытых могил. Из этой грязной смеси изготовлялись яды и мази, которые дьявол раздавал всем присутствующим наряду с указаниями, как их использовать. Так, предполагалось, что, обрызгав этой жидкостью пшеницу, можно поразить болезнью все поле и заодно уничтожить цветы и фрукты. Несколько капель, пролитых на одежду человека, должны были вызвать его смерть, а мазок по стене загона или стойла вызвать тяжелую болезнь скота. Из этих грубых суеверий и выросли фантастические истории о танцующих жабах, жабах, выряженных кавалерами, и жабах-демонах на шабашах.

Существуют многочисленные и верные свидетельства, что на шабашах в жертву приносили младенцев, не подвергшихся крещению. Часто это были дети посещавших шабаши ведьм. Поскольку ведьма могла нередко быть повивальной бабкой в деревне, то перед ней открывались особые возможности убить ребенка при родах, принеся таким образом жертву Сатане вне шабаша. «Нет людей, которые могли бы принести вреда Католической вере больше, чем повивальные бабки», читаем в «Молоте ведьм» (часть 1, ст. xi). Nemo fidei catholi-cae amplius nocet quam obstetrices.

Классические примеры жертвоприношений детей известны из дел Жиля де Реца (1440) и аббата Гиборжа (1680). В деле последнего нам известны имена 140 его жертв. Некоторые авторы полагают, что всего их было около 800. Их кровь, мозг и кости использовались для приготовления любовных зелий. Во времена Гиборжа жертвоприношение ребенка на нечестивой мессе стало столь обычным, что, как правило, он платил не больше кроны за одну свою жертву. «Il avait achete un ecu l’enfant qui fut sacrifie a cette messe» (Ребенка, принесенного в жертву на этой мессе, он купил за крону). Эти ужасные церемонии нередко проводились по просьбе мадам де Монтеспан для того, чтобы Людовик XIV всегда оставался ей верным, отверг всех других своих любовниц, развелся с королевой и, наконец, возвел бы ее на трон [425].

Обычно ребенку перерезали горло, кровь лилась в подставленную чашу и потом на обнаженную плоть заказчика, который возлежал у алтаря. Ла Вуазен утверждает, что так убито было около 1500 младенцев. Это мне кажется возможным, тем более что в дело оказалось вовлечено и немало церковников. Многие из известнейших людей Франции присутствовали на этих святотатственных оргиях. Не менее 246 мужчин и женщин всех рангов и сословий были привлечены к суду; 36 из тех, что были победнее, пошли на виселицу, 147 подверглись заключению на разные сроки, немало покинуло страну или отправилось жить в отдаленные замки. Но многие материалы допросов были уничтожены в архивах, и сам Людовик запретил упоминать имя своей фаворитки в связи с этим делом. Те м не менее, она впала в немилость, и неудивительно, что после смерти Марии-Терезы 31 июля 1683 года король уже на следующий год женился на благочестивой мадам де Ментенон.

Людовико-Мария Синистрари пишет, что ведьмы «обещают дьяволу жертвоприношения и дары раз в две недели или по крайней мере каждый месяц; они обещают убить ребенка или погубить человека, применив магию». Вновь и вновь изучая архивы, сталкиваешься с детальным описанием похищения детей и ритуального детоубийства. Жир, вытопленный из детей, наравне с жабами применялся при изготовлении магических напитков. Верование, согласно которому трупы и их части имеют великую исцеляющую силу и являются необходимым элементом для приготовления эликсиров, распространено повсеместно с глубочайшей древности. Тело мертвеца почиталось лучшим средством для излечения многих болезней и для защиты от заражения ими. Опухоли, сыпь, подагра, как думали, проходят, если приложить к больному органу руку мертве-ца [426]. Зубная боль пройдет, если коснуться лица пальчиком мертвого ребенка [427]. Точно таким же образом можно извести бородавки [428]. Ожоги, карбункулы, герпес и другие кожные болезни, более чем распространенные в Средние века, могли быть излечены при контакте с определенной частью трупа. В Померании «рука хладного тела» защищала от пожара [429], а русские крестьяне думали, что мертвая рука может защитить от пулевых ранений и от стали [430]. Невежественные крестьяне долго полагали, что





доктора из госпиталя в Граце имеют привилегию раз в год забрать жизнь у человека для медицинских целей. Рассказывают, что некий молодой человек, обратившийся к ним из-за зубной боли или какой-то неопасной болезни, был связан, подвешен за ноги и затем его защекотали до смерти. Опытные химики сварили его тело до пастообразного состояния и затем использовали его, а также жир и перемолотые кости, для изготовления своих пилюль. Люди были убеждены, что именно этим объясняется ежегодное исчезновение какого-нибудь молодого человека в госпитале на Пасху [431]. Думаю, что эта традиция связана с ритуальными убийствами евреями св. Вильяма Норвичского (1144), Гарольда Глочестерского (1168), Гильома Парижского (1177), Роберта из Бёри Сент-Эдмундс (1181), св. Вернера Обервессельского (1286), св. Рудольфа Бернского (1294), св. Андрея Ринского (1462), св. Симона Трентского, младенца двух с половиной лет от роду (1473), Симона Абеля, чье тело лежит в Тынской церкви в Праге, пострадавшего за Христа 21 февраля 1694 года от Лазаря и Левита Курцханделей, Эль Санто Ниньо де ла Гардия, убитого у Толедо (1490), и многих других [432].

В течение трех столетий в Китае продолжались волнения, в основе которых лежала ненависть к европейцам. Особое значение имели выступления против католических лечебниц, приютов и школ, инициатива которых всегда принадлежала представителям партии интеллектуалов, которые провоцировали народ следующими лозунгами: «Долой миссионеров! Убить иностранцев! Они похищают или покупают наших детей для того, чтобы готовить магические лекарства и препараты из их глаз, сердец и других частей их тел». Барон Хюбнер в труде «Promenade autour du monde», II (Paris, 1873) рассказывает о резне в Тянь Цзыне 21 июня 1870 года и добавляет, что причиной ее стали именно такие подозрения. В 1891 году схожие выступления против европейского резидента в Китае произошли под теми же лозунгами. В конце 1891 года на Мадагаскаре такое же обвинение было выдвинуто против французов, точнее, предполагалось, что они употребляют человеческие сердца в пищу и поэтому похищают и убивают местных детей. Для предотвращения распространения таких слухов были приняты суровые меры. [433]

На процессе наваррских ведьм в 1610 году Хуан де Эчелар сообщил об использовании свечи, сделанной из руки младенца, удушенного до крещения. Зажигались кончики пальцев, и рука горела ясным пламенем, воистину «рука славы». В Форфаре в 1661 году Хелен Гутри и четыре другие ведьмы извлекли из земли тело некрещеного младенца и заключили части его в пирог, который потом сами и съели. Они думали, что теперь ни угрозы, ни пытки не заставят их признаться в своем колдовстве. На мой взгляд, это типичный случай симпатической магии. Как язык младенца никогда не произносил и не произнесет слов, так не смогут их произнести и ведьмы.

Мало кто из ученых размышлял о том значимом факте, что практически все, что мы знаем о ведьмовских шабашах, имеет параллели в сегодняшней Африке. Так, у бантуязычных народов существует общество под названием «Команда колдунов», члены которого проводят тайные встречи в полночь глубоко в джунглях для того, чтобы навести болезни и смерть на своих врагов с помощью магических формул и заклинаний. Сова – их священная птица, и их сигнал является подражанием ее крику. Считается, что они оставляют тела спящими у себя дома, а на магические встречи отправляются их астральные тела, проходящие сквозь стены и мгновенно путешествующие по верхушкам деревьев. На встречах они имеют визуальный, звуковой и телесный контакт с духами. Они проводят пиры, на которых поедается «сердце-жизнь» какого-либо человека, который, потеряв сердце, заболевает и, если ему не вернуть «сердце», в конце концов умирает. Первый крик петуха означает для них время расходиться, поскольку они боятся появления первой утренней звезды. Если они не успеют вернуться в свои тела до восхода солнца, то не только все их планы потерпят неудачу, но и обратятся против них самих, и они ослабнут и зачахнут в мучениях. Это общество было перенесено черными рабами в Вест-Индию, на Ямайку и Гаити, а также в южные штаты США, где традиция стала именоваться вуду. Согласно судебным протоколам, полуночные собрания проводились на Гаити еще в 1888 году и на них люди, главным образом дети, убивались и затем поедались на чудовищных пиршествах. Европейские правительства в Африке подавили распространение черных искусств, но тайно они продолжают существовать и, как полагает д-р Норрис, c уходом белых людей быстро распространятся с прежней силой.

Трезвое размышление подводит нас к выводу, что за каждой из подчас фантастических деталей шабаша, преувеличенных и переосмысленных в ходе дознания, стоят вполне надежные и многочисленные свидетельства. Без сомнения, имели место и галлюцинации; некоторые показания свидетельствуют о расстроенном воображении и психической болезни подозреваемых, об их тщеславии, которое заставляло их сгущать краски. Но в основании всего этого лежат факты, и факты более чем тревожные.

И вот, едва забрезжил рассвет, компания грешников разделилась и каждый заспешил домой, бледный, ослабевший и изможденный после ночи напряженной истерии, бешеных безумств и мерзких излишеств.

«Le coq s’oyt par fois es sabbats sonnat le retraicte aux Sorciers» (Кричит петух, закончен шабаш, колдуны рассеиваются и исчезают).

ГЛАВА V.

Ведьма в Священном Писании

В Священном Писании можно найти огромное количество слов и выражений, которые непосредственно относятся к колдовству, предсказанию будущего и демонологии, и многие ученые уже подвергли их тщательному изучению и анализу. Некоторые из этих терминов имеют общий смысл, другие, можно сказать, расплывчаты и неопределенны, третьи весьма специфичны. Значение одних фраз вполне понятно, по поводу других ученые до сих пор ведут споры и не могут достичь полного компромисса. Как бы там ни было, заслуживает внимания то, что с самого начала отношение библейских авторов к магии и смежным с нею практикам было, безусловно, враждебным. Неистовые и постоянные обличения сторонников оккультных наук и посвященных в эзотерические мистерии основываются, однако, не на подозрениях в обмане, а, напротив, на отвращении к магии как таковой, которая рассматривалась как потенциальная почва для зла, способная навести проклятие на все живое. Известно, например, что противники Моисея, маги [434] Йанний и Мамбрий были мастерами немалой учености и силы, поскольку, когда в присутствии фараона жезл Аарона превратился в живого змея, они и их ученики «fecerunt per incantiones Aegyptiacas et arcana quaedam similiter», бросили на землю свои жезлы, которые превратились в клубок извивающихся змей. Они также были способны навести на Египет жаб, но уничтожить их они затем не смогли. Очевидно, что автор Пятикнижия вполне признавал реальность магии и ее темные возможности, хотя предпочел сделать упор на ее бессилии в борьбе с чудесной силой, которой Создатель наградил Моисея. Змей, в которого превратился жезл Аарона, поглотил других змей. Нашествие мушек и песьих мух на людей и скот, мириады которых поднял Аарон из персти земной, не поддалось воспроизведению волхвами; более того, они возопили: «это перст Божий!» Спустя какое-то время, они не смогли защитить даже себя от воспаления с нарывами. Те м не менее, следует признать, что Йанний и Мамбрий обладали сверхъестественной силой, как и Моисей, хотя и не в такой степени. Черпали же они ее из источника совершенно иного, нежели пророк Господень.

Еще более удивителен эпизод с Валаамом, жившим в месопотамском городе Пефоре (Питру в клинописных текстах), который был вызван Валаком, царем Моавитским, чтобы наложить проклятие на народ Израильский, расположившийся после победы над амореями на границе с его царством. Царские посланники прибыли к Валааму «с подарками в руках за волхвование» – деталь весьма важная, так как из нее становится очевидно, что в обычаях тех земель было награждать подарками великой ценности за использование магических искусств [435]. Когда Валаам отказался, пусть и с неохотой, следовать за первым посольством, князья более высокого ранга были посланы к нему с тем, чтобы предложить богатства. «Я окажу тебе великую почесть и сделаю все, что ни скажешь мне. Приди же и прокляни мне народ сей», – вот что передал Валак. После ряда трудностей, поскольку Господь разрешает Валааму тронуться в путь лишь при условии, что он будет говорить только то, что Бог вложит ему в уста, путешествие начинается. Царь встречает его в пограничном городе и вместе они восходят «на высоты Вааловы», в священные рощи на холмах, где воздвигаются семь мистических алтарей, с тем чтобы на каждом в жертву были принесены телец и овен. Валаам почувствовал близкое присутствие Бога и вышел в некое место на возвышении, где говорил с Господом. Затем он вернулся к месту жертвоприношения и благословил израильтян. Валак в испуге и смущении торопит Валаама. Они отправляются на горы Фасги и исполняют те же церемонии. Но Валаам вновь благословляет народ. Делается третья попытка. На этот раз жертвенники воздвигаются на вершине Фегора, центра местного культа Ваал-Фегора, отправление культа которого содержало в себе примитивный ритуал, исполненный бесчинств [436]. Вновь совершается семикратное жертвоприношение на семи алтарях, и опять Валаам не может пойти против воли Божьей, впадает в транс и произносит слова благословения. Проницая туманную завесу будущего, он лицезреет Мадонну, звезду от Иакова и Сына, который есть Скипетр Израилев. «И воспламенился гнев Валака на Валаама и всплеснул он руками своими». Разочарованный и обманутый в своих ожиданиях, царь отправляет пророка на родину без даров.

Следует обратить внимание на то, что в ходе этого повествования, детали которого как интересны, так и важны, библейский автор ничуть не сомневается в больших возможностях Валаама, на которые столь надеялся моавитский царь. Валаам был известным волхвом, одним из тех, кто знал и мог обрушить на врага смертоносное Слово Силы. У арабов, на ранней стадии их истории, как и у евреев, магические заклинания, Слово Благословляющее или Проклинающее играло весьма значительную роль. На войне поэт, проклинающий врага в ритмических стихах, делал немало для повышения боевого духа своего войска. Евреи Медины приносили в свои синагоги изображения заклятого врага этого народа Малика бен ал-Аглама; и у его портрета они вершили заклятья при каждом удобном случае. Реальность оккультных сил Валаама стоит в центре этого повествования. Иначе зачем было бы применять его способности на службе Израилю? Приветствие Валака не комплимент, а констатация факта: «Я знаю, что кого ты благословишь, тот благословен, и кого ты проклянешь, тот проклят». Нельзя счесть не относящимися к делу и горькие





слова Деворы (Суд. 5:23): «Прокляните Мероз, говорит Ангел Господень, прокляните, прокляните жителей его за то, что не пришли на помощь Господу, на помощь Господу с храбрыми». Вера в силу произнесенного слова существовала во все времена и повсеместно, сохраняется она и по сей день.

Хотя Валаам изрекал пророчества, следует помнить, что он не был пророком в том смысле, которое вкладывалось в это слово в Священном Писании. Он был предсказателем будущего, волхвом. В Вульгате применен термин hariolus [437] (от санскритского hira – внутренности); по сути, это то же, что и haruspex. Изначально этот термин относился к этрусским жрецам, которые предсказывали будущие события, осматривая внутренности принесенных в жертву животных. От этрусков эта практика была перенесена к римлянам. Не исключено, что именно так Валаам использовал внутренности семи тельцов и семи овнов, совершил extispicium, метод вопрошения о грядущем, который, кажется, был распространен повсеместно, хотя способы чтения и толкования знаков различались у разных народов и в разные эпохи. Обычай этот был распространен до недавних времен и даже теперь, видимо, используется оккультистами. Известно, что подобной практикой занималась Екатерина Медичи, нечто похожее существует в темных ритуалах вуду на Ямайке и Гаити. Св. Фома, правда, именует Валаама пророком, но, спешит уточнить святой, «пророком дьявола». Ученый Корнелий из Лапиды в глоссах на Книгу Чисел пишет: «Понятно, что Валаам был пророком, но не Бога, а Дьявола… Он был магом и искал встречи с демоном, чтобы держать с ним совет» [438]. Он также считал, что семь алтарей были возведены в честь повелителей семи планет. Семерка, безусловно, число совершенное и мистическое так же, как тройка. Многое, может быть, сделано посредством использования нечетных номеров. У Вергилия женщина, призывающая назад своего охладевшего к ней любовника Дафниса путем мощного заклинания, восклицает: numero deus impare gaudet (небеса предпочитают нечетные номера), эклога viii, 75 (Pharmaceutria). Cв. Августин, св. Амвросий и Феодорит полагали, что во время первой встречи Валаама с Господом он сначала ожидал встретить своего демона, фамилиара. Но «Господь встретил Валаама». Уже стремительность и беспорядок действий мага указывают на его намерения, так как насколько Божественная литургия совершается с должным достоинством, приличием и приятством, так и все, что связано с черной магией, делается торопливо, уродливо и страшно по сути и виду.

Одним из наиболее поражающих эпизодов Ветхого Завета является рассказ о некромантии, связанный с явлением Самуила в пещере (или доме) Аэндора. Саул накануне кровопролитной битвы с филистимлянами весьма смущен и поддается нервному срыву, видя наступающие силы превосходящего противника. Паника его усиливается, когда он пытается посоветоваться с Божественными оракулами и не получает ответа «ни во сне, ни чрез урим, ни через пророков». И хотя в былые годы своего правления он показал себя последовательным гонителем всякого ведовства, в столь затруднительных обстоятельствах он готов был ухватиться за любую соломинку и приказывает своим слугам искать «женщину-волшебницу» [439], и его слуги сообщают ему: «здесь в Аэндоре есть женщина-волшебница». Речь же идет о маленькой деревушке на северном склоне холма, лежащего к югу от горы Фавор.

Собственно, здесь используется термин «pytho» (quaerite mihi mulierem habentem pythonem), а в авторизованной версии «дух-фамилиар», в оригинале слово «obh» [440], которое означает пробужденный дух умершего, а также и человека, его контролирующего и делающего с его помощью предсказания. Аэндорская ведьма описывается как обладательница «obh». Септуагинта дает это слово как еУУссатрс^0о5 что означает «чревовещатель». Объясняется это тем, что, вероятно, действительно занимавшиеся такого рода подделками полагали, что и подлинные некроманты вводят людей в заблуждение, изображая измененные голоса, вещающие откуда-то из-под земли. Эти взгляды, с особой силой высказанные Ленорманом [441] и скептичным Ренаном [442], в действительности совершенно неверны. Другое объяснение заключается в том, что в античности чревовещание полагали вызываемым временным вселением духа. В связи с этим можно привести любопытный отрывок из пророка Исайи: «Querite a pythonibus, et a diuinis qui strident in incantationibus suis» (Остерегайтесь тех, у кого духи-фамилиары и магов испускающих шипение. – Авт. версия). Многие греческие и латинские авторы считали, что духи издают странные и характерные звуки. Гомер (Илиада, XXIII, 101; Одиссея, XXIV, 5, 9) использует слово ???????, которое в других местах означает чириканье куропаток, молодых ласточек, саранчи; звуки, издаваемые мышами, в т. ч. и летучими [443], иногда даже неодушевленными предметами, например, дверьми или же чем-то, горящим в огне. Вергилий в «Энеиде» (III, 39) описывает крик Полидора, изшедший из его могилы, как gemitus lacrimabilis, и гул, издаваемый духами в Гадесе, как uox exigua. Гораций также в своем описании полуночного эсбата на Эсквилине описывает голос как triste et acutum (Sermonum, I, viii, 40 – 41):

Singula quid memorem, quo pacto altrerna loquentes Umbrae cum Sagana resonarent triste et acutum.

Стаций в «Фиваиде» (VII, 770) говорит о «strudunt animae», Каспар фон Барт, знаменитый немецкий ученый XVI столетия, подводит итоги таким образом: «Homericum hoc est qui corporibus excedentes animas stridere excogitauit». И во всем известных строках «Гамлета» (I, 1) читаем:

И в саванах бродили мертвецы, По римским улицам визжали, выли. [444]

Когда Саулу рассказали об этой ведьме, он немедля снял с себя все царские регалии и, переодевшись, глубокой ночью отправился со своими двумя наиболее доверенными лицами, завернувшись в плащи, к отдаленному и скрытому убежищу этой женщины. Он стал убеждать ее продемонстрировать свои возможности и поднять дух человека, которого он назовет. Сперва она отказывалась, так как за несколько лет до этого были приняты законы, по которым все маги и волхвы наказывались смертью. Вполне резонно она боялась, что представшие перед ней загадочные незнакомцы строят западню с тем, чтобы лишить ее жизни. Но царь все-таки убедил ее, дав страшную клятву, что ничем не повредит ей. Тогда, как он и желал, она стала призывать дух пророка Самуила. После совершения заклинаний и видений различных духов женщина сказала: Deos vidi ascendentes de terra; св. Григорий Нисский поясняет, что это были демоны, ?? ??????????, – Самуил является в обстановке, внушающей трепет и ужас, и в тот же момент сивилла узнает Саула (каким образом, нам не известно) [445]. В ужасе и ярости измученная старуха поворачивается к нему и восклицает: «Зачем ты обманул меня? Ты – Саул!» Царь, однако, немедля заверил ее, что не причинит ей вреда и, чувствуя, что перед ним находится существо не из плоти и крови, – он не мог видеть призрак, но почувствовал его замогильное присутствие, спросил: «Какой он видом?» И когда ведьма, одна только и видевшая призрак, стала его описывать: «Выходит из земли муж престарелый, одетый в длинную одежду», то Саул немедля признал Самуила и простерся перед ним на земле, в то время как видение предсказывало его близкую и скорбную судьбу.

Здесь мы сталкиваемся с подробно описанной сценой совершения акта некромантии. Надо заметить, что в ней присутствуют достаточно специфичные и, надо думать, редкие особенности. Так, одна лишь ведьма может видеть призрак, хотя Саул немедленно узнает его по ее описанию; он непосредственно обращается к Самуилу и затем слышит предсказания мертвого пророка. В целом повествование, безусловно, производит впечатление подлинности.

Существует несколько объяснений подобных случаев. В первую очередь надо заметить, что некоторые авторы отрицали реальность подобных видений и считали, что ведьма обманула Саула посредством хитрости. Вряд ли такое возможно. Маловероятно, чтобы она стала рисковать жизнью, что, безусловно, было связано с демонстрацией магического искусства или претензией на владение им, будь она простой шарлатанкой; для того чтобы разработать план обмана, надо было обладать необычайным интеллектом, скоростью мышления и интуицией; и совершенно невероятно, чтобы она пошла на столь бескомпромиссное обличение царя и предсказала бы столь трагический конец его династии. Собственно, такое истолкование не допускается всем контекстом истории, не дозволяется оно и Отцами. Впрочем, Феодорит допускает, что здесь имел место некий обман, но отказывается прийти к каким-то определенным выводам по этому поводу. В своих Quaestiones in I Regum Cap. xxviii он вопрошает: ??? ?? ???? ??? ????????????? ??????? [446] и говорит о том, что одни полагают, что ведьма действительно вызвала Самуила, другие верят, что обличие пророка принял дьявол. Первое мнение Феодорит счел неблагочестивым, второе – попросту глупым.

Св. Иероним, авторитет которого, безусловно, мог бы положить конец этой дискуссии, высказывается, пожалуй, не вполне определенно; но его комментарии в значительной степени показывают, на мой взгляд, что он склонялся к тому, что и в самом деле видение было Самуилом. В своем трактате «In Esaiam» (III, vii) он пишет: «Многие авторы думают, что ясный знак был дан Саулу от самой земли и из самых глубин Гадеса, когда он лицезрел Самуила, призванного песнопениями и магическими заклинаниями» [447]. И также «In Ezechielem», Lib. IV, xiii, святой доктор, рассуждая о ведьмах, говорит: «они вдохновляемы злым духом. Евреи утверждают, что они весьма умелы в запретных искусствах, некромантии и предсказании будущего, подобно той карге, которая подняла дух Самуила». [448]

Некоторые церковные писатели приписывают явление Самуила злому духу, принявшему обличье пророка для того, чтобы лишить Саула храбрости и привести его в отчаяние. Так, св. Григорий Нисский в письме «De pythonissa ad Theodosium» [449] говорит, что дьявол обманул ведьму, которая, в свою очередь, обманула царя. Св. Василий считает, что «это были демоны, принявшие обличие Самуила» [450]. И он предполагает, что все сказанное Саулу было, тем не менее, совершенной истиной; демоны просто передали ему известный им вердикт Господа. Среди латинских Отцов следует упомянуть Тертуллиана, который сотней лет раньше написал: «И верю я, что злые духи многих могут соблазнить своей ложью; так позволено было лгущему духу притвориться тенью Самуила» [451].

Те м не менее, большинство авторитетов склонялось к тому буквальному толкованию события, согласно которому Самуил действительно появился перед согрешившим монархом и предсказал его конец. Вот что пишет Ориген, опираясь на слова самого Ветхого Завета: «Но там определенно сказано о том, что Савл узнал Самуила» [452]. И затем он добавляет:


«Писание не может лгать. Слова же Писания таковы: „И женщина увидела Самуила“ [453]. В другом месте, рассуждая о злых духах, он отмечает: «И эти души имеют место, где пребывают постоянно, о котором сообщил я вам, когда говорил о ведьме, призвавшей Самуила, в то время как Саул попросил ее об этом» [454]. Св. Амвросий также сказал: «Даже после своей смерти, как известно нам из Св. Писания, Самуил продолжал пророчествовать о будущем» [455]. Важнейшим для нас является свидетельство св. Августина, который в ряде мест уделяет достаточно много внимания обсуждению этой темы и, наконец, приходит к выводу, что призрак, вызванный сивиллой, действительно был духом пророка Самуила. Так, в одном из важнейших своих трактатов «De Doctrina Christiana», который он начал писать в 397 году и полностью закончил лишь в 427, он говорит: «Тень Самуила, уже давно мертвого, правдиво предсказала судьбу царю Савлу» [456]. А в другом, еще более известном и объемном трактате «De Cura pro mortuis gerenda», написанном в 421 году, заключает: «Ибо предсказал пророк Самуил, уже мертвый, будущее царю Савлу, еще живому» [457].

Иосиф (Флавий) считал, что призрак ведьма вызвала с помощью своих некромантических способностей. В «Иудейских древностях» (VI, xiv, 2) рассказывая про «инцидент в Аэндоре», он пишет: «(Саул) склонил ее вызвать ему дух Самуила. Она, не зная, кем был Самуил, вызвала его из Гадеса». Свидетельство весьма значимое!

Через весь Ветхий Завет проходит строжайший запрет в отношении греховной некромантической практики, но уже сами многочисленные повторения его указывают на то, что вызывание мертвых продолжалось и было достаточно распространено, хотя практиковалось оно в высшей мере скрытым образом. Закон Моисея вновь и вновь предостерегает против таких вещей: «Не обращайтесь к вызывающим мертвых, и к волшебникам не ходите, и не доводите себя до осквернения от них, Я Господь, Бог Ваш» (Лев. 19:31); «И если какая душа обратится к вызывающим мертвых и к волшебникам, чтобы блудно ходить вслед них: то Я обращу лице Мое на ту душу и истреблю ее из народа ее» (Лев. 20:6). Еще более четко говорит об этом следующий запрет: «Не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою через огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых. Ибо мерзок пред Господом всякий делающий это» (Втор. 18:10 – 12). Очевидно, что основное зло этого греха заключено в «оскорблении величества» Бога так же, как и грех ереси [458]. Этим объясняется и то, что наказание, предусмотренное за такой грех, – смерть. «Мужчина ли или женщина, если будут они вызывать мертвых или волхвовать, да будут преданы смерти» (Лев. 20:27). И знаменитый закон (Исх. 22:18) гласит: «Ворожеи не оставляй в живых».

Тем не менее, некромантия продолжала существовать и иногда, как это случилось во время правления Манассии, тринадцатого царя Иудейского (692 – 638 до Р. Х.) [459], она выбиралась из темных углов и скрытых нор, чтобы гордо и неприкрыто развернуть свои знамена во дворцах и на площадях днем, в исполненной суеверий столице. В дни этого царя открыто действовали предсказатели, наблюдались знаки, искали работу пифии, умножались гадалки, «много сделал неугодного в очах Господа, чтобы прогневать его» (4 Цар. 21:6). Были возобновлены ужасные ритуалы человеческих жертвоприношений, и всем было известно, что сам суверен по самым пустячным и малозначимым поводам прибегает к extispicium, выискиванию знаков судьбы в еще трепещущих внутренностях убитых ради этого мальчиков. «Еще же пролил Манассия и весьма много невинной крови, так что наполнил ею Иерусалим от края до края» (4 Цар. 21:16).

Мы можем сравнить ужасную магию иудейского царя с детализированным признанием Жиля де Реца, который на своем процессе «сообщил, как он похищал детей, подробно исповедовался во всех своих льстивых обещаниях, в дьявольском возбуждении, безумных убийствах, безжалостных насилиях: преследуемый видениями своих несчастных жертв, он подробно описывал их длительные агонии и пытки; их жалобные крики и предсмертные хрипы их гортани; он сообщил, что перебирал их теплые внутренности; он признался, как вырывал их сердца через огромные зияющие раны подобно тому, как срывают созревший плод» [460]. Демонам поклонялись за шесть веков до Р.Х. таким же образом, как и спустя четырнадцать столетий после Рождества Спасителя.

Как указывалось ранее, Валаам использовал для extispicium тельцов и овнов, и девять столетий спустя в Книге Иезекииля (21:21) было написано, что Асархаддон осматривал печень принесенных в жертву животных, для того, чтобы провидеть будущее. «Потому что царь Вавилонский остановился на распутье, при начале двух дорог для гадания; трясет стрелой, вопрошает терафимов, рассматривает печень. В правой руке у него гаданье „в Иерусалим“, где должно поставить тараны, открыть для побоища уста». Гадание по стрелам, беломантия, о которой здесь идет речь, была очень распространена у халдеев, равно как и у арабов. Вот как комментирует св. Иероним этот отрывок: «Он должен встать на дороге и советоваться с оракулом по примеру своего народа, затем он помещает стрелы в колчан и перемешивает их, написав на них имена или знаки каждого из народов, чтобы видеть, какая из стрел полетит дальше и какой город он должен атаковать в первую очередь»

Среди трехсот шестидесяти идолов, стоявших вокруг Каабы в Мекке и полностью уничтоженных Мохаммедом, когда он взял этот город на восьмой год Хиджры, была статуя человека, сделанная из агата, державшего в руке семь стрел вроде тех, которые использовались при гадании арабскими язычниками. Эта фигура, которая, как говорят, в древности изображала патриарха Авраама, почиталась с особым усердием.

Как правило, древние арабы использовали в магических практиках лишь три стрелы. Они бережно сохранялись в храме некоего идола, перед местом поклонения которому они были ранее освещены. На одной из них было написано: «Господь повелел мне», на другой – «Господь запретил мне», на третьей надписи отсутствовали. Если при гадании вынималась первая стрела, то вопрошающий видел в этом отличный знак для всего, что он задумал; если вынималась вторая, он предвидел неудачу; если третья, то все стрелы перемешивались заново, и гадание проводилось сызнова. Похоже, что эти стрелы неизменно использовались всеми арабами перед тем, как они предпринимали нечто важное, например, перед тем, как решали пуститься в путешествие, жениться, заключить важную сделку.

В некоторых случаях и в отдельных странах вместо стрел использовались прутья. На маленькие палочки наносили тайные знаки и бросали в сосуд. Затем одну из них вынимали. Иногда их подбрасывали в воздух, обращая внимание на то, в каком направлении они летели, и на позицию, которую они занимали при падении. Эта практика известна под названием рабдомантии. В Септуагинте, точнее, в Книге Иезекииля (21:21), говорится о ????????????, а не о ???????????, о рабдомантии говорит и св. Кирилл Александрийский.

В Коране, в суре V «Трапеза», сказано: «вино, майсир, жертвенники, стрелы – мерзость из деяния Сатаны». И затем: «сторонитесь же этого, может быть, вы окажетесь счастливыми».

Интересно, что одна из форм предсказания упоминается в Торе, если не с одобрением, то, во всяком случае, без категорического отвержения. Во время второго путешествия сыновей Иакова в Египет для покупки зерна, когда был голод, Иосиф приказал наполнить их мешки едой и положить их серебро в отверстие мешков, причем в мешок Вениамина при этом была также спрятана серебряная чаша. На следующее утро, когда они отправились домой и немного отошли от города, их догнали слуги Иосифа, и начальник дома его задержал их и обвинил в краже чаши: «Не та ли эта, из которой пьет господин мой? и он гадает на ней. Худо это вы сделали». В Вульгате это звучит так: «Scyphus quem furati estis, ipse est in quo bibit dominus meus et in quo augurari solet: pessimam rem fecistis» (Быт. 44:5). И позже, когда их взяли под стражу и привели к Иосифу, он спросил их: «Разве вы не знали, что такой человек, как я, конечно, угадает?» В Вульгате: «An ignoratis quod non sit similis mei in augurandi scientia?»

В первую очередь надо отметить, что заявление Иосифа, произнесенное публично и открыто, о том, что он предсказатель большой силы, нельзя счесть просто отговоркой, соответствующей моменту. Из-за значения, которое уделяется в рассказе этой чаше, вполне очевидно, что начальник его дома считал ее сосудом большой ценности и значения, наделенным мистическими свойствами.

Эта чаша использовалась при гадании, известном как гидромантия, практике, повсеместно распространенной в античности и достаточно известной в наши дни. Гадалка, или в некоторых случаях вопрошающий, пристально глядя в водоем или сосуд с водой, начинает видеть там отражение того, о чем он хочет узнать. Страбон, XVI, 2, 39, рассказывая о персах, пишет: ?????? ???? ??????? ?? ?????? ??? ???????????? ??? ??? ?? ????????? ????????????? ??? ???????????… Царь Нума, согласно одной очень древней традиции, гадал, наблюдая богов в чистом источнике. «И сам Нума, не будучи наставляемым ни каким-либо пророком, ни Ангелом Господним, занялся гидромантией: делал он так, что его боги (вернее, демоны) появлялись в воде и советовали ему, как обустроить религиозные учреждения. Этот вид предсказания, говорит Варрон, пришел из Персии и использовался Нумой и затем Пифагором, хотя они использовали еще и кровь и называли привлеченных духов подземными. Греки называли это некромантией, но некромантия или гидромантия, называйте, как вам больше нравится, суть явления в том, что мертвые говорили» (Августин. О Граде Божьем, VII, 35).

Апулей в трактате «De Magia»[461] цитирует Варрона: «Trallibus de euentu Mithridatici belli magica percontatione consultantibus puerum in aqua simulacrum Mercuri contemplantem, quae futura erant, centum sexaginta uersibus cecinisse». В современном Египте часто вопрошается магическое зеркало. Мальчик всматривается в водяные брызги, или чернила, или другую темную жидкость, пролитую на ладонь, и в конце концов находит в наблюдаемых им картинах ответы на все задаваемые ему вопросы. Когда совершается кража, то обязательно советуются с магическим зеркалом. В Скандинавии деревенские жители, что-либо потерявшие, в ночь на четверг идут к гадателю, чтобы увидеть в кадке с водой, кто их ограбил [462]. Во всем мире распространено это верование, на Таити и среди гавайцев, на Малайском полуострове, в Новой Гвинее, у эскимосов.

Другие распространенные формы гадания – при помощи предметов, бросаемых в некую жидкость, драгоценных камней или амулетов, помещаемых в чашу, при помощи колец на водной поверхности. Теплый воск и расплавленный свинец выливали в сосуд с холодной водой, произносили отдельные буквы алфавита или изучали форму объектов, получившихся из воска или свинца; порой разбивали пустую чайную чашку, и


предсказания тогда могли делаться по форме и размеру чаинок, по тому, как они расположились. Подобные практики были распространены в Англии, Шотландии, Ирландии, Швеции, Литве; в Македонии таким же образом могла использоваться кофейная гуща.

Но независимо от того, был ли гадатель еврейским патриархом или римским императором, носило ли гадание какое-нибудь мудреное имя, вроде керомантии (гадание по застывшему воску), леканомантии (гадание по чаше воды), ойномантии (гадание по винному осадку), или же просто некая старая, завернутая в плед женщина, сидя у камина в своем коттедже, рассматривала чаинки, оставшиеся от своего полуденного чаепития, суть происходящего не менялась. Все системы гадания представляли всего лишь разные по форме попытки, концентрируя внешнее зрение, высвободить зрение внутреннее.

Неизбежным было появление шарлатанов-гидромантов, причем Ипполит Римский, пресвитер и антипапа (236 год) в своем важном полемическом трактате против еретиков «Philosophumena» [463] (IV, 35) детально объясняет, сколь искусно производили обман лжечародеи. Приготовлялось помещение, потолок окрашивался в голубой цвет, дабы походить на небо, внутри помещали огромный сосуд, полный воды, со стеклянным дном, под которым находилась тайная комнатка. Заказчик пристально глядел в воду, и актеры, передвигавшиеся внизу, казалось, находятся в толще жидкости.

Учитывая тяжкие наказания, предназначавшиеся Священным Писанием для практикантов магии, достойно упоминания то, что автор Пятикнижия не осуждает гидромантические искусства Иосифа. Действительно, помимо книги Бытия, любые формы гадания, предсказания будущего или использование чар неизменно упоминаются как нечто, что следует запретить. В Книге Исайи (3,2), однако, Кесем, маг или гадатель, упоминается с достаточным уважением. «Ecce enim dominator Dominus exercituum auferet a Jerusalem et a Juda ualidum et fortem omne robur panis et omne robur aquae, fortem, et uirum bellatorem, iudicem, et prophetam, et hariolum, et senem». Здесь английский перевод Священного Писания умышленно затемняет смысл: «Вот Господь, Господь Саваоф, отнимет у Иерусалима и у Иуды посох и трость, всякое подкрепление хлебом и всякое подкрепление водою, храброго вождя и воина, судью и пророка, и прозорливца [464], и старца». «The Prudent» относится, безусловно, к Кесему, вид деятельности которого вполне отражает слово «hariolus».

В тридцатой главе Книги Бытия дается весьма детальное и любопытное описание акта симпатической магии. Иаков, служащий Лавану, должен получить в награду за труд всякий скот с крапинами и пятнами, всякую скотину черную из овец, также с пятнами и крапинами из коз. Но хитрый старый сириец отдал весь такой скот на выпас своим сыновьям «и назначил расстояние между собою и Лаваном на три дня пути, Иаков же пас остальной мелкий скот. И взял Иаков свежих прутьев тополевых, миндальных и яворовых, и вырезал из них белые полосы, сняв кору до белизны, которая на прутьях, и положил прутья с нарезкою перед скотом в корытах, куда скот приходил пить». «И зачинал скот перед прутьями, и рождался скот пестрый и с крапинами, и с пятнами». Более того, Иаков клал прутья перед глазами скота, лишь когда зачинал скот крепкий, так что в конце концов лучшие стада стали частью его доли. Значимы уже названия использованных им деревьев. Тополь в римском фольклоре был посвящен Геркулесу [465] и, поскольку он рос на берегах реки Ахерон в Эпире, считался связанным с ним, точнее – с водами горечи подземного мира (смешанная традиция, вероятно, весьма раннего происхождения). Так, Павсаний пишет: ??? ?????? ? ??????? ????????? ???? ??? ???????? ?????? ?? ????????? ???????.. В XVII веке листья английского тополя почитались важным ингредиентом пиров на шабашах и адских снадобий. Орешник связывался с магией с древнейших времен, а в Англии его и сейчас нередко называют «ведьмовской орешник». Каштан и его орехи ассоциировались, по-видимому, с первобытными сексуальными ритуалами. Связь здесь не очевидна, но вполне различима. В одной из самых известных свадебных песней «Эпиталамии» Катулла в то время, как мальчики распевали традиционные оскорбительные фесценнии, в толпе разбрасывались орехи. [466] Петроний (фрагмент XXXV) говорит о каштанах, как о дарах любви:

Aurea mala mihi, dulcis mea Marcia, mittis Mittis et hirsutae munera castaneae.

Между прочим, там же, в Книге Бытия, приведен очень интересный и показательный пример верований в магическую силу растений. «Рувим пошел во время жатвы пшеницы и нашел мандрагоровые яблоки в поле и принес их Лии, матери своей» (30:14). Рувим приносит Лие яблоки любви, которые хочет иметь Рахиль. После того как Лия торгуется с Рахилью, последняя за часть фруктов соглашается, чтобы в ту ночь Иаков возвратился в постель своей старшей жены, и действительно, она зачала и в свое время родила Иссахара. Лия использовала мандрагору как магическое средство, чтобы забеременеть; никакого неодобрения этому акту здесь нет.